Ангел с железными крыльями
Шрифт:
— Вы хотите сказать, что ему приказал мой отец?! Это не так! — и он бросился к бандиту, который только что пришел в сознание: — Червонец! Червонец! Это отец приказал убить?! Ну, скажи! Скажи!
Тот некоторое время смотрел на мальчишку, потом медленно повернул побелевшее от боли лицо ко мне.
— Тебе… это… зачем?
Вместе с этими словами на его губах выступила кровь.
— Человек, которого ты убил, жених моей сестры.
Какое-то время он смотрел на меня, потом тихо сказал: — Рыжий. Он, падла, навел. Я думал его подрезать, а рыжий струсил. Пришлось… стрелять. Первым… я. Второй
— Где сейчас твой пахан?
— Дядя Сережа! Я вас прошу! Так уж случилось!
Парнишка стоял передо мной с побелевшими губами, судорожно прижимая кулаки к груди.
— Просто так ничего не случается, запомни, парень. И каждый должен держать ответ.
Умирающий бандит скривил окровавленные губы: — Да он тебя порвет….
— Где сейчас Рыжий?! — перебил я его.
— Ждет меня… в трактире. "Дубок".
— Что ж. Поговорим.
— Что… со мной… будет?
— Ты уже мертвец. Где отец Лешки?
Бандит какое-то время смотрел на меня, а потом качнул головой, дескать, нет, затем скосил глаза на мальчишку и сказал: — Малец, подойди. Тебе скажу. На ухо.
Спустя пару минут Алексей выпрямился и вызывающе посмотрел на меня.
— Не скажешь?
— Нет, дядя Сережа! Бейте меня, режьте — не скажу!
— Дело твое. Иди, держать не буду. Только не забудь ему передать: увижу — убью.
Мальчишка кинулся к двери.
— Погоди! Вещи свои сначала собери. И еще, — я достал бумажник, достал купюру в двадцать пять рублей и протянул Алексею. — Возьми!
После того как закончил собираться, мальчишка остановился у порога, явно не зная, что мне сказать. Я посмотрел ему в глаза и сказал: — Иди. Чего стал.
— Прощайте, дядя Сережа. Век буду вас помнить.
Когда дверь за ним закрылась, я повернулся к умирающему бандиту.
— Полиции расскажешь, что мне сказал?
— Нет.
— Где нож?
— В сапоге.
— Револьвер?
— Выбросил.
Достав из-за голенища сапога финку, я вложил ее бандиту в правую руку. Червонец попытался ухмыльнуться, дескать, понял, что ты хочешь сделать, но это было его последнее движение в жизни. В следующую секунду судорога пробежала по его телу, он дернулся в последний раз и замер. Выйдя из комнаты, я первым делом нашел коридорного Федора. Зная, что я жилец не жадный и не заносчивый, он услужливо вытянулся передо мной:
— Что изволите, Сергей Александрович?
— Несчастье случилось. На меня Федор прямо сейчас грабитель напал. С ножом.
Тот растерянно оглядел мой мощный торс, затем выдавил из себя бледную улыбку:
— Шутить изволите?
— Зайди ко мне в номер и посмотри, потом полицию вызови. Я пока на улице побуду, что-то мне дурно стало, — после чего развернувшись, пошел к выходу.
Нужный мне трактир находился в десяти минутах ходу от моей гостиницы. Подойдя к нему, внимательно огляделся по сторонам и только после этого открыл дверь и зашел. Зал был заполнен только на треть. Большая часть посетителей сидела за столиками вдоль стен и перегородок, в центре практически никого не было, за исключением нескольких случайных посетителей, забежавших по — быстрому перекусить. Среди них за стаканом чая сидел второй убийца Луговицкого. Стоило ему меня увидеть,
Кровь от лица убийцы отхлынула. Мелкие капли пота покрыли лоб.
— Я…. Я… не хотел. Это Червонец. Все он! Он мне в руки револьвер сунул! Я в него уже мертвого стрелял!
— В аду твой Червонец! Ждет он тебя там. Но не об этом речь. Ты мне лучше скажи, иуда: зачем тебе была нужна смерть Луговицкого?!
— Я… не виноват! Бандиты меня заставили! Запугали! Хочешь жить, сказали, выдай нам… человека, что нас предал. Мне куда деваться?! Нет, я понимаю, что совершил подлость! И все сделаю, чтобы искупить вину! Приму наказание! Пойду на каторгу!
Было ясно, что он будет врать и изворачиваться до последнего, а правда мне и так была известна. Боткин решил отомстить Луговицкому руками бандитов, решив, что это он виновник всех его бед.
— Как скажешь. В полицию, так в полицию. Пошли.
Предатель, пытаясь сохранить свою драгоценную жизнь, не обратил внимания на мой холодный и равнодушный тон и поэтому не понял главного: ему был только что подписан смертельный приговор.
— Про их разбойничью шайку все как есть расскажу! Их пятеро….
— Заткнись!
Выйдя из трактира, мы пошли по улице, потом завернули в проулок, и пошли среди глухих стен лабазов. Боткин стал нервно оглядываться по сторонам.
— Куда мы идем?!
— Путь сокращаем.
— Нет! Я вам не верю! — он попытался остановиться, но я схватил его за плечо и волоком потащил за собой. Иуда почему-то даже не сопротивлялся, шел, куда его вели и только непрестанно, без перерыва, говорил, вымаливая себе жизнь. Слова из него текли потоком. Сначала я не обратил внимания, а потом понял, что они пустые. Без эмоций. Без надрыва.
— Пощадите меня! Христом — богом прошу! Он же уже мертв! Не берите грех на душу!
Умоляю! Что вам в моей смерти! Заклинаю всеми святыми! — его бормотание сейчас больше походило на безжизненный голос автоответчика.
Мы остановились на пустыре. За спиной у меня остались купеческие склады и лабазы. В ста метрах уже начинался лес. Окраина города. Я несильно толкнул его. Он по инерции сделал шаг назад. Повернулся ко мне. У него были глаза человека, чья душа надломилась, а разум отключился, не выдержав пережитых потрясений.
— Готов к смерти, иуда?
Мои слова его словно встряхнули, выведя его из полубессознательного состояния. Он быстро оглянулся по сторонам, затем уставился на меня. Лицо помертвело, глаза наполнились ужасом.
— Нет! Не убивай! Я жить хочу! Жить! Что тебе в моей смерти?! Что?! Я сознаюсь! Пусть меня судят! Пусть на каторгу! Куда угодно….
Я ударил. Предатель, хрипя, схватился за горло. Разбитая гортань еле — еле, с большим трудом, пропускала воздух. Его лицо в раз побагровело, глаза полезли из орбит, затем он стал медленно оседать на землю. С минуту я наблюдал за ним, а затем, склонившись, тихо сказал: — Ты будешь умирать еще минут… пятнадцать — двадцать, так что, начинай отсчитывать секунды.