Ангел с мечом в сребротканых одеждах
Шрифт:
Довольно скоро в недрах бездонного дубового шкафа обнаружилась пожухлая папка, крест-накрест перевязанная полуистлевшей тесьмой. Она была настолько ветхая, что развалилась в руках, как только я попытался развязать старый узел. Я кинулся собирать бумаги с пола, поднимал и выкладывал их на стол, за которым Костя тренировался перелистывать страницы специальной палочкой, держа её в зубах. Костя стал помогать мне сортировать эти старые листы.
Бумаги были разного формата, с гербами и без, исписанные то полувыцветшими чернилами, то просто карандашом. Некоторые оформлены датой и подписью, другие казались черновиками. На одном из листов я узнал руку князя Прозоровского.
Всемилостив?йшая Государыня!
Я не поверил своим глазам! Кажется, это черновик какого-то письма князя самой Екатерине! Я начал читать.
«Во исполненiе Высочайшаго Вашего Императорскаго Величества указа разборъ библiотекъ Новикова опред?ленными отъ духовнаго Правительства и отъ Московскаго университета конченъ…
Сердце князя
… 1916 книги отданы въ Заиконоспаскую академiю а 5194 въ университетъ; прочi?е вредны?е и непозволеныя истреблены купно съ таковымиже, отобраными в лавкахъ, привезенными изъ деревни Новикова и хранившимися отъ прежнего разбора в Синодальной контор?. Числом вс?хъ изтребленныхъ 18656 екземпляровъ.
Декабря 12 дня 1793 года
Москва
Всемилостливейшей Государыни всеподданнейший Московский главнокомандующий, князь Александр Александрович Прозоровский
отложил перо, посыпал на бумагу из песочницы, стряхнул и позвонил в колокольчик. Немедленно в рабочую залу, гремя шпорами, вошёл курносый конопатый вестовой.
– Стань там, голубчик, – сказал князь и зажёг свечу, чтобы расплавить сургуча.
Крепко прижал к секретной бумаге перстень с гербом, собрал со стола другие, готовые к отправке в Санкт-Петербург, в Собственную Ея Императорского Величества канцелярию бумаги, и отдал вестовому.
– Прими. Степану Ильичу Шешковскому, начальнику тайной экспедиции лично в руки передашь. С Богом.
Вестовой взял пакет, отдал князю честь и вышел, стуча сапогами.
От произведенного эха князь поморщился, сгрёб со стола черновики, не разбирая сунул в папку и перевязал тесьмой крест-накрест. Всё. Это последний отчёт. Дело о крамоле и вольнодумствах можно считать закрытым. Императрица не зря призвала из глуши и направила в Москву старого пса. Уж он-то разрыл навозную кучу, сиречь вытащил за ушко да на солнышко масонскую нечисть. Ишь, чего удумали! «Свобода. Равенство. Братство». Ужо будут вам французские вольности! Распустила чёртова Голштинская кукла, сукиных детей! Поди недостало дуре Пугачёвских приключений. Крепче шею держи, не то голову потеряешь, как сестрица.
Александр Александрович тяжело поднялся, гасить свечу не стал, темнело. Наступало самое смутное время суток, весьма подходящее для визитов тёмных сил. Но князь знал – новый день начинается с вечера, свету всегда предшествует тьма да сумерки.
Прозоровский погрел над пламенем хирагрические пальцы ноющей от плеча правой руки. Подошёл к двери и выглянул в приёмную. Кабинет-секретарь клевал над столом. Посетителей никого. И то, время позднее, можно и на отдых, помолясь, да было ещё одно дельце. Князь плотнее прикрыл дверь, шагнул
Александр Александрович заложил за спину больную руку и раздумчивой походкой прошёл к окну. Стоя сбоку за портьерой, принялся наблюдать московскую жизнь.
На Тверской площади разводили караул. По Квасному переулку брёл мужик с мешком за плечами. В сторону Охотных рядов ползли санки с пышной бабой в цветастом платке. Резво промчалась зимняя карета с Орловским гербом, запряженная четвёркой отменных рысаков в щёгольских попонах. Ранний зимний закат красил багровым стены домов, всполохами трепетал в окнах Гагаринских палат напротив. Казалось, над Москвой занимается пламя пожарища.
«Надо затребовать отчёт о ходе дел по переводе пожарной команды в полицейское ведомство, – подумал Прозоровский, – совсем с этим политическим сыском про главную московскую беду забыл».
Дело издателя и фактического владельца Университетской типографии Николая Новикова утомило князя. Шутка сказать, больше года обысков, досмотров, доносов и прочей канители. Сколь раз звал он старую крысу Шешковского в Москву, чтобы тот сам проводил допросы. Но тайный советник для особо порученных от её императорского величества дел нёс себя куда как высоко, не ехал, всё слал князю цидульки, что спросить, да как записать. Чёртов безродный шпак! Заставил таки князя, боевого генерала, московского главнокомандующего, возиться с доносами и кляузами, лично пытать вертлявого и скользкого, как угорь, Новикова.
Нельзя сказать, чтобы Александр Александрович допросов раньше не проводил, a la guerre, comme a la guerre. Бывало, польским конфедератам да пленённым турецким лазутчикам перепадало от тяжелой княжей руки. Но здесь дело приходилось вести тонко. Уж больно высоко наверх тянулись ниточки масонских связей. Того гляди имя наследника публично выплывет, а этого князь знать не хотел, оттого как мог быстрее сбагрил Новикова с рук, пусть Шешковский сам разбирается кто кому какие клятвы давал и обряды правил, вплоть до обрезания, тьфу, мерзость, будь оно неладно! Да и нежен оказался бумажный штафирка. Чуть что не по нём, сразу в обморок брык. Намучился, одно слово.
В приёмной часы ударили пять пополудни и тут же справа запел большой колокол шубинских Косьмы и Дамиана, слева на Тверской отозвался Илия пророк, а потом сплошным малиновым переливом поплыл над Москвой очищающий вечерний звон. Прозоровский трижды перекрестился на окно, и начал шёпотом: «Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу».
Сзади кашлянули. Александр Александрович бросил молитву и резво обернулся. Под колокола не услышал, как вошёл посетитель – молодой крепкий мужик повыше среднего роста, в овчинном тулупе нараспашку, лисьем треухе и высоких валяных сапогах. Широкоскулое лицо его украшала аккуратная тёмно-русая борода с усами. Серые, умные, с весёлым прищуром глаза смотрели прямо и смело.
– Давно ты здесь? – Спросил Прозоровский.
– Минут пять. Не хотел перебить.
– Никто не видел?
– Никак нет.
– Ну, рассказывай.
– Сделал как велели, ваше сиятельство.
– Принес? Давай!
Мужик достал из-за пазухи связку книг, числом пять, разного размера и толщины, завернутые в запечатанный числами лист, прошёл и положил всё на стол. Походка у мужика была враскачку, уверенная. Хоть сейчас на медведя или в кулачный бой стенка на стенку. Освободившись от груза, мужик поправил красную косоворотку, глянул под ноги. С сапог натекло, и он, ничуть не смутясь, ещё притопнул на паркете.