Ангел-наблюдатель

Буря Ирина

— А что, только тебе можно? — побагровев, зашелся в сиплом крике он. — Только вам все можно? Вы — самые умные, да? Вы лучше всех знаете, кому что нужно? Всем нужно — можно только вам! Вы за всех все решите — кому как жить, куда ходить, с кем дружить? И все должны только так и делать, да? Может, нужно у вас спросить, как дышать? Вы — боги, да?

Я услышал, как Татьяна тихонько охнула у меня за плечом, и нервно окинул мысленным взором прихожую — слава Богу, наблюдатель, похоже, с предыдущим доносом у нас наверху замешкался.

— А тебе не приходит

в голову, что мы просто волновались? — решил я как можно быстрее направить мысли Игоря подальше от опасных вопросов. — Что нам совершенно не безразлично, что с тобой может случиться?

Игорь вдруг весь сжался, окинув нас отчужденно холодным взглядом.

— Я не хочу с вами разговаривать, — отчетливо произнес он, повернулся и медленно пошел к себе в комнату.

Оставшиеся до лета и лихорадочно отсчитываемые мной дни мы провели в обстановке холодной войны, к которой добавилась гонка вооружений. Игорь категорически отказался возвращаться из школы домой со мной в машине — о чем он, правда, неизменно предупреждал меня каждое утро. Я хотел было позвонить Тоше, чтобы он сам, как хочет, Аленку забирал, но дурацкая сознательность не позволила. В конце концов, ребенок-то ни в чем не виноват, а мне все равно нужно было за Татьяной ехать. И потом, до лета оставались воистину считанные дни.

Как только закончились занятия, я наконец-то вздохнул с облегчением. Которое только углубилось во второй половине июня, когда Олег сдал сессию и я понял, что Игорь большую часть времени проводит с ним. Вот это было как раз то, что ему нужно — настоящая, искренняя мужская дружба! Тем более что в последнее время я заметил явную прохладцу в отношении Олега к Дарине. Вот кто откроет ему, наконец, глаза на истинный облик так называемых сильных и уверенных в себе девиц! Парень он серьезный, проверенный, и научить ничему плохому не может.

В чем мне пришлось усомниться, когда однажды Игорь явился домой бледный до синевы, с всклокоченными от холодного пота волосами, дрожащими мелкой дрожью руками и крайне неприятным запахом изо рта. В мыслях у него покачивалась картина бесконечно знакомой мне Светиной веранды — с полупустой бутылкой вина и двумя стаканами на столе. Сопровождающая мучительно-спазматическими звуками из глубины дома. Слава Богу, что ему мое неприятие спиртного передалось! Слава Богу, что Татьяна как раз в тот момент душ принимала!

Вспомнив ее реакцию на наш с Тошей единственный в жизни поход в кафе вдвоем, где мы с трудом осилили по бокалу сухого вина, я похолодел и потащил Игоря на кухню, где кое-как заставил его умыться, глотнуть чаю и немедленно отправляться спать. Татьяне я потом сказал, что у него внезапно дико разболелась голова. И мне понадобилась вся сила моего убеждения, чтобы она поверила, что таблетку я ему уже дал, что он уже уснул, и что больного вообще нельзя беспокоить. Пришлось даже прикрикнуть, напомнив ей, как она всегда злилась, когда я пытался посидеть возле нее, пока она, приняв таблетку, не заснет.

В тот раз обошлось, но Игорь — не найдя, к счастью,

облегчения в вине — вскоре придумал себе новое развлечение. Испугавшее меня куда сильнее. Как-то в субботу — мы как раз собирались к реке прогуляться — я услышал из его комнаты ритмичный грохот. Я ворвался туда, в ужасе ожидая увидеть картину необъяснимого обвала всей мебели. И обнаружил, что он со всей силы бьет футбольным мячом о единственную свободную стену напротив своей кровати. Ловя его и тут же посылая обратно, но всякий раз чуть левее. Как раз на уровне человеческого пояса. А под линией огня в том же направлении на четвереньках передвигается наблюдатель. Эмитирующий волны неприяз…, нет, уже ярости с частотой мигания неоновой рекламы.

— Ты что делаешь? — растерянно спросил я, прикидывая объем ближайшего донесения наблюдателя своему начальству.

— Мяч набиваю, — ответил Игорь, как ни в чем не бывало.

— А ремонт кто делать будет? — прибегнул я к чуть ли не единственно доступному мне способу остановить покушение на нашего и так уже склонного к мизантропии соглядатая.

— А он чистый, — широко раскрыл глаза Игорь, подергивая уголком рта. — Я его сам вымыл.

— Ну ладно, стенка выдержит, а соседи? — воззвал я к его совести.

— А до одиннадцати шуметь можно, — не дрогнул он.

— Игорь, — изобразил я неодобрение его безразличием к интересам ближних, — в мяч играют на улице. Вот сейчас пойдем — там и побросаешь.

Он только плечами пожал, стрельнув хитро прищуренными глазами в угол, в который забился все еще сжавшийся в клубок наблюдатель. Выходя, я тоже бросил туда мимолетный взгляд — в надежде хотя бы на легкую рябь благодарности. Конечно! Угол прямо вибрировал от возмущенного негодования. Я пожалел, что Игорь хоть разок в него не попал. Пусть потом докажет, что не случайно!

А вот как Игорь эти мысли из головы у меня выудил, ума не приложу. Я ведь уже практически за дверью был! Дома игру в выбивного он прекратил, и я успокоился. До тех пор, пока не уловил в его мыслях, что их с Олегом внезапно одолела страсть ко всевозможным играм с мячом. Причем в руках Игоря этот мяч постоянно летел куда-то в сторону. А также камешки на пляже. Даже в нашем с Татьяной присутствии. И шишки в лесопосадке. А потом он еще и свой старый водяной пистолет где-то откопал. Сказав мне, что в такую жару очень приятно изредка водой облиться. Меня тогда долго вопрос мучил, разделяет ли наблюдатель его убеждение.

А дома он вдруг затеял перестановку у себя в комнате, заняв всю пустующую прежде стену и оставив лишь один пустой угол. Я сразу заподозрил что-то неладное и стал то и дело заходить к нему в комнату, но все было тихо и спокойно. Я даже подслушивать стал под его дверью! Потому, наверно, однажды и уловил едва различимый, но короткий и мучительный стон.

— Что случилось? — выдохнул я, быстро перешагнув порог.

Игорь оторвался от экрана и повернул ко мне нарочито удивленное лицо.

— А что случилось? — недоуменно хлопнул он глазами.