Ангел, летящий на велосипеде
Шрифт:
Вот такие эти бывшие! Не во всем они приняли общий порядок, не до конца влились в советские очереди. Им все никак не смириться с тем, что их время прошло.
Естественно, это заботит разного рода проверяющих. Чаще всего они являются с целями как бы профилактическими, словно для одного чистого лицезрения. Но бывает - это реакция на своевременный сигнал.
Больше всех старается дочь бывшего дворника, Елизавета Никитична. Наконец-то она может отомстить за свои окна с видом на ноги прохожих! Это власть ее отца
В непростых обстоятельствах своей жизни Елизавета Никитична черпает чуть ли не вдохновение. Она зовет соратников на штурм пятого этажа, где укрываются ее враги. «Вот Львова!
– вопит она.
– Она княгиня! Она графиня! Держите ее!»
Как реагировали жильцы на эти визиты?
Среди прочих испугавшихся имелись настоящие оригиналы. Один ездил в лифте до тех пор, пока военные не покидали дома. Так в знаменитой «Вампуке» театра «Кривое зеркало» воины в страхе бежали, при этом предусмотрительно оставаясь на месте.
Что касается квартиры 34, то тут тоже об осторожности не забывали. Помнили, что в любой мелочи скрыта опасность. В их ситуации даже платок с монограммой императрицы может стать поводом для беспокойства.
Мать Лютика инициалы тщательно выстригла. Теперь лишь в узоре угадывалась связь с императорским прошлым.
Если они - «бывшие дворяне», то это был «бывший платок».
С платком Юлия Федоровна расправилась, а другую опасность не учла.
Как быть с тем, что дверь открывала девушка с белочкой на плече?
Едва неулыбчивые люди с ружьями подумали, что ошиблись адресом, как видение исчезло.
Только что девушка и белочка были одно целое, а буквально через минуту - каждая сама по себе.
Конечно, дело не только в белочке или в платке. Куда более подозрительны разговоры. Вроде уже третий год советской власти, а тут говорят о египетских богах. Так же часто взрослые вспоминают о детстве, а беженцы - об оставленной родине.
Все это заставляет вспомнить мандельштамовское «Я не увижу знаменитой Федры…»
Композиция этого стихотворения повторяет членение зала на ярусы: сначала речь идет о временах Расина, а потом - о современности.
Самая отдаленная перспектива обнаруживается в последней строке. Тут говорится о Высшем суде:
Обитатели квартиры предпочитали не крито-микенскую цивилизацию, а древневосточную. После всех передряг, выпавших на их долю в России, они намеревались вернуться в Египет.
Вдохновлялась Юлия Федоровна очень близким примером. Буквально в одном лестничном пролете от их квартиры недавно находилась «башня» Вячеслава Иванова.
В новые времена собираться вместе стало предосудительно.
К тому моменту, когда у государства дошла очередь до их квартиры, все уже были в сборе. В течение нескольких лет сюда вселились художница Баруздина, барон Кусов, инженер Обнорский и Александра Генриховна Гуро.
Прежде все эти люди состояли членами Теософического общества. Теперь, благодаря общему счетчику и недельному расписанию уборок, они могли остаться единомышленниками.
Как это у Хлебникова?
Это шествуют творяне,Заменивши Д на Т,Ладомира соборянеС трудомиром на шесте.Казалось бы - одна буква, но ситуация кардинально меняется. Или: коммуналка и коммуна. Слова вроде похожи, а смысл другой. Может, кто и не увидит разницы, но они-то знают, почему оказались вместе.
Конечно, на каждом этаже свои мотивы оправдания действительности.
Бывшие теософы просто не считали свое нынешнее существование единственным. В настоящем они жили как бы начерно, в ожидании лучших времен.
Нелегко жить в коммуналке, стоять в очередях, числиться в советских организациях тому, кто когда-то владычествовал в Египте. Это даже Кусову обидно, несмотря на то, что в первом своем воплощении он был только слугой.
Да что Кусов или Баруздина, если сам Блок в девятнадцатом году написал пьесу о Рамзесе II!
Сочинения и разговоры Мандельштама тоже полны египетскими ассоциациями. Он упоминает о «последнем египтянине», «могильной ладье египетских покойников», «милом Египте вещей». Даже Сталин у него «десятник, который заставлял в Египте работать евреев».
В «Египетской марке» как бы невзначай промелькнули «полотеры с египетскими движениями».
Можно было бы считать это совпадениями, если бы не стихи об Иосифе, проданном в Египет, переписанные Осипом Эмильевичем по просьбе Юлии Федоровны.
Листок с этим стихотворением был своего рода договором, устанавливающим общие границы их миров.
Уж кто читал Блока или Мандельштама с полным пониманием, так это - они. Для жильцов квартиры египетские имена звучали так же привычно, как фамилии авторов.
Удивляться этому не приходится: ведь это сегодня Юлия Федоровна - Юлия Федоровна, а раньше ее называли царицей Таиах. И Баруздина в те времена была совсем не Баруздина, а жрица в храме.
Всякая пьеса состоит из главных действующих лиц и героев фона. Например, в «Рамзесе» фараон и градоправитель - основные роли, а свита, торговцы, плакальщицы - массовка.