Ангел Паскуале: Страсти по да Винчи
Шрифт:
И она ушла, оставив Паскуале собирать разбросанные по маленькой комнате вещи. Так значит, его ищут не только приверженцы Савонаролы, но и городские власти, без сомнения привлеченные купцом Таддеи. Если его схватят, то тотчас же обменяют на тело Рафаэля. А люди Джустиниани к этому времени уже обшарили комнаты Никколо Макиавелли и теперь ищут его из-за изобретения, которое случайно попало ему в руки. Он знал, что делать. Это единственно возможное. Он должен вернуть вещицу ее владельцу.
Пьеро стоял у стола в большой комнате, где свечи порождали островки неверного
Паскуале вошел в комнату, и ворон зашевелился и захлопал крыльями.
— Это новые картины, учитель? — спросил юноша.
Пьеро не поднял головы, но медленно покачал ею из стороны в сторону.
— Пелашиль оставила вам суп, учитель. Вам нужно поесть.
— Кухарки невероятно жиреют от одних лишь запахов готовящейся еды, — сказал Пьеро, — ведь пища становится им отвратительна, как ненавистен уголь вестфальскому шахтеру и сам он топит печь дровами.
Можно было не пытаться переубедить Пьеро.
— Что ж, если вы не голодны, учитель, я понимаю, — произнес Паскуале.
Пьеро снова покачал головой и сказал:
— Тени вытесняют меня из моей комнаты. Нет света, мальчик, нет света. Как же может бедный Пьеро писать без света?
Паскуале зажег толстые сальные свечи и поставил их перед рассыпанными по комнате линзами и зеркалами, их свет наполнил большую холодную комнату.
— Свет не стоит на месте, — пожаловался Пьеро, когда Паскуале наконец обошел все помещение.
— Такова природа света, учитель.
Паскуале с тоской подумал об ангеле, в последнее время он почти не размышлял о нем. Он мысленно обратился назад, к тому мигу, когда ангел промелькнул перед ним во всем своем величии, отраженном величии своего господина, на которое, словно на солнце, нельзя смотреть прямо, к которому нельзя приблизиться. Но как солнечный свет пляшет на воде, дробящей его сияние, и его неприкрытая краса становится доступной человеческому глазу, так же и ангел, охваченный величием своей миссии, ошеломлен и поражен своим спуском с Небес на Землю. Он движется, он должен все время двигаться, он должен быть таким же подвижным, как свет на воде. И как же это писать? Как же запечатлеть его лицо?
— Принеси сюда свет, — велел Пьеро, и Паскуале поставил на стол подсвечник.
Он увидел на листах изящные наброски фантастических животных, скачущих или пасущихся среди странных, напоминающих скалы образований; и ни одно животное не похоже на другое, и ни одно не похоже на виденное Паскуале, даже среди демонов, скачущих на странных фламандских полотнах, изображающих Небеса или Ад.
— Они из Нового Света, учитель?
Пьеро постучал по лбу. В свете свечей Паскуале увидел череп вместо лица своего тайного учителя и понял, что жить тому осталось недолго. Он далеко ушел от человеческой природы,
— Из страны моего разума, — ответил Пьеро. — Христофор Колумб был не прав, когда ехал на край света. Существуют неисследованные земли, гораздо шире и экзотичнее, чем все, что видит цинготный матрос, свисающий с брам-стеньги и высматривающий землю. Страна нашего разума существует внутри всех нас, но большинство не знают о ней. И ты не знаешь, мальчик, а пока ты не знаешь, ты не сможешь нарисовать своего ангела. Женщина тебе еще не сказала об этом?
— Она дала мне одно из этих ваших растений, учитель.
— Не рассказывай мне, что ты видел, ты не мог видеть ничего важного. Только настоящие мастера видят истину. Ты скоро уедешь. Я надеялся, что женщина успеет посвятить тебя, но, возможно, так даже лучше. Все равно растения, которые я использую, потеряли свою силу за столько лет. Я завидую тебе, Паскуале. Ты ощутишь свежий вкус хикури, а я уже не смогу. Я рассказывал тебе о народе Пелашиль, о виксарика?
— Несколько раз, учитель.
— Послушаешь еще разок?
— Конечно.
И Пьеро рассказал Паскуале, как ищут хикури, теми же самыми словами, какими он рассказывал эту историю в первый раз. Он рассказывал, что это происходит в засушливый сезон перед наступлением зимы, как, когда кукуруза еще не дозрела, но поспела тыква, отряд виксарика отправляется в поход, длящийся двадцать дней. Два дня готовят одеяния, молятся, признаются в грехах, затем берут себе имена богов и идут за мара’акаме, который берет себе имя бога огня, через сухую равнину между двумя священными горами, ищут оленью тропу, потому что без оленя нет пейотля, который возник от шагов первого оленя на заре времен. Первое маленькое серо-зеленое растение всегда пронзают стрелой и окружают подношениями, остальные тщательно осматривают и осторожно складывают. Пьеро собрал свой первый пейотль в первую ночь своего первого похода, и пятнистый кот показал ему серию образов, мелькающих, словно в балагане на ярмарке, а очнувшись, он знал, что станет мара’акаме.
Паскуале слышал это раньше, рассказанное точно так же, но теперь он понял — все, что рассказывал ему Пьеро, все, что делала Пелашиль, было лишь посвящением его в правду: мир видений так же реален, как и мир механиков. Он сказал:
— Учитель, пожалуйста, простите меня. Я сомневался в вашей разумности. Я ошибался, а теперь я так нуждаюсь в вашем совете.
— Я знаю, знаю. Они думают, я дурак, глупец или безумец, но это не так. Я знаю, зачем приходили сюда солдаты. Можно мне посмотреть?
Паскуале достал модель. Пьеро рассмотрел ее со всех сторон и наконец спросил:
— И она летает?
— Учитель, вы всегда изумляете меня. Откуда вы узнали?
— Джованни Россо искал ее до прихода солдат.
— Я обязан вернуть ее владельцу. Учитель, вы говорили с Великим Механиком. Как мне увидеться с ним? Вы не отведете меня?
— Он понимает меня лучше многих. Но мы всего два раза встречались с ним. Я не знаю его. Недостаточно хорошо, чтобы помочь тебе.