Андрей
Шрифт:
Две половинки валялись под ногами, третью поискать пришлось.
И тут тоска отхлынула: что я несу? Какое ослепнуть…?
Я наклонился за плиту, чтобы поднять третью часть. Плита в основании была с достаточно глубокой трещиной. Эта трещина покрыта вся была мхом и из-под этого мха тянулось маленькое деревце, прутик еще совсем. Но это явно было деревце, невесть как сюда попавшее. Видимо, семечко залетело. Этому деревцу по барабану было, где оно растет, другого не дано было ему и другой жизни оно не знало, но ведь все равно –
Я позабыл про кирпич.
Я просто смотрю на этот торчащий прутик. Вот ведь как – растёт и не думает ни о «бессмысленности бытия», ни о чём вообще. Просто живёт - не об-ращая внимания ни на что, не теряя ни формы, ни сути своей. И все дышит в нем желанием жить. И в веточках этих, таких тонюсеньких, и в листиках, та-ких крошечных, во всем жизнь. Это и есть жизнь. Все ее отражение.
Где-то я встречал уже такое. Толстой, что ли, «Воскресение»?
И таким дерьмом себя почувствовал.
Тупой я. Что с того что читаю я много? Что из этого? Если я не могу из-влечь из своего ума никакой выгоды? Но как? Как?
Зачем я себя хороню?
…Тем временем светало. Небо стало серым, на востоке поднимался крас-ный диск солнца.
Вот, наконец-то увижу рассвет.
И вот что мне пришло в голову в тот утренний час.
Я напишу сочинение, не буду ныть. Надо - так надо. Лариса Николаевна, что ли, придумала эти порядки? Но напишу его не так, как говорят, а так как сам думаю. И не в двух словах, а так, что у всех глаза на лоб полезут, и у них просто не поднимется рука отчислить меня. В армию не пойду. Выучусь. На кого я там учусь - не знаю даже. Надо будет узнать.
Хотел закурить – никак. Поганая зажигалка никак не хотела загораться.
И все же на кого же я учусь?
А не рвануть ли мне к бабушке? Вдруг она и вправду болеет? Раньше ведь она в тепло не болела. Вдруг я ее больше не увижу? А даже если и как всегда, то ей просто не хватает внимания, а я поеду и обрадую ее. А она об-радуется, это точно.
Начал подниматься туман. И так захотелось рассвет увидеть, хоть раз в жизни! Долго глядел в ожидании, пока глаза не заболели. Смотрел, но так и не увидел, не дождался. Может, смотрю не туда?
Ну ладно, пора идти.
Пошел я не мимо дома, а той дорогой, какой обычно на учебу выхожу. Вдоль дороги, мимо дремавших таксистов, встречавших день. Мимо дворни-ков, рабочий день которых уже начинался, и личностей, весьма смахивающих на бомжей, бродивших как зомби в поисках картона и всяческих отходов, иногда стрелявших у меня сигареты. А я, такой добрый, всем даю, улыбаюсь. Хочется человеку покурить – на, кури, пожалуйста. Хорошо на душе так было, просто необъяснимое ощущение! Ветерок в спину дует, просто хорошо и все тут!
Вот, сирень цвести начинает, а я и не вижу!
Сигарет осталось
Большая часть магазинов была еще закрыта, но открыт был ночной, у остановки автобусной. Пришлось свернуть на тот же маршрут, каким я шел вчера, только в обратном направлении. Все стояло словно спящее, ожидая солнца и нового дня, изредка попадались все те же неуемные собачники, про-клинавшие все на свете из-за того, что им ни свет ни заря приходиться вста-вать и выгуливать своих питомцев, которые наверняка разбудили их своим скулением и лаем.
Впрочем, наверное, они давно к этому привыкли.
Вот и детский сад. На веранде куча мусора из пустых пластиковых пив-ных бутылок, пачек сигарет, чипсов - остатки культурного отдыха молодежи. Словно в родном подъезде.
Замерзшие ноги стали потихоньку отходить, сигнализируя мне покалы-ванием в ступнях.
Вот он - магазин. Миновав перевернутую урну, результат ночного гуля-ния в детском саду, зашел.
Внутри было тепло, что не могло не быть приятно после ночи на улице. Яркий свет немного бил по глазам.
Никого не было, кроме полусонной продавщицы, женщины лет тридцати пяти в белом, как у врача, халате. Посмотрев по витринам, я подошел к кассе и, прочистив горло, попросил сигарет. Положил деньги (последний полтинник) на прилавок. Продавщица ничего не ответила и, шурша обувью по кафелю, пошла за товаром. Вернувшись, положила пачку на прилавок своими ма-ленькими, толстыми ручонками.
– Мне не синий «Палл Малл», а красный – сказал я.
Идиот, сразу не мог сказать! – мелькнула мысль. И улыбнулся. Хорош, на-верное, я был, после ночи на улице!
Продавщица измученно закатила глаза и с нескрываемым возмущением направилась менять сигареты, пробурчав себе под нос что-то вроде «сразу го-ворить надо».
«Не сломаешься», пробурчал я, правда, про себя.
– Все?
– спросила продавщица, явно всем своим видом показывая: «толь-ко попробуй попросить что-нибудь еще».
– Все, – честно ответил я и опять улыбнулся.
Весь ее вид говорил: «Что ты лыбишься, огреть бы тебя лопатой, да нет поблизости ее». Не удивлюсь, если приняла меня за алкоголика или бомжа.
Пошел к выходу.
Над дверью висели часы. Я машинально отметил про себя: 6.30.
«Улыбайтесь, это раздражает!» – вспомнилась чья-то фраза.
Открыл дверь. Вышел в утро.
Надпись на пачке:
«Минздрав предупреждает: Курение вредит вашему здоровью»
Наверное, вправду вредит.
Не знаю, может, и так. Брошу когда-нибудь.
27
<