Ангел и фляга
Шрифт:
Но вот он я – случайным образом оказавшийся рядом, и вроде бы, уже не самый далёкий человек на свете. Вот они – проблемы, и их нужно решать вместе. Вот она – тяжесть, какие-то периодические падения, уходы в депрессию, меланхолию, местами даже отчаяние. Вот он – измученный неподъемными до поры, до времени задачами мозг, натянутые, как струны, нервы. Вот она – душа, что мечется в вечном поиске между тьмой и светом, открытая всем ветрам, доверчивая, сама идущая в руки.
И вот она, реальность.
Тяжёлый, унизительный разговор с родителями остался за спиной. Я
Миновав череду омерзительных скандалов, я собрал все необходимые вещи, и с тяжёлым сердцем рванул к Севетре – вписываться «до тех пор, пока».
О чём-то говорил с таксистом, пока тот гнал оранжевую «Волгу» из одного конца города в другой – просто так, лишь бы не молчать. Глядя на дорогу, думал: «Неужели это и есть тот самый путь в самостоятельную жизнь и счастье? И если так, то почему не выходят из головы встревоженные лица отца, матери, сестры? И правильно ли это: строить своё счастье на несчастье родных и близких?»
Я постепенно приходил к выводу, что происходит что-то неправильное, возможно, я чего-то не понимаю. Возможно, что в действительности Алисе не нужно строить со мной семью, став моей женой и матерью наших детей – там, в будущем, далёком и светлом?
Когда любишь, повторюсь, многого не то чтобы не замечаешь – не хочешь замечать.
Когда перед глазами висит пелена, пусть даже розового цвета, это всегда чревато наступанием на грабли. Поскольку на грабли наступать мне, откровенно говоря, не хотелось, я рассудил так: нужно каким-то образом проверить, любит она меня в действительности, или не любит.
Мысль была довольно простой: я рассказываю этой женщине всё, что было, ничего не утаивая. Рассказываю от начала и до конца, параллельно описывая, как это тяжело для меня прошло. Если у человека будет сочувствие и понимание, если человек будет вместе со мной искать решение задачи – без вариантов раздела имущества моей семьи – стало быть, у Алисы Исаевой всё со мной серьёзно. На неё можно будет положиться.
Если же нет … честное слово, я надеялся, что будет «да», и не знал, что делать в случае, если выйдет так, что «нет».
– 2 -
***
Что такое - жить у другого человека, при условии, что вы не платите ему за квартиру? Даже если вы ему приятны, даже если ему с вами не скучно? Могу сказать без колебаний: в лучшем случае, это не очень удобно для совести. При условии, что она есть, конечно. Не то чтобы чувствуешь себя нахлебником, или альфонсом. Нет. Просто – понимаешь, что должен что-то за это платить. А нету, нечем и неизвестно когда будет. Возникает чувство стеснения, когда сам себе представляешься гостем, что засиделся у доброго друга допоздна, а тот слишком вежлив для того, чтобы прямо попросить тебя свалить куда-нибудь в другое место.
Вдобавок, к этому примешивалось ощущение иного свойства. Дело в том, что в момент, когда я собрался с силами и переехал к Севетре домой, у неё уже «вписывался» Витька по кличке Cave Eagle. Они жили вместе почти как муж и жена. Я своим приездом, может быть, ничем не мешал паре – уходил
Объяснялось это довольно бредово, но логично: раз он её мужчина, стало быть, в ванной место есть только для его вещей, а «чужим» там не место. Аналогия с животным миром получилась полная: собаки и кошки, выходя на прогулку, метят территорию. В данном случае бритва Кейва и была такой меткой.
Частенько я заставал Виктора в странном виде: без штанов, но в свитере, и самое удивительное, что человек не одевался, а продолжал преспокойно расхаживать по дому. Возможно, он думал, что его свитер достаточно длинный для того, чтоб не бросалась в глаза его голая задница и часть пениса. А может быть, наоборот – этот устрашающий вид должен был вызвать у меня сильнейшее желание собрать манатки и валить туда, откуда приехал. В реальности, я едва сдерживался, чтобы не двинуть Кейвушку чем-нибудь куда-нибудь.
Я чувствовал, что Кейв видит во мне соперника, человека, который мог банально претендовать на его избранницу – чувствовал его неприязнь, опасения и нежелание видеть меня больше чем раз в месяц.
Казалось бы, мелочи. Но ведь хорошо известно, что одна из самых мучительных пыток в древности была пытка водой, равномерно капающей на голову. Сама по себе вода не так уж и страшна. Но если она монотонно, через равные промежутки времени капает на темечко, допустим, в течение суток, от этого можно сойти с ума. Тем более, когда голова довольно горячая, нервы напряжены, и их ничто не расслабляет.
Я думал, что иду вперёд, напролом, что ещё совсем немного – и стена, отделяющая меня от заветной мечты, рухнет. На самом деле, я всего лишь героически топтался на месте.
Каждый день, прожитый «на Крыльях» у Севетры, начинался с подъёма в пять часов утра. В это время я, как правило, проверял электронную почту на предмет новых предложений от работодателей. Бегло, в течение получаса, просматривал письма, и если нужно – отвечал на них.
Иногда приходили весточки от Алисы. Были письма всё тех же суицидентов. Чаще всего те и другие не содержали в себе ничего хорошего – только боль, ругань, жалобы и бесконечные претензии: к богу, к миру, к отдельным, незнакомым мне людям. К факту своего рождения.
Десять, максимум, двадцать минут уходило на завтрак, слегка приправленный ощущением, что я ем чужой хлеб. Час или полтора проходили в дороге на солнечную Петровку, в тот самый дом номер тридцать восемь. Утром в метро и автобусах царила давка. Ощущение, будто я - семечка в этом странном подсолнухе жизни, не покидало меня. Я удивлялся, как выдерживал толпу в течение двадцати четырёх лет и почти ни разу не задумался над тем, как же это неудобно и глупо – толкаться, пробивая дорогу в массе вечно плывущих куда-то тел.