Ангел для кактуса

Евсеева Мария

— Я не собираюсь навязывать тебе общение с ними, не переживай, — тепло улыбается он, и это самое тепло слетает с его губ и заполняет всю меня целиком и полностью.

— Я…

Я хочу возразить, что совсем не переживаю по этому поводу, но он снова одаривает меня заботливым взглядом:

— Я все еще помню про твою нелюбовь к людям.

И я ощущаю легкий трепет оттого, что Алексей запоминает все, что я ему говорю.

— Не то чтобы нелюбовь… — сбивчиво отвечаю я, отчаянно борясь с желанием познакомить его в ответ с другой стороной своей жизни, но мои попытки оказываются тщетными. Я лишь мгновение мешкаю, разглаживая на коленях невидимые

складки платья, которое я отважилась надеть впервые по делу, а не ограничилась примеркой перед зеркалом, и, выдохнув, вываливаю на него все то, что долгое время копилось у меня внутри: — В общем, все дело в отце. Глядя на то, как он сейчас живет, меня не могут не раздражать люди, которым не приходится и палец о палец ударить, чтобы заполучить то, что они хотят.

— Твой отец…

— Он бросил нас с мамой! — на одном дыхании выпаливаю я и чувствую, как мой язык перестает слушаться. Он становится тяжелым и неповоротливым, поэтому каждое последующее слово дается мне с трудом. Но я продолжаю: — Как только его дело пошло в гору, он сказал, что уходит от нас. В никуда! Его тяготят семья и обремененность. Он почувствовал вкус денег. Познал, как они в одно мгновение меняют все: отношение к нему других людей, в том числе и женщин, которые никогда не обращали на него внимания, привычки, собственные взгляды на многие вещи, да вообще жизнь! Сначала он купил себе многоуровневую квартиру в центре, потом построил огромный дом за городом, нанял домработницу и садовника, а нам с мамой с барского плеча оставил две комнаты в «сталинке», в которой когда-то доживала свою старость моя бабушка, его мать. — Я отворачиваюсь к окну и вспоминаю, как еще совсем недавно мы все четверо сидели за общим столом и, болтая обо всем и ни о чем одновременно, пили душистый горячий чай из широких чашек в мелкий цветочек. Но теперь… — Он возит по ресторанам моих сверстниц, сорит деньгами, делая каждой такой однодневной подружке дорогие подарки, а тем, кто задержался на дольше, оплачивает учебу и глупые прихоти. — Я запинаюсь, но то, что болит у меня внутри, успевает выскользнуть наружу: — А когда-то Настя смеялась над его внешностью и полнотой!

— Прости, — тихонько произносит Алексей и снимает очки. — А Настя — это…

— Моя подруга. Бывшая подруга, которая росла вместе со мной у него на глазах. Сейчас она далеко не та девочка с тощими косичками и ножками-палочками: она раскованная, симпатичная и не обременена семьей. Зачем ему мы? Мы всегда тянули его на дно.

— Прости, — вновь повторяет Алексей.

В ответ я нервно хмыкаю:

— Да ладно, все нормально.

Некоторое время мы оба молчим. В соседней машине я замечаю девушку, которая выдувает пузыри из жвачки, и вдруг вспоминаю, с каким невозмутимым выражением лица Настя просила меня не драматизировать и отнестись к их отношениям более либерально. Но меня до сих пор трясет от одной только мысли, что мой отец ее покупает, а она — продается. Долбанный мир! Сколько в нем странностей и несправедливости!

Я делаю шумный вдох и по мере того, как наполняются мои легкие, мало-помалу прихожу в себя. И почти сразу же замечаю, в какое неловкое положение я загнала Алексея своими откровениями.

Вот пропасть! Он напряжен: напряжены его руки, плечи, мышцы на шее, я вижу, как пульсирует проступающая вена на лбу…

Мы сворачиваем с центральной магистрали в сторону юго-западного района, и я запоздало спохватываюсь:

— Кажется, пришла моя очередь извиняться, — неловко улыбаюсь я.

На что он незамедлительно

отвечает:

— Ты что! Тебе не за что извиняться.

И смотрит на меня так, как будто я ни разу не цепляла его, не обзывала, не навешивала ярлыков, и он не видел во мне ту противную маленькую засранку, которая хамила ему напропалую. Он смотрит на меня так, как умеет смотреть только он.

В своих мечтах я рисую продолжение этого взгляда, которое выливается в бесконечно долгий, головокружительный поцелуй. Невозможно устоять! Поэтому я приказываю себе опомниться, пока не поздно.

К тому же Алексей так некстати улыбается. Божественно улыбается:

— Представляю, как я взбесил тебя тогда, когда сбил ящики с кактусами. На твоем месте, в твоем положении, я бы расправился с этим богатеньким супчиком сразу же!

— Поверь, я желала расправиться, — тихонько хихикаю я.

— Но…?

Он снова покусывает губу, чтобы не рассмеяться, и я засматриваюсь на то, как он это делает, не обращая внимания на слова и неказистые однотипные дома, которые мелькают вдоль обочины.

— Что «но»?

— И что же тебе помешало?

Я прыскаю со смеху:

— Твоя идеальная рубашка! — И легонько толкаю его локтем в бок: — И то усердие, с которым ты каждый раз подлизываешься к моей маме.

— Этого умения у меня не отнять, — Алексей приподнимает бровь, и мы оба смеемся.

А потом я осматриваюсь, искренне не понимая, куда он привез меня. Это место напоминает мне промзону. С одной большой поправкой — здесь вполне чистенько, и горят фонари. Огромные светлые боксы приветливо улыбаются громадными ртами-рольставнями.

— Ты маньяк? — спрашиваю я, продолжая смеяться. — Ты решил устроить кактусам кровавое свидание в гаражах?

Алексей откидывается на подголовник и поворачивается ко мне:

— Считаешь, что свидание в гараже — что-то из ряда вон выходящее? — И добавляет: — Для кактусов.

— Да! — беспечно отзываюсь я.

— Тогда я спокоен, — мягко улыбается он, кладет руки на руль и коротко сигналит.

Практически сразу справа от машины что-то вспыхивает. Я задираю голову вверх и вижу, как на крыше ближайшего бокса серебряными переливами сияет стол и два стула, увитые гирляндами, а по боковой стене соседнего двухэтажного помещения развешаны круглые матовые лампочки.

— Ты владелец агентства по организации экстремальных свиданий? — спрашиваю я, когда Алексей собирается выйти из машины. Мне нужно какое-то время, чтобы подавить в себе необузданный трепет и восторг, прежде чем он откроет дверцу с моей стороны и подаст мне руку. Поэтому я оттягиваю этот момент, забрасывая его вопросами: — Это здесь ты проводишь все свое свободное от учебы время? В компании устриц?

Но Алексей решил отвечать на ходу.

— Скорее, в компании шоколадок! — доносится его развеселый голос с улицы.

Дверца распахивается, и мне ничего не остается, как податься ему навстречу.

Я едва дотрагиваюсь до его ладони, как кожу обжигает пламенная волна, которая прокатывается от кончиков пальцев до самого сердца и устраивает в нем настоящий пожар. Но мои шустрые маленькие пони почему-то не собираются тушить его, а, наоборот, выкидывают к чертовой бабушке все имеющиеся огнетушители.

Алексей ведет меня к входу, но я не ощущаю асфальта под ногами. Я как будто парю над ним, буквально на три сантиметра от поверхности, потому что несмотря ни на что остаюсь маленькой девочкой, почти на голову ниже этого обольстительного джентри, который все еще держит меня за руку.