Ангел-мечтатель
Шрифт:
Я начал раскачиваться на стуле, чтобы придвинуть его поближе к Татьяне. Она вздрогнула и повернулась ко мне — под ее тяжелым взглядом нас со стулом метнуло в противоположную сторону. Она восстановила наше равновесие в последний момент, ухватив меня за плечи. А раньше нельзя было на шею броситься — обязательно нужно было дожидаться, пока я жизнью ради этого начну рисковать? Ну ладно, не жизнью — но я ведь покалечиться мог! Или он дал ей добро на пару переломов, как свои орлам — на синяки? Завершение карьеры прямо в его стиле — теперь пусть мне даже вдалеке не попадается.
Через
— Я очень тебя прошу, — тихо проговорила она, глядя на меня в упор совершенно безжизненным взглядом. — Стас не сможет нас больше прикрывать. Он едва успел дать нам последний шанс. Не испорти его. Ничего не выдумывай. Сделай так, как он сказал. Пожалуйста. Если тебя снова заберут, я этого не переживу.
Мы оба знали, что ее последние слова к ней уже не приложимы. Но она так произнесла их, что я сразу ей поверил. Чтобы не задумываться, что она могла иметь в виду. И стоит ли мое несравненное умение самостоятельно выпутываться из неприятностей риска узнать об этом.
Когда за ней пришел наш охранник — уже, несомненно, тоже получивший свою порцию инструкций Стаса — Татьяна попрощалась со мной еще одним взглядом от двери. Она словно вобрала меня всего в этот взгляд. Словно пыталась запомнить получше. Словно действительно прощалась. оставив меня после своего ухода с опрометчиво упомянутыми внутренними повреждениями. Воображаемыми, как и заказывалось. Но не менее от этого мучительными.
Поэтому, когда наш охранник вернулся с напарником — для выполнения следующего пункта инструкций Стаса — разговор у меня с ними был короткий. На связанного рука поднимается только у темных — раз. Эти путы будут сдерживать меня не вечно — два. И три — они действительно забыли нашу последнюю схватку: я против доброй половины их отдела? Так то я один был, а сейчас нас со стулом двое.
Они задумались, но какой из моих аргументов оказался решающим, выяснить я не успел — за мной внештатники явились. С ними мне даже притворяться не пришлось. Конечности таки затекли, и когда меня развязали и поставили на ноги, я совершенно правдоподобно рухнул своему конвою на руки.
Они бесцеремонно поволокли меня к выходу, но лес меня не подвел — там у них этот номер не прошел. Все учебные павильоны располагались в прозрачной части леса — с мачтовыми, редко стоящими деревьями, крона которых раскрывалась зонтиком высоко вверху — но кочек и выбившихся на поверхность корней и там хватало, и мои конечности старательно цеплялись за каждую подвернувшуюся возможность.
В конце концов, внештатникам пришлось меня нести — за руки-ноги, конечно, как дичь после удачной охоты, еще и дергая за них на каждом шагу, но судя по яростному сопению, наши с ними ощущения дискомфорта были вполне сопоставимы.
Я даже попробовал сымитировать обморок, чтобы подтвердить свое тяжелое состояние после «допроса» у Стаса — но мои конвоиры принялись настолько энергично приводить меня в чувство, что я с готовностью пошел им навстречу. Синяки точно останутся — так что костоломам Стаса разгон от их бывшего главы не грозит — а вот
Вскоре, судя по оживлению внештатников, радостно прибавивших шаг, я понял, что мы приближаемся к краю леса. И досадливо поморщился — теперь опять под руки потащат, а цепляться на ровной плотно утрамбованной дороге к административному здания особо не за что.
Может, еще пару раз сознание потерять? На рукоприкладство к задержанному на местности, открытой любому заинтересованному взгляду из здания, они вряд ли решатся. А если им тоже добро на физические меры воздействия дали? А если в здании никто ни сном, ни духом не ведает о приближающейся вероятности вопиющего превышения полномочий?
Я представил себе длинный, мрачный, едва освещенный больничный коридор. С множеством дверей в палаты. И с собой в одной из них. Чтобы Стас не отмахнулся от моего вызова — и организовал мне пару свидетелей жестокой расправы и полного произвола. Заявление на внештатников я подам, когда мое назначение в новый отдел утвердят.
Именно в этот момент они остановились, как по команде, и замерли со стремительно мрачнеющими лицами. Отцы-архангелы вновь обратили ко мне свое чуткое ухо — и уже командуют своим сатрапам предаться полному произволу до выхода из-под прикрытия?
— Чего надо? — зловеще буркнул Стас у меня в голове.
Двое внештатников хрипло выдохнули выражения, которым даже он позавидовал бы, и весь их наряд развернулся — со все так же распятой дичью между ними — и торопливо потрусил назад в лес. Отцы-архангелы даже наблюдали за мной все это время — и только что скомандовали своим сатрапам срочно предоставить жертве произвола необходимую медицинскую помощь?
— Ничего, — дал я отбой Стасу, — сам справился. Извини.
В ответ он разразился настолько цветастым перлом, что мне пришлось признать, что и в этом смысле внештатникам до него никогда не дотянуться. После чего я отключился, не дослушав — несли меня определенно не в направлении павильона целителей, стоящего чуть в стороне от других.
Догадался я о конечном пункте своей транспортировки, как только мы снова вырвались из леса на открытое пространство.
Учебное здание. Где должно было состояться подписание назначения в новый отдел.
Они уже без меня со всем разобрались? То-то Стас такой мрачный был — я уже на свободе, а он без защиты своего поста.
Или меня здесь допрашивать будут? То-то внештатники так занервничали — с какими-то четырьмя выбившимися из сил носильщиками я справлюсь, даже не запыхавшись.
А почему меня нужно допрашивать в этом уродливо подстриженном дворике? Нельзя было в одном из заросших остановиться — тем более, что они ближе? В Татьянином, например — я бы там и телефон сразу забрал.
Все эти вопросы я озвучивать не стал — пока у них только руки моими конечностями были заняты. В отличие от ног. А когда меня отпустили в комнате, расположенной за двориком, у них и руки освободились. В отличие от меня. Вновь крепко привязанного к единственному в той комнате стулу. Определенно отцы-архангелы еще в павильоне Стаса за мной наблюдали.