Анка
Шрифт:
— А не будет это похоже на вымогательство? — подшутил теперь над ним Жуков.
— Что ты! Дело законное… Вот радость-то будет для наших колхозников… Миллион девятьсот тысяч!..
— Хорошо, Григорий, раз дело законное. Но лучшим магарычом для меня будет — искупаться в море. Люблю морские ванные в вечернюю пору.
— Идем купаться. А то меня на радостях так в жар бросило, что я весь взмокрел.
— И я з вами, — сказал Кавун. — Пишлы.
Из тридцати семи молодых
В колхозе «Заветы Ильича», как и в других рыболовецких артелях, ощущалась острая нужда в людях. Поэтому старогвардейцы бригады деда Панюхая и рыбаки бригадира Краснова Михаила Лукича снова отказались от пенсионных книжек и продолжали рыбачить.
— Получит МРС моторные суда, тогда и на отдых пойдем, — так рассуждали старики.
Выходили в море, чередуясь, все — и стар и млад, рядовые работники и начальство. Сегодня утром вернулись с лова Васильев, Анка и Таня, а в ночь ушли с рыбаками Кавун, Орлов и Дарья. Те рыбаки, что были помоложе, размещались на баркасах, в их распоряжении были ставные невода, а старики промышляли рыбу кошельковым неводом с борта моторного бота.
Сашка, как всегда точный и аккуратный моряк, перед заходом солнца притащил «Медузой» на буксире пустые баркасы к месту лова. Рыбаки стали рассаживаться по баркасам. Панюхай, увидев, как Дарья спрыгнула вслед за Орловым, забеспокоился.
«Как бы эта шельма привлекательная не совратила мово зятька. Надобно уберечь его», — и, покряхтывая, он стал спускаться по штормтрапу в тот же баркас.
— Кузьмич, куда вы? — крикнула Дарья. — Оставайтесь на «Медузе». Вам же покойнее будет там.
— Мне и на баркасе вольготно. А покою рыбак не любит со дня крещенья его в морской купели.
— Да мы сами управимся.
— Без меня вам не управиться. Зятек-то мой кто? Летак, а не рыбак. Надо ж его к нашему ремеслу приучать.
— Давай, давай, отец, к нам, веселее будет, — и Орлов поддержал его за талию: баркас качало волной.
Панюхай уселся на чердаке баркаса и распорядился приказным тоном.
— Дарья — на весла! Зятек — за руль! Курс — вон на тот буек. Полный вперед!
— Командовать всяк горазд, Кузьмич, а вот грести не каждый.
— И грести могем.
— Так садитесь за второе весло.
— Сама же сказывала, что без меня управишься. Греби, девка, греби. С тела не спадешь.
— Помочь вам? — предложил свои услуги Орлов.
— Управлюсь! — и она, досадуя на Панюхая, налегла на одно весло, чтобы сделать разворот, но не рассчитала и подставила борт баркаса набежавшей волне. Удар был такой силы, что Панюхай чуть-чуть не сорвался в воду.
— Тише, скаженная! — завопил Панюхай, подтягивая к себе сползавший за борт невод.
Орлов, выронив из руки румпель, закатывался от смеха. Панюхай
— Вот чертяка, а не баба. И как тебя Григорий терпит?
Баркас взлетел на гребень и плюхнулся носом в распадок между волнами.
— Побей меня бог, она малость тронутая, — перекрестился Панюхай, испуганно блуждая глазами. — Слышь, Дарья? Тише, сказываю… — взмолился он.
Баркас шел вразрез волнам, и Дарья вела его весело, ходко.
— Нет, Кузьмич, сам дал команду: «Полный вперед!», так держись теперь! — и она с ожесточением рвала воду веслами.
«Вот это рыбачка, отчаянная душа!» — с восхищением подумал Орлов и крикнул Панюхаю:
— Подходим к буйку, отец!
Панюхай обернулся. По носу баркаса в одном кабельтовом, покачиваясь на волнах, приветливо помахивал красным флажком буек.
— Дарья, весла сушить! — скомандовал Панюхай.
— Есть весла сушить! — откликнулась раскрасневшаяся Дарья и подняла весла, с которых часто-часто срывались тяжелые соленые капли и звонко проклевывали хрустальную воду.
Подошел второй баркас с рыбаками, и когда сгустились над морем сумерки, невод был установлен. Баркасы заякорили у буйков, у правого и левого крыла невода.
Ветер стал затихать, море успокаивалось. Баркас легонько покачивало, словно зыбку. В темном небе ярко светились звезды. Их отражения в почерневшей воде то судорожно трепетали, то сливались, то рассыпались холодными серебристыми искрами. Панюхай лежал на чердаке. Его одолевал сон, наливая все тело ртутной тяжестью, но он крепился, продирая глаза, и все посматривал на корму, где смутно вырисовывались два силуэта.
Дарья и Орлов сидели рядом и молчали. За бортом блюмкала и шуршала вода. Дарья зевнула и сказала:
— Вздремнуть, что ли? — и растянулась на корме. — Ложитесь, Яков Макарович, места на десятерых хватит.
— Да что-то и сон не идет, — ответил Орлов.
— По Анке скучаете? Завтра увидитесь. Ложитесь и отдыхайте.
— Я не устал.
— Ну, так полежите, на звезды полюбуйтесь… Я не кусаюсь, не бойтесь.
Помолчали. Вдруг Панюхай насторожился. Орлов спросил Дарью:
— Вы моря не боитесь?
— А чего ж его бояться. Я еще подростком начала рыбачить, с отцом на путину выходила. Море кормит нас.
— Смелая вы…
— Я с детства бесстрашная… Да вы ближе ко мне… — и она потянула его за руку. — Ей-богу, не кусаюсь. Двигайтесь… Я вас винцарадой укрою…
Орлов почувствовал жаркое, обжигающее дыхание Дарьи и приподнялся. В ту минуту сипло закашлял Панюхай.
— Что, Кузьмич, не спится? — окликнула Дарья, тоже приподнимаясь.
Панюхай отозвался:
— Никак в сон не войду, Дарьюшка.
— А вы закройте глаза, мигом сон накроет.
— Чего же им закрываться, когда сраму не видать, — загадочно ответил Панюхай.