Анхен и Мари. Выжженное сердце
Шрифт:
12 апреля 1885 года. По Высочайшему приказу по прошению оный уволен от службы для определения к учебе в университете.
Статская служба
13 января 1888 года. Определен по прошению помощником пристава городской полиции Санкт-Петербурга.
22 октября 1888 года. Поощрен ценным подарком за арест казначея Петергофского казначейства с похищенными 48 тысячами рублей казенных денег.
16
11 июня 1889 года. Представлен к поощрению за внедрение в преступную организацию и поимку особо опасного главаря оной.
Взыскания: таковых не имеется.
Нахождение под судом: такого не имеется.
Походы против неприятеля: не участвовал.
Холост или женат: холост.
Дети: не имеется.
Заключение: к продолжению статской службы способен и повышения чином достоин.
Дачный поселок Хитряево
– Bonjour, Анна Николаевна!
Едва она вошла в кабинет сыскарей на следующее утро, к ней подлетел делопроизводитель Самолётов – ровный пробор в идеальном состоянии, волосы прилизаны.
– Доброе утро, – ответила Анхен.
Сегодня она надела строгий серый костюм и добавила к нему аксессуаров – красные перчатки, красная брошь и любимые рубиновые серьги.
– Похвально, что без опозданий, барышня. Похвально, – заметил господин Громыкин в неизменном сером костюме в жёлтую клетку, надевая шляпу. – Ах, впрочем, не до реверансов. Едем!
Они вышли из здания полицейского управления, уселись в экипаж и отправились на вызов.
– Ночью произошло убийство в дачном посёлке Хитряево, – сообщил в дороге господин Самолётов, склоняясь к Анхен.
– Убит кто? – поинтересовалась она.
– Директор гимназии. Некто господин Колбинский.
– Иван Дмитриевич? – удивилась Ростоцкая.
– Вы с ним были знакомы? – в свою очередь удивился делопроизводитель.
– Ещё вчера я видела его, – сказала Анхен.
– Как тесен мир, однако!
Господин Громыкин тоже заинтересовался.
– Так что Вы знаете об убиенном? Что?
– Да не так чтобы очень много знаю я о нём. Служил по военной части он где-то, потом поступил естествознания учителем в гимназию женскую. Как раз с сестрою мы учились там. А потом директором назначили его в оном заведении. Умен, красноречив, властен, – сказала Анхен и добавила. – Был.
– А Вы всегда стихами говорите? – спросил господин Самолётов с высокомерной улыбкой на пухлых губах.
– Иначе
– Ни в коем разе. Интересуюсь, – стушевался делопроизводитель.
– Да что же ты так везёшь-то, окаянный, будто дрова, ей Богу! Будто дрова, – закричал дознаватель городовому на козлах возницы.
Экипаж подбросило на ухабе так, что делопроизводитель и Анхен подпрыгнули.
– Виноват, Ваше высокоблагородие, – буркнул служака.
Госпожа Ростоцкая склонилась к господину Самолётову.
– Мне кажется сие, или начальство гневается? – спросила Анхен у молодого сыщика, сильно понизив голос.
– Будешь тут… гневаться. Утром вернулся от господина Орловского цветом… вот как Ваши серьги. Может даже краснее рубина.
– Чем неугоден теперь стал Фёдор Осипович кавалеристу нашему?
– Не то чтобы совсем уж неугоден. Это у господина Орловского метода такая. Заранее наорать, чтобы проворней работалось. Дело-то нешуточное, убийство. Газетчики уже откуда-то узнали. Ох, тяжко нам придётся, доложу я Вам, а дознавателю вообще не позавидуешь.
Анхен посмотрела на господина Громыкина с сочувствием. Тот же справился с сиюминутным порывом и обратился к делопроизводителю.
– Теперь Ваша очередь докладывать, господин Самолётов. Ваша очередь, – попросил-приказал дознаватель, приглаживая рыжую бороду.
– Значит так. Господин Колбинский Иван Дмитриевич, пятидесяти трёх лет отроду. Закончил физико-математический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета с отличием. Разряд естественно-испытательный. Высоко характеризовался профессорами и после университета пошёл по научной части и на службу в армию. Далее его судьба малоизвестна, ибо военное ведомство не соизволило предоставить сведения. Projet special, top secret.
– Ну что же. Похвально, молодой человек. Эк вы ловко за час раздобыли всю подноготную жертвы. Похвально.
Господин Самолётов приподнял край шляпы, но тут возница опять не справился, и экипаж подбросило на ухабе. Лес внезапно расступился в стороны, и перед глазами открылся пасторальный пейзаж – округлый мостик перекинулся через извилистую речку, на том берегу коровы щипали зелёную траву, гуси, важно переваливаясь, вереницей шли на водопой – гусыня загоготала – Не отставать! Поодаль стояла деревня, откуда, видимо, и пришла сия живность. Вдоль берега высились деревянные дачи, белые беседки, просто скамейки для любования природой.
– Эх, живут же люди, – вздохнул господин Громыкин, округляя глазки-пуговки. – А у нас в городе толкотня, смрад и миазмы. Ещё вон жуликов лови да душегубцев.
– В посёлке сим проживают, в основном, профессоры, философы и художники, – уточнил делопроизводитель. – Немного купцов. Из нуворишей.
– А Вы почём знаете? – заинтересовался дознаватель.
– Узнал до того, как мы сюда отправились.
– Подождите, а господин Колбинский причём? Ни к одному из сословий не относится он, – удивилась Анхен.