Ангел-мечтатель
Шрифт:
Он бросил последнюю фразу куда-то в сторону, и глянув туда же, я только головой покрутил — шагах в пятидесяти между деревьями виднелся офис. Заговорив мне зубы, Гений просто не оставил мне выбора — не зная, как пройти Путь, вернуться в нашу цитадель я уже не мог.
— Как только устроитесь на своем месте, — подсластил он мне эту горькую пилюлю, — дайте знать. Ваши сегодняшние собеседники крайне ревностно относятся к своим материалам — к моим я подключу Вас напрямую. Только не увлекайтесь — я буду открывать Вам доступ постепенно, как ту истину, о которой мы говорили.
Лучшего решения Гений придумать не
Хорошо, что он так плотно занял мои мысли — один вид моих сослуживцев в офисе мог заново всколыхнуть во мне бешенство.
Хорошо, что ни один из них не додумался обратиться ко мне — бешенство могло вырваться наружу.
И полностью завладел он моим вниманием с самого первого момента — у меня сложилось впечатление, что, пообещав мне всю историю мятежа, он все же начал не с самого начала.
Судя по всему, это был момент официального объявления выступления против правящего течения.
Первое, что удивило меня — это было количество присутствующих. В нашей цитадели бытовало мнение, что в мятеже принимала участие горстка амбициозных и бездарных отщепенцев, действовавших к тому же за спиной нашего руководства. Это же собрание проходило в достаточно большом помещении — которое, тем не менее, едва вмещало всех участников.
Кроме того, на меня произвела большое впечатление атмосфера всеобщего подъема, если не ликования. Там не было никаких переговоров вполголоса и сдвинутых друг к другу голов, что обычно присуще заговорщикам — наоборот, там стоял гул от радостных восклицаний, одни подходили к другим с поздравлениями, а те разве что на шею им не бросались.
И наконец, среди этой толпы я заметил нашего главу. Как обычно, он вел себя намного сдержаннее всех остальных, но не издавал ни единого звука протеста или возмущения происходящим. Он лишь внимательно наблюдал за всеми, то и дело согласно кивая и охотно пожимая протянутые ему руки.
И хотя эта сцена оставила у меня ощущение некой спонтанности и полной бестолковости, последующие разительно отличались от нее.
На одной определенно зачитывался основополагающий документ нового образования. Составлен он был, с моей точки зрения, более чем достойно — с предложением равноправного партнерства вместо прямого подчинения — хотя я бы сказал, что светлоликие вряд ли стоили такого благородства.
Кроме того, я отметил еще один крайне неожиданный момент: в документе четко оговаривалось, что новое образование выходит из подчинения одной ветви правящего большинства, но сохраняет контакты с другой. И чего следовало, что время выступления было выбрано совершенно разумно — у светлоликих определенно шла борьба за власть, которой вполне можно было воспользоваться, чтобы вырваться из-под их гнета.
Далее последовали сцены встреч более практического толка. На них обсуждалось то самое экономическое партнерство — как внутри нового образования, так и за его пределами — и все они носили куда более толковый и продуктивный характер. Причем, вел все эти совещания наш глава, что оставило у меня двойственное впечатление: с одной стороны, это было совершенно естественно — у него уже тогда, очевидно, проявились недюжинные организаторские способности; а с другой — однозначно указывало на то, что он не просто знал о мятеже, но и весьма активно участвовал в работе его руководящего комитета.
Занимался этот комитет вопросами
После просмотра всех этих сцен, у меня просто в голове не укладывалось, как они могли проиграть.
А они определенно проигрывали — как показало множество последующих сцен. Часть из них я уже видел на сканере Неприкасаемых, хотя и под другим углом — другая часть была еще тошнотворнее. Более всего меня поразили те, в которых одни люди — с совершенно обезумевшими лицами — бросались на других и даже на одного из Неприкасаемых. А также те, в которых одни люди продолжали сопротивляться в, казалось бы, совершенно немыслимых условиях — в то время как другие шли на попятный без всякой борьбы ради обещанных привилегий.
А потом наступил черед последней сцены — которая, впрочем, показалась мне многоточием в истории того мятежа.
Место я узнал сразу — я видел его всякий раз, выходя из нашей цитадели, чтобы отправиться в офис. Пути, однако, там еще не было — вместо него на самом краю посадки стояли бесчисленные орды, вне всякого сомнения, светлоликих. Всех, как один, не спускающих выпученных глаз с нашей цитадели и явно ожидающих команды «Фас!».
Затем я увидел … распылитель в окне, направленный на эти орды.
И Неприкасаемых рядом с ним — почему-то их там было четверо.
И услышал команду им ждать нужного момента.
И все.
Я даже вперед подался — требуя продолжения.
Очевидно, это и был конец мятежа — нападение столь превосходящими силами ничем иным просто не могло закончиться. Но я вдруг поймал себя на мысли, что — несмотря на единодушное отвращение к распылителю в нашей цитадели — готов широко открытыми глазами смотреть, как он косит идущих в атаку светлоликих. Да, они все же взяли числом, но очень хотелось увидеть уменьшение этого числа хотя бы на немного …
Вдруг мне в голову пришла намного более тревожная мысль.
Во всех этих воспоминаниях ни разу, даже мельком, не появился Гений.
Это было вполне объяснимо, если все эти сцены были запечатлены его глазами.
Но ни в одной из них также не было и намека на предводителя мятежников.
Хотя основополагающий документ зачитывал, скорее всего, он.
Из чего следовало …
Нет, такого просто не могло быть!
Я с легкостью мог представить себе Гения руководителем любого движения.
Основателем любого союза.
Вдохновителем любого числа последователей.
Координатором любых экономических переговоров.
Организатором любых защитных мер.
Я только не мог представить его малодушным предателем, умывшим руки в последний момент.
И все же он ушел …
Прямо перед самой решающей битвой …
Оставил их всех перед лицом превосходящих сил противника …
Эти мысли не давали мне покоя до самого утра. На разминке я с удовольствием выступил против карающего меча, вкладывая в каждый свой удар воспоминания о тысячах погибших людей в различных мирах и о той зловещей орде перед нашей цитаделью, только и ждущей сигнала, чтобы обрушиться на нее.