Английские бунтари
Шрифт:
Как ни странно, но большинство левеллеров восприняли в штыки идеи Уинстэнли, развитые им в целом ряде небольших по объему книг. В частности, Лильберн осудил “ошибочные догматы бедных диггеров на холме св. Георгия” и заявил, говоря о целях движения в целом, что “наша главнейшая задача заключается в создании таких условий… когда каждому человеку предоставлены максимальные возможности пользоваться своей собственностью”.
По утверждению самого Уинстэнли, решение о создании народной коммуны пришло к нему после того, как во время его размышлений “внутренний голос” трижды повторил ему: “Вместе трудитесь, вместе делите хлеб и несите эту весть всем, через все рубежи…” Поначалу появление коммуны на холме св. Георгия было встречено
Однако на практике это впечатление благожелательности оказалось весьма поверхностным, ибо основная часть местного населения, и прежде всего свободные землевладельцы — фригольдеры и духовенство, — восприняли появление диггеров с подозрительностью и враждебностью. Наиболее явными врагами новой коммуны с самого начала были приходский священник Парсон Платт и лорд манора мистер Дрейк. Именно они, скорее всего, стали организаторами и вдохновителями первого нападения на “пришельцев”, когда около 100 местных жителей, внезапно ворвавшись в поселение, сожгли несколько строений, вытоптали засеянные участки, переломали инвентарь, избили и уволокли с собой нескольких диггеров. Причем интересно отметить, что, верные своим пацифистским взглядам, диггеры не оказали физического сопротивления, а только пытались убедить погромщиков в неправоте их действий.
Известие об этом инциденте вскоре достигло Государственного совета, но его члены, целиком поглощенные до предела обострившимися взаимоотношениями между армией, левеллерами и роялистами, передали дело на рассмотрение генерала Фэрфакса, который в свою очередь поручил разбирательство некоему капитану Глэдмену. Тот, побывав на месте происшествия и опросив участников конфликта, пришел к выводу, что решать тут, собственно говоря, нечего, поскольку вся проблема возникла из-за небольшой группы безземельных фанатиков и носит чисто местный характер. В подтверждение своих выводов он доставил в столицу Уинстэнли и Эверарда, чтобы они сами разъяснили генералу цели и пацифистскую направленность этого движения. Фэрфакс, умевший в любых ситуациях оставаться благовоспитанным джентльменом, спокойно выслушал вождей диггеров, демонстративно не снявших шляп, и… вежливо попрощавшись, отпустил. По-видимому, он был согласен с мнением капитана Глэдмена.
Положение диггеров, несмотря на то что беседа с Фэрфаксом послужила своеобразной рекламой их деятельности, казалось безнадежным: ущерб, нанесенный коммуне разъяренной толпой, был огромен, враждебность местного населения не ослабевала, а ожидаемые диггерами “десятки тысяч” новых сторонников не спешили расстаться с собственностью и присоединиться к движению. И тем не менее убежденные в правоте своего дела поселенцы уже через несколько дней вернулись на холм св. Георгия. Они терпеливо, подбадривая друг друга песнями и шутками, снова и снова восстанавливали свой лагерь после очередного погрома, снова и снова отправляли своих активистов по стране для сбора средств и организации новых поселений. Но только отчасти их усилия увенчались успехом: аналогичные коммуны диггеров появились лишь в шести провинциальных центрах Англии.
В июне — вот уже в который раз!
– на лагерь диггеров на холме св. Георгия напала группа вооруженных солдат: они сожгли жилое строение и серьезно ранили работавших на поле мужчину и юношу. Уинстэнли обратился с письмом протеста к генералу Фэрфаксу, однако ответа не получил, а тем временем жертвой разбойного нападения стали еще четыре диггера, причем один из них был убит. Кроме того, местное духовенство запретило своей пастве производить с “пришельцами” торговый обмен, предоставлять им кров и вообще иметь какие-либо дела с “этими упрямыми
Затем по жалобе мистера Дрейка кингстонский суд, не предъявив колонистам письменного обвинения, не дав им возможности защищаться и отвергнув их письменные объяснения, признал диггеров виновными в нарушении границ чужих владений и приговорил каждого из них к штрафу в 10 фунтов плюс судебные издержки. Но суд отлично понимал, что оплатить эту сумму диггеры были просто не в состоянии. В их лагерь явился судебный пристав и увел четырех оставшихся коров (впрочем, через некоторое время неизвестные благожелатели их выкрали и вернули прежним владельцам). А еще через несколько дней действовавшие по прямому приказу Дрейка солдаты сожгли дотла лагерные постройки и переломали или унесли все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Как отмечал в своих записях Уинстэнли, делали они это с большой неохотой и извинениями, а один из них даже оставил небольшую денежную компенсацию.
Наконец после 11 месяцев упорного труда и непрестанной борьбы голодные, ограбленные и вконец запуганные террором диггеры были вынуждены окончательно оставить свой разоренный лагерь на холме св. Георгия и переселиться на расположенную неподалеку пустошь Кобхэм, где они сразу же приступили к удобрению и возделыванию земли. Однако местные жители, подстрекаемые духовенством и землевладельцами, не оставили их в покое и там. И на новом месте отряд солдат под предводительством священника Парсона Платта уничтожил все, что попалось им под руку. Более того, вокруг пустоши Кобхэм была выставлена круглосуточная охрана из вооруженных прихожан, поклявшихся убить любого колониста, который вознамерится вернуться туда. Этот эпизод, судя по всему, подвел финальную черту под мужественной, но обреченной на поражение попыткой диггеров сбросить нормандское ярмо и установить в Англии первую народную коммуну.
Не менее плачевной была участь коммун и в остальных графствах: все они распались в результате жестоких гонений, инспирированных духовенством и местными землевладельцами при содействии либо невмешательстве официальных властей. О дальнейшей судьбе диггеров достоверных записей не сохранилось. Известно только, что Уинстэнли и небольшая группа его последователей нашли временный приют и работу у леди Элеоноры Дэвис — религиозной и сочувствующей движению диггеров владелицы манора в Пиртоне (графство Хертфордшир), которая считала себя чем-то вроде пророчицы, вдохновленной свыше.
В 1652 г . Уинстэнли опубликовал свою новую работу “Закон свободы”. В ней он, наученный горьким опытом 1649—1650 гг., уже, судя по всему, полагал, что жизнеспособная коммуна может быть создана не столько силой примера, сколько решением сильной, обладающей властью личности. Мечтая, подобно большинству ранних философов и реформаторов, о такой сильной личности, о таком могущественном патроне, который мог бы претворить этот идеал в жизнь, он посвятил свой труд герою тех времен Оливеру Кромвелю, одновременно обращаясь к нему с призывом-предостережением заслужить себе вечную славу, возглавив движение за освобождение от нормандского ярма, дабы не войти навсегда в историю как деспот и тиран, не пожелавший освободить свой народ: “Не утеряй своей короны. Воздень ее высоко и носи… В твоих руках и власть, и сила действовать ради общей свободы. У меня же нет никакой власти”. Ответа от Кромвеля на этот страстный призыв не последовало.
После описанных выше событий диггеры приблизительно на два столетия пропадают из вида в бурном водовороте исторических перемен, чтобы вновь появиться, правда уже в трансформированном виде, как неотъемлемая часть “научного социализма”.
Глава VIII
ВОССТАНИЕ МОНМАУТА
“Добрые старые традиции” политического демократизма, религиозной терпимости и республиканизма на короткое время вновь вернулись в Англию летом 1685 г. — причем в довольно неожиданном обличье претендента на трон по линии Стюартов.