Английский раб султана
Шрифт:
Но добрую половину комнатки занимал роскошный альков в гербах, отделанный дорогой материей, внутри коего помещалось ложе, отделанное резным деревом.
Хозяйка комнаты стояла возле ложа. Она была в легкой ночной рубахе, также из дорогой белой материи, трагически полупрозрачной, с чашей вина в руке. Волны ее волос (теперь, без накидки, стало видно, что дама — брюнетка) спускались до талии. На головы была плетенка из тонких серебряных полос, украшенных большими жемчужинами, к которой крепилась белая вуаль, спускавшаяся сзади и
— Дело не улучшится, если его затягивать, — все так же сухо, как и в соборе, сказала дама и протянула Торнвиллю чашу.
Рыцарь с легким поклоном принял угощение и выпил, думая при этом про себя, что что-то тут, видать, не совсем так. Если он понравился загадочной даме, почему же все так сухо и обыденно? Нет, лучше не думать.
Вино слегка ударило в голову. Дама взяла его за руку и решительно повела под свод алькова. Там чуть не рывком сняла с себя оставшуюся одежду и жестом велела Торнвиллю сделать то же самое, даже не глядя на юношу. Это показалось ему все же неприятным, и он спросил:
— Что все это значит?
— Ты что, пришел сюда вопросы задавать? — резковато спросила дама. — В соборе я по твоему виду поняла, что ты — человек дела, а не пустослов. Неужели я ошиблась?
— Нет, но…
— Я резка с тобой — прости, не твоя в этом вина. Никаких разговоров сейчас, иначе я сойду с ума. Иди, английский львенок, на ратное ложе любви… Все узнается со временем…
Он заключил ее в объятия, оба упали на ложе, простыня окрасилась кровью. Чуть позже Лео, увидев это, озадачился — наглая, бесстрастная блудница оказалась девственницей!
— Все же почему? — тихо спросил он прелестную итальянку.
— Так я решила… — тихо ответила она, печально улыбаясь. — Если б я не встретила тебя, это сделал бы первый матрос в порту… Но не надо обижаться, — тут же добавила она, видя помрачневшее лицо рыцаря. — Я рада, что встретила английского львенка. Ты мне нравишься, ты ласковый, храбрый, знаешь языки… Ты хороший…
— Ты тоже… Но я даже не знаю, как тебя зовут…
— Это не важно…
— Разве мы больше не увидимся? — испугался Лео. Незнакомка, несмотря на холодность и резкость в обращении, юноше понравилась. Даже очень. Она была прекрасна, а ее тайна, которую пока не удалось узнать, будоражила воображение. Так неужели это счастье так быстро закончится?
— Мы увидимся, — ответила красавица. — Увидимся, хотя ты должен знать, что нам отпущено мало времени. Ни ты, ни я этого не преодолеем, поэтому пусть пока все идет, как идет. Люби меня и ни о чем не думай… Уйдешь рано утром…
Слова дамы о предстоящей разлуке были слишком горьки, чтоб можно было забыть о них. Торнвиллю даже захотелось, чтобы эта встреча не закончилась никогда. В порыве чувства, которое дядя Арчибальд непременно назвал бы легкомыслием, рыцарь воскликнул:
— А может, мы все же будем вместе?! Я дворянин, и хотя род мой захудал и небогат, у меня есть землица в Англии… В общем,
— Увы, маленький благородный львенок, моя судьба уже решена, и не мною. Будь счастлив тем, что я дарю тебе свою любовь, а я буду тоже счастлива тем, что дарю ее тебе. И это небольшое счастье мы устроили себе сами…
Лео такое объяснение не устроило, но он тактично решил воздержаться от дальнейших расспросов и никаких действий более не предлагал, не зная всех обстоятельств, но надеясь все потом выяснить и переломить дело в свою пользу. Надежда на такой исход появилась еще и потому, что итальянка, все больше поддаваясь страсти, забыла свою прежнюю холодность.
Молодые люди неистовствовали на ложе, а на остров потихоньку опустилась ночь, прикрывая своей мантией все — и доброе, и дурное…
На заре рыцарь протянул даме браслет со словами:
— Прими, богиня, от чистого сердца.
Итальянка усмехнулась кончиками губ:
— Я верю, что от чистого сердца, хотя ты наверняка покупал его мне, как взбалмошной шлюхе. Так что именно поэтому я его не приму, не обижайся. Ты сам сказал, что беден.
— Вот я как раз и обижусь, тем более что ты все поняла.
Дама встала, прошлепала босыми ногами из алькова к шкафчику, отперла дверцу, извлекла из недр шкафчика большой ларец, а затем принесла к кровати — показать рыцарю. Ларец тоже был заперт, а когда крышка наконец откинулась, то оказалось, что внутри хранится груда драгоценных изделий.
— Это от отца и матери. Не сосчитать, сколько здесь уместилось каменных домов и груженных пряностями кораблей.
Дама отнесла ларец обратно, достала другой, поменьше, также принесла и открыла; содержимое было практически то же.
— Это, — сухо и еле сдерживая рыдания произнесла девушка, — прислала мне в качестве свадебного подарка старая анконская обезьяна. Мои братья получили за меня больше, но только не драгоценностями, а звонкой золотой монетой.
Ларец выпал из ее рук; проклятое золото и камни разлетелись по полу. Теперь Лео все стало ясно без дальнейших разъяснений. Он пал перед девой на колени, обнял, прижавшись щекой к ее теплому животу:
— Я не отдам тебя. Убью всех и каждого, кто осмелится…
— Не надо! — Рыдая, она упала на колени рядом с ним и обняла его. — Так решено, и не изменить ничего!
— Нет, — упрямо потряс головой Лео, — негоже нам, ничего не делая, ждать, пока нас разлучат, как бессловесных животных! Мы убежим! В порту стоит мой корабль, и как только кончится это проклятое военное положение… В общем, лишь бы ты была согласна! Подумай!
Решимость юноши, казалось, начала побеждать фатализм итальянки. Она перестала плакать, положила голову на плечо Лео и тихо прошептала:
— Я подумаю… Обещаю… А теперь тебе пора…
Он нацепил браслет ей на запястье и поцеловал незнакомку, имени которой так и не узнал.