Английское дело адвоката

Львова Ева

– Это ты, что ли, цветы принес? – разочарованно протянула я, но Борис посмотрел на меня так, что я тут же поняла, что говорю глупость.

– Да нет же, это не Борис! Это принес посыльный из цветочной лавки, – правильно истолковав мой вопрос, хотя он и был на русском, пояснила Летиция, поднимаясь из-за стола. – Агата, у тебя появился состоятельный поклонник, – добавила она, грозя мне пальцем.

Отчего-то мне в голову сразу же пришел репортер, и мне сделалось необыкновенно приятно на душе.

– Спасибо, было вкусно, – удалив из зубов все лишнее, учтиво склонил голову Борис. – Хоть поел

по-человечески, – обращаясь ко мне, по-русски пояснил он. – А то вытолкали из больницы в шею, даже позавтракать не дали.

– Не может быть, – не поверила я.

– Очень даже может, – отрезал кудрявый друг, внимательно наблюдая за тем, как тетя Летти разливает по чашкам заварку. – К ним в хирургию самоубийцу привезли, полчерепа себе мужик из револьвера снес, но до сих пор живой, и им не до меня. Они всем коллективом за его жизнь борются.

Борька повернулся в мою сторону и удивленно сказал:

– А ты его знаешь! Это Кристофер Шерман, помнишь, ты про него в самолете спрашивала?

Внутри у меня все оборвалось. Когда я видела сэра Кристофера, он совсем не походил на потенциального самоубийцу. Неужели похищение газетного обрывка из подвала сарая могло спровоцировать столь радикальный ответный шаг?

– Эй, что с тобой, Агатка? – тронул меня за плечо Джуниор. – Ты и вправду мечтала стать леди Шерман, а теперь сокрушаешься об упущенных возможностях?

– Борь, помолчи, пожалуйста, – вспыхнула я. – Как ты можешь пошлить в такой момент?

– А чем этот момент хуже остальных? – заинтересовался Устинович-младший. – Тут что-то личное? Может, и цветочки от него?

Над входной дверью звякнул колокольчик, и хозяйка, придвинув к нам чашки с чаем, отправилась открывать. Не успела я сделать и пары глотков, как в гостиную вошла Генриетта. Несмотря на раннее утро, выглядела она просто кошмарно. На сером от недосыпа лице женщины горели запавшие глаза, короткие волосы торчали в разные стороны, мятая полицейская форма висела мешком. Казалось, Генри за одну ночь сбросила килограммов десять, но я бы не сказала, что это пошло ей на пользу.

– Кристофер Шерман признался в двух убийствах, – устало проговорила она, опускаясь на стул. – Это он убил Роберта Гамильтона и Сьюзен Наварро. Тетя Летти, нет ли у тебя чего-нибудь выпить?

– Боже мой, Генриетта, ты же на службе, – всплеснула руками старушка.

– Плевать, – отрезала полицейская дама. – Я только что допрашивала человека, у которого нет затылка! Думаешь, это легко?

– Вот и отлично, – просиял Борис. – Раз Кристофер Шерман признал свою вину, значит, Эндрю Мак-Корник здесь ни при чем, и профессора Зелинского перестанут обвинять в пособничестве побегу сержанта. Следовательно, мой клиент преспокойно отправится на свой треклятый конгресс!

– Да, конечно, это так, – вяло согласилась Генриетта, прихлебывая предложенный тетушкой чай.

– Я так устал распутывать это дело, – пожаловался Борис, подливая себе еще чайку. – Пойду, пожалуй, домой, на пару часиков прилягу.

– Иди, Боря, поспи, – согласилась Генри, отдавая русскому другу ключи от дома. – Надеюсь, увидимся еще. Ты же не улетишь в Москву, пока я на службе?

– Что ты, как я могу, – отозвался московский гость, налегая на печенье, принесенное Генриеттой.

Доев

и допив, Устинович-младший отправился отдыхать. Я тоже поднялась из-за стола и, поблагодарив хозяйку за вкусный завтрак, пошла к себе в комнату. Мне было необходимо остаться наедине с собой. Заперев дверь, я достала из комода припрятанный клочок газеты и принялась его рассматривать. Так поступить с газетным снимком мог только слабоумный, а вчера я видела перед собой мужчину сильного и волевого, в пронзительных глазах которого светился недюжинный ум. Неужели сэр Кристофер надеялся, что я поверю в его причастность к этим убийствам? Да нет же, этого не может быть! Не могу я так ошибаться в людях. А может, я что-то не так поняла? Может, алтарь Богини-Праматери создавал не безумец, а человек расчетливый и умный? Может, для чего-то это было ему нужно? Необходимо немедленно вернуться в особняк Шерманов и заглянуть в сарай. Подойдя к двери, я повернула ключ в замке и распахнула ее настежь. И тут же отшатнулась от неожиданности – передо мной стояла Генриетта. В руках у нее был пластиковый пакет, в глазах затаилась тоска.

– Можно войти? – осведомилась она и, не дожидаясь разрешения, перешагнула порог комнаты, протянув мне пакет. – На вот, возьми. Это твое, – добавила подруга Бориса, усаживаясь на кровать.

Стараясь сделать это незаметно, я аккуратно засунула в карман джинсов обрывок газеты, который до этого держала в руке, и в ожидании стала топтаться на месте, мечтая как можно скорее спровадить незваную гостью, но решительная складка между бровями женщины не оставляла сомнений в том, что Генриетта прочно обосновалась в этой комнате.

– Агата, нужно поговорить, – официальным голосом сообщила она, перебирая бахрому пледа, застилавшего кровать.

– Конечно, давай поговорим, – охотно согласилась я, в душе сожалея о непредвиденной задержке.

– Понимаешь, я люблю одного человека, – неторопливо начала мисс Кампински, рассматривая узор на занавесках, – и мне бы хотелось узнать, как он ко мне относится.

«Это она о Борисе», – мелькнула в голове торопливая мысль.

– Сегодня этот человек уезжает, и я подумала, что обязана прояснить этот вопрос, – продолжала женщина.

– Насколько я знаю этого человека, он тоже от тебя без ума, – обнадежила я Генриетту, и та просияла, поднимаясь с места.

– Генри, Борис может остаться с тобой еще на несколько дней, я его прикрою, – начала я и осеклась, услышав слова Генриетты, которые она произнесла, вставая.

– Тебе понравились цветы, которые я прислала? – спросила она, порываясь меня обнять. И тут же переменилась в лице, пробормотав: – При чем здесь Борис?

– Цветы от тебя? – в свою очередь опешила я.

Мы смотрели друг на друга, и удивление на наших лицах постепенно сменялось неловкостью. Мысль о том, что женщина дарит мне цветы как знак обожания, была настолько для меня нова и непривычна, что я не знала, как на нее реагировать. Одно я знала точно: Генриетту в качестве спутницы жизни я видеть не хочу. Похоже, она догадалась об этом по выражению моего лица, но, нимало не смутившись, продолжала:

– Ну нет так нет. Значит, останемся друзьями. Надо еще кое-что обсудить.

Я снова напряглась, но Генри, хмыкнув, сказала: