Английский язык с У. С. Моэмом. На окраине империи. Рассказы

Моэм Сомерсет Уильям

"Help yourself."

The skipper leaned forward and with his great hand seized it.

"And how come you in these parts anyways?" he said.

"Oh, I came out to the islands for my health. My lungs were bad and they said I hadn’t a year to live. You see they were wrong."

"I meant, how come you to settle down right here?"

"I am a sentimentalist."

"Oh!"

Neilson knew that the skipper had not an idea what he meant, and he looked at him with an ironical twinkle in his dark eyes. Perhaps just because the skipper was so gross and dull a man the whim seized him to talk further.

"You were too busy keeping your balance to notice, when you crossed the bridge, but this spot is generally considered rather pretty."

"It’s a cute little house you’ve got here (/какой/ прелестный домик у вас тут)."

"Ah, that wasn’t here when I first came (а,

его здесь не было, когда я впервые попал: «пришел» /сюда/). There was a native hut (здесь была туземная хижина), with its beehive roof and its pillars (с ее крышей, похожей на улей, и столбами; beehive— улей;to pillar— подпирать, поддерживать), overshadowed by a great tree with red flowers (/она стояла/ под тенью огромного дерева с красными цветами; to over shadow— затемнять; отбрасывать тень); and the croton bushes (и кусты кротона), their leaves yellow and red and golden (/с/ их желтыми, красными и золотистыми листьями), made a pied fence around it (создавали пеструю изгородь вокруг нее). And then all about were the coconut trees (и потом повсюду были кокосовые пальмы), as fanciful as women, and as vain (такие же капризные как женщины и такие же самовлюбленные). They stood at the water’s edge (они стояли у кромки воды) and spent all day looking at their reflections (и проводили весь день, глядя на свои отражения). I was a young man then (я был молод: «молодым человеком» тогда) — Good Heavens, it’s a quarter of a century ago (Боже мой, это /было/ четверть века тому назад) — and I wanted to enjoy all the loveliness of the world (и я хотел насладиться всей красотой этого мира) in the short time allotted to me (за то короткое время, предоставленное мне) before I passed into the darkness (до того как я уйду во мрак). I thought it was the most beautiful spot I had ever seen (я думал, /что/ это было самое красивое место, /которое/ я когда-либо видел). The first time I saw it (как только: «/в/ первый раз /когда/» я его увидел) I had a catch at my heart (у меня защемило сердце; to catch — ловить; зацепить, задеть), and I was afraid I was going to cry (и я боялся, /что/ расплачусь; to be going — собираться; также придает последующему глаголу значение действия в ближайшем будущем). I wasn’t more than twenty-five (мне было не больше двадцати пяти), and though I put the best face I could on it (и хоть я и храбрился как мог; to put on a face — делать вид; best — наилучший), I didn’t want to die (я не хотел умирать). And somehow it seemed to me (и почему-то показалось мне) that the very beauty of this place (что сама красота этого места) made it easier for me to accept my fate (сделала легче = помогла мне принять свою судьбу). I felt when I came here (я почувствовал, когда я пришел сюда) that all my past life had fallen away (что вся моя прошлая жизнь /куда-то/ исчезла), Stockholm and its University (Стокгольм и его университет), and then Bonn (и затем Бонн): it all seemed the life of somebody else (это все, казалось, было в жизни: «казалось жизнью» кого-то другого), as though now at last I had achieved the reality (как будто теперь, наконец, я познал эту реальность; to achieve — достигать) which our doctors of philosophy (которую наши доктора философии) — I am one myself, you know (знаете, я /ведь и/ сам один /из них/) — had discussed so much (так много обсуждали). ‘A year,’ I cried to myself (один год, крикнул я себе). ‘I have a year (у меня есть один год). I will spend it here and then I am content to die (я проведу его здесь, а потом я согласен умереть; content — довольный; голосующий «за»).’

beehive [`bJhaIv], beauty [`bjHtI], philosophy [fI`lOsqfI]

"It’s a cute little house you’ve got here."

"Ah, that wasn’t here when I first came. There was a native hut, with its beehive roof and its pillars, overshadowed by a great tree with red flowers; and the croton bushes, their leaves yellow and red and golden, made a pied fence around it. And then all about were the coconut trees, as fanciful as women, and as vain. They stood at the water’s edge and spent all day looking at their reflections. I was a young man then — Good Heavens, it’s a quarter of a century ago — and I wanted to enjoy all the loveliness of the world in the short time allotted to me before I passed into the darkness. I thought it was the most beautiful spot I had ever seen. The first time I saw it I had a catch at my heart, and I was afraid I was going to cry. I wasn’t more than twenty-five, and though I put the best face I could on it, I didn’t want to die. And somehow it seemed to me that the very beauty of this place made it easier for me to accept my fate. I felt when I came here that all my past life had fallen away, Stockholm and its University, and then Bonn: it all seemed the life of somebody else, as though now at last I had achieved the reality which our doctors of philosophy — I am one myself, you know — had discussed so much. ‘A year,’ I cried to myself. ‘I have a year. I will spend it here and then I am content to die.’

"We are foolish and sentimental and melodramatic at twenty-five (мы

глупы, сентиментальны и мелодраматичны в двадцать пять /лет/), but if we weren’t (но если бы мы не были /такими/) perhaps we should be less wise at fifty (может быть, мы были бы не так мудры в пятьдесят; less — менее).

"Now drink, my friend (а теперь пейте, мой друг). Don’t let the nonsense I talk interfere with you (не обращайте внимания на мою болтовню: «не позволяйте вздору, /который/ я говорю, мешать вам»)."

He waved his thin hand towards the bottle (он махнул своей худой рукой на бутылку; towards— по направлению к), and the skipper finished what remained in his glass (и шкипер допил /то/, что оставалось в его стакане; to finish— заканчивать).

"You ain’t drinking nothin’ (/а/ вы не пьете ничего)," he said, reaching for the whisky (сказал он, беря виски; to reach for— доставать, тянуться за чем-либо).

"I am of a sober habit (у меня привычка не пить; sober— непьющий, трезвый)," smiled the Swede (улыбнулся швед). "I intoxicate myself in ways (я опьяняю себя /другими/ способами) which I fancy are more subtle (которые, я полагаю, более изысканны). But perhaps that is only vanity (но, может быть, это только тщеславие). Anyhow, the effects are more lasting (во всяком случае, эффект более длительный) and the results less deleterious (а результаты менее пагубны)."

"They say there’s a deal of cocaine taken in the States now (говорят, сейчас столько кокаина употребляют в Штатах; deal— некоторое количество; большое количество)," said the captain.

Neilson chuckled (Нилсон подавил смешок; chuckle— сдавленный/тихий смех).

"But I do not see a white man often (но я не /так/ часто вижу /здесь/ белых: «белого человека»)," he continued (продолжал он), "and for once I don’t think a drop of whisky can do me any harm (и за один раз, я не думаю, /что/ капля виски может причинить мне какой-либо вред)."

He poured himself out a little (он налил себе немного), added some soda, and took a sip (добавил немного содовой и сделал маленький глоток).

interfere ["Intq`fIq], subtle [sAtl], deleterious ["delI`tIqrIqs]

"We are foolish and sentimental and melodramatic at twenty-five, but if we weren’t perhaps we should be less wise at fifty.

"Now drink, my friend. Don’t let the nonsense I talk interfere with you."

He waved his thin hand towards the bottle, and the skipper finished what remained in his glass.

"You ain’t drinking nothin’," he said, reaching for the whisky.

"I am of a sober habit," smiled the Swede. "I intoxicate myself in ways which I fancy are more subtle. But perhaps that is only vanity. Anyhow, the effects are more lasting and the results less deleterious."

"They say there’s a deal of cocaine taken in the States now," said the captain.

Neilson chuckled.

"But I do not see a white man often," he continued, "and for once I don’t think a drop of whisky can do me any harm."

He poured himself out a little, added some soda, and took a sip.

"And presently I found out (и вскоре я понял: «выяснил») why the spot had such an unearthly loveliness (почему это место обладало такой неземной красотой). Here love had tarried for a moment (здесь на миг задержалась любовь; moment — момент, мгновение) like a migrant bird that happens on a ship in mid-ocean (словно перелетная птица, которая случайно встречает корабль посреди океана) and for a little while folds its tired wings (и на короткое время складывает свои усталые крылья). The fragrance of a beautiful passion hovered over it (аромат прекрасной страсти парил над ним) like the fragrance of hawthorn in May in the meadows of my home (словно аромат боярышника в мае на лугах моей родины; home — дом, жилище; родина). It seems to me that the places where men have loved or suffered (мне кажется, что те места, где люди любили или страдали) keep about them always some faint aroma of something (сохраняют в себе всегда некий слабый аромат чего-то /такого/) that has not wholly died (что не до конца умерло; wholly — полностью). It is as though they had acquired a spiritual significance (это как будто бы они приобрели какую-то духовную значимость) which mysteriously affects those who pass (которая непостижимым образом влияет /на/ тех, кто проходит мимо). I wish I could make myself clear (хотел бы я смочь = если бы я только мог выразиться яснее)." He smiled a little (он слегка улыбнулся). "Though I cannot imagine (хотя я не могу себе представить) that if I did (что если б я и смог) you would understand (вы бы /меня/ поняли)."