Анклав

Касьянов Максим

К нам подбежали взрослые и потащили в здание. Я бежал, молча, а вот Вика кричала и вырывалась. Увидев плачущую сестру, Миша обо всем догадался. Он, как и прежде, зажался, на его разгладившемся было лице, опять появились горестные складки, глаза потухли, а кончики губ опустились. Мой младший братик начал опять закутываться в кокон отчужденности. Видя беспомощность старших, я кое-как успокоил Вику, привычно растормошил Мишу, а затем посмотрел на командира отряда.

– Александр Иванович? Что нам теперь делать?

– Послушай, сынок...

Я замотал головой, «нет, не хочу больше никаких сынков, дядей и бабушек, я, брат и сестра, вот моя семья и все».

– Ээээ, Дима, - смутился он.
– Я понимаю ваше горе.

Я опять замотал головой, пытаясь сдержать слезы. «Он, НЕ понимает, он СОВЕРШЕННО НЕ ПОНИМАЕТ. Он не жил в течение многих и многих дней во враждебном мире, когда все, против тебя.

Когда тебе всего десять, и ты, выполняя самую тяжелую, самую грязную работу, несешь, наконец, домой горсть сушеных грибов да пол тушки крысы, а пьяный мужик, даже не заметив, выбивает у тебя всю еду, и толпа топчет ее грязными сапогами. Но ты все равно собираешь растоптанное, ведь даже из этого можно приготовить немного супа для Миши. Он не держал на руках пышущею жаром сестру, и не упрашивал сутки напролет, тоннельных духов не забирать ее. Он не воровал лекарства, зная, что воровство лекарств, даже сама мысль о краже лекарств, каралось смертью. Он, несмотря на то, что был командиром спецназа, даже не представляет себе, что значит нести ответственность за двух совершенно беспомощных существ. А как радостно было смотреть на два маленьких, до боли родных личика, на которых вновь появилась улыбка. Нет, дедушка был не просто добрым человеком, который накормил и напоил их, он стал символом новой, светлой жизни, в которую он их поведет. Он стал опорой, к которой мы все втроем приникли и начали подниматься. Он, за столь короткий срок, стал по настоящему родным человеком, который без раздумья принес себя в жертву, ради нас. И вот его нет. Сломалась опора, исчез добрый дедушка. Теперь я вновь стал старшим в семье. Снова мои плечи придавил груз ответственности и снова я должен принимать решения».

– Александр Иванович, отведите нас, пожалуйста, домой.

– Куда?
– растерялся он.
– Обратно в метро?

Перед глазами как наяву возникло наше убежище, холодная грязная постель, унижения ради горсти грибов, постоянный ужас и отчаяние. Нет, я не хотел туда больше возвращаться. Неужели без дедушки нас не возьмут в Анклав? Хотя, я ведь даже не знаю, что это такое, может там еще хуже, хотя навряд ли, может тогда нас приютят на Шаболовской, или даже разрешат жить в дедушкиной берлоге?

– Как вам будет удобнее, хотя дедушка говорил, что теперь наш дом - это Анклав. Но если без дедушки нам не рады, то мы и в метро попробуем выжить.

– Нет-нет, простите меня. Я не то имел в виду, - коря себя за необдуманные слова, поспешил поправиться Хохол.
– Конечно, в Анклаве всегда будут вам рады. И не только из-за дедушки. Вы очень толковые и хорошие ребята. Я не сомневаюсь, что вы станете выдающимися людьми.

Вскоре мы вышли из павильона, командир шел впереди, Маленький тащил на импровизированной волокуше раненых, я тянул за руки Мишу и всхлипывающую Вику. Прихрамывающий Соболь замыкал наш поредевший отряд. Взрослые настороженно обшаривали взглядами окружающее пространство и особенно небо. Я же не хотел никуда смотреть, мир утратил для меня краски. Я смотрел себе под ноги и думал лишь о том, что нужно дойти до нового дома, обещанного дедом, во что бы то ни стало. Потому что так бы хотели папа с мамой и так бы хотел наш дедушка.

23 глава

– Боги, что происходит?
– думал я.
– Как вообще такое могло случиться? Наш отряд за десять лет существования, выполнив тысячи различных операций, в том числе и задания по сопровождению, не терял ни одного бойца. Да что там говорить, у нас даже по ранению никто не выбывал больше чем на три дня. А сейчас? У нас в составе брешь - один с повреждениями средней тяжести, два тяжелых и Виталька. Мало того мы потеряли одного сопровождаемого, да какого?! Федора Михайловича любили и ценили все жители Анклава, он, можно сказать, был вторым по популярности после Андрея Сергеевича, нашего военного коменданта. Если Андрей Сергеевич учил нас только военным премудростям, то Федор Михайлович рассказывал обо всем остальном. К нему шли за советом: за средством от клопов, за способом защититься, а то и использовать радиационное излучение; за историей древних людей, или чтобы послушать о возможных вариантах жизни на нашей многострадальной планете. Он пользовался таким уважением людей, что они просили его давать имена детям и произносить последние слова для усопших. Он был другом и Учителем с большой буквы для всех нас. Мало того, большинство тех, кто пришел тогда с ним в качестве воспитанников интерната, считают его своим отцом. К примеру, я, тогда еще пухлый мальчуган, почитал его как отца и дело не в том даже, что он защищал меня от нападок сверстников, да-да когда-то я был слабым и не мог за себя постоять. Он научил меня уважать себя и не давать спуску моим обидчикам. Еще там в интернате до

Катастрофы, я прослыл бешенным, так как бросался на противника за любую обиду, и неважно сколько их было, частенько я получал побои, но, в конце концов, от меня отстали, начали уважать, а потом даже принялись искать со мной дружбы. Он не раз помогал мне советом и делом, он даже несколько раз спасал меня. Например, когда меня, уже довольно опытного бойца отправили на разведку к фанатикам, те промыли мне мозги так, что я готов был за них в огонь и в воду, а он всего несколькими фразами разбил все их доводы и доказал, что их учение ложное. И вот, именно наш отряд потерял такого человека. Нет, понятно, конечно, что добрая слава нашего отряда уничтожена, но это не главное, важно то, что теперь все мы не можем считать себя спецназовцами. Васятка и Лом - если вытянут, вряд ли смогут дальше воевать, Соболь еще выкарабкается, но его, скорее всего, передадут какой-нибудь патрульной группе. Командир... С Александром Ивановичем все гораздо сложнее. Вон он, идет впереди, мрачнее тучи, его уверенность и решительность утеряны, его честь уничтожена, его единственный сын, мой хороший друг - погиб. Порой мне кажется, что держит его на этом свете только обещание довести детей до Анклава. А эти дети... Неспроста их выбрал Колдун. Взять только их приключения в метро? Впервые услышав их историю, я понял, насколько крепко в них вцепилось МЕТРО. Всеми способами оно пытается задержать их, а если не удастся - уничтожить. Нет, очень непростые они, эти ребята, и тем важнее довести их в Анклав, тем важнее...

Я споткнулся и очнулся от своих мыслей. Еще в злополучном магазине, из тележки, полок и проволоки, мы соорудили сдвоенную волокушу, на нее положили Васятку и Лома. Васятка страдал от пулевых ранений, повредивших что-то в животе, а Лом от заражения крови. И если первый, хоть и тяжко ему было, пребывал в сознании, то второй уже давно был в отключке и только бредил в горячечном поту. И вот я тащил эту двойную волокушу вслед за командиром.

Мы шли по узкой тропинке, слева был лес, который пах и благоухал, несмотря на очень холодную погоду. Тот же Колдун, говорил, что наш мир покрывался зеленью, лишь в теплые времена года. Но ведь сейчас нет теплых времен? Небо покрыто тяжелым слоем туч, днем мы не ходим, а вот ночью очень даже холодно, вон даже лед образуется. А лес цветет, как так? Федор Михайлович говорил, что это все из-за радиации. Ну да ладно, не моего ума дело.

Еще полчаса, и мы доберемся до нашей вспомогательной базы, я был практически уверен, что мы не встретим особо крупных монстров. Мало того, что мы довольно часто зачищаем эту местность, так еще и пара вичух, свивших гнездо в этих краях совсем недавно, наверняка уже успела распугать всю живность. Впрочем, так и оказалось, без всяких проблем, мы добрались до старой почти развалившейся «хрущевки». На первом этаже дома находилось местное УВД. Можно сказать, что только оно и сохранилось. Давным-давно, мы откопали вход, тяжелая металлическая дверь была вскрыта нашими мастерами. Мощные решетки, а теперь и мешки с песком закрывали окна, была даже комната под замком, для хранения оружия и боеприпасов.

Отперев дверь специальным ключом, командир проверил все секретки, предназначенные для защиты от не прошеных гостей, и махнул рукой, разрешая войти. Первым делом мы уложили раненых. Соболь осмотрел их и, судя по его лицу, дела у них были плохи. Я попробовал покормить детей, но они отказались и сразу ушли в кабинет, переделанный под спальню. Какое-то время мы слышали всхлипы, но потом малыши, утомленные дорогой и переживаниями заснули, и стало тихо. Мы втроем остались за столом. Никто не говорил, все и так было понятно. Хохол, угрюмо насупившись, положил плотно сжатые кулаки на стол. Я ковырял вилкой в банке тушенки, есть не хотелось вообще.

– Командир, нужно помянуть Виталика, - сказал Соболь, вытаскивая из-под стола фляжку.

Хохол поднял на него глаза и долго смотрел, потом вздохнул и кивнул.

Я достал три кружки, а Соболь разлил по сто грамм. Мы, молча, выпили.

– А теперь за Федора Михайловича, - опять подал голос Соболь, собираясь налить еще по одной.

– Нет, - рявкнул Хохол и так стукнул кулаками по столу, что он аж подпрыгнул.
– У нас нет доказательств, что он погиб.

– Ты что? Хочешь идти за ним?
– спросил я.

– А ты не хочешь?
– он в упор смотрел на меня своим немигающим взглядом. Я опять почувствовал себя зеленым новобранцем и как когда-то очень давно, начал блеять: - Ну, нет, конечно, но ведь, это вичуха, нас мало, надо бы группу, - а потом собрался с духом и выпалил: - А дети?

– А это Колдун! Тьфу ты, это Учитель!
– Хохол назвал Федора Михайловича, его настоящим прозвищем.
– Ты понимаешь, УЧИТЕЛЬ? Без него или без явных доказательств его смерти, нас просто не пустят домой, да я и сам не пойду.