Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2
Шрифт:
— До сих пор еще не старались подкупить кого-нибудь из вашей прислуги, ваша эминенция, для этого выбрали только меня.
— Верно рассчитали.
— Я сумел войти в доверие. На днях начнется восстание и я должен буду служить орудием в руках королевы-матери и герцога.
— Чего от вас требуют?
— Чтобы я подсыпал вам порошок в еду.
— Неужели так далеко зашло?
— Герцог Орлеанский говорит, что не надо останавливаться ни перед какими средствами, чтобы погубить вас.
— Даже и убийства не
— Вдовствующая королева спросила меня, смогу ли я проникнуть во все комнаты резиденции.
— Что вы ответили?
— Что сближусь с поваром. Ришелье покоробило.
Он понял, как велика в сущности угрожавшая ему опасность. И устранит он ее лишь благодаря преданности Жюля Гри.
Если бы Марии Медичи и герцогу удалось приобрести двух таких слуг, да и других склонить на свою сторону, не избежать бы ему яда в питье и еде.
— Вы не знаете, призывали ли в Люксембургский дворец еще кого-нибудь из моего штата, кроме вас?
— Насколько мне известно, никого, ваша эминенция.
— Дали вам яд?
— Нет еще, королева-мать не решается, ей не хочется самой отдавать его.
— Совестится, — прошептал Ришелье с сатанинской усмешкой, — а когда же его вам дадут?
— Сегодня вечером, у боковых ворот дворца.
— Хорошо, ступайте туда!
— Слушаюсь, ваша эминенция.
— Молчите и точно в назначенное время будьте на месте. Если вы заметите что-нибудь особенное, не обращайте внимания. Это нас не касается.
— Я совершенно спокоен, ваша эминенция, я уверен, что вы в награду за мою преданность не допустите моего ареста.
— Если это случится, то я освобожу и награжу вас.
— Я полностью доверяюсь словам вашей эминенции.
— В котором часу вам велено явиться к Люксембургскому дворцу?
— К девяти часам.
— Герцог и королева-мать говорили о какой-нибудь предстоящей поездке?
— Нет, ваша эминенция, но, кажется, втихомолку готовятся.
— Вы должны оказать мне еще одну услугу.
— Слушаю, ваша эминенция.
— Если вас арестуют, скажите, что вы подкуплены для того, чтобы отравить меня, что цель мятежа — не я один, но и сам король.
— Понимаю, ваша эминенция, но мне кажется, что я рискую попасть за это в Бастилию.
— Напротив, вас за это наградят. Не забывайте, что в любом случае вы у меня в руках.
— Слушаюсь, ваша эминенция.
— Исполняйте буквально все то, что я вам приказал. Теперь ступайте, но сделайте так, чтобы никто вас не заметил.
— Я пришел сюда через конюшни, ваша эминенция, и той же дорогой уйду. Если мне попадется навстречу кто-нибудь из шпионов герцога, я скажу, что был у повара.
Ришелье одобрительно покачал головой. Жюль Гри ушел. Кардинал позвонил.
— Мои носилки! — сказал он вошедшему камердинеру. Ришелье решил сейчас же отправиться к королю, но идти он не мог и потому велел отнести себя
В девять часов Жюлю Гри принесут яд. Часы на мраморном камине показывали пятый час, пора было принять необходимые меры.
Одевшись в теплую рясу, он сел на роскошные, мягкие носилки, и его понесли в Дувр.
Многие прохожие на улице падали на колени, встретившись с этой странной процессией, они знали что на носилках восседает всемогущий глава Франции.
Ришелье радовался этому в душе, он сознавал свое огромное влияние в государстве.
Если его и не любили, то, по крайней мере, боялись.
А уважение, оказываемое ему при каждом удобном случае всеми иностранными дворами, служило доказательством того, что слава о его деятельности перейдет и к потомкам.
Носилки приблизились к Лувру.
Ришелье с помощью двух вельмож встал с носилок и с большим усилием, подавляя боль, прошел прямо на половину короля.
Людовик был в самом скверном расположении духа.
Его рассердило одно из распоряжений кардинала, подтверждающее справедливость обвинения его врагов в том, что он хочет взять в свои руки неограниченную власть.
Кардинал отдал приказ, что для генералов армии обязательны лишь распоряжения, получаемые непосредственно из кабинета кардинала.
Подобное распоряжение действительно имело вид открытой демонстрации против короля и самовольного присвоения власти, в сущности, давно уже сосредоточенной в руках кардинала. Такое явное доказательство самовластия сильно рассердило короля, тем более, что приказ был отдан даже без предварительного доклада королю.
Людовик, угрюмо нахмурившись, большими шагами измерял вдоль и поперек свой кабинет, когда вошел Ришелье и поклонился.
По ответу короля на его поклон и по тому, как он молча ходил по кабинету, кардинал тотчас увидел, что явился не вовремя.
— До меня случайно дошла случайная весть, ваша эминенция, — сказал король с раздражением в голосе, — вы отдали приказ войскам моей армии.
— Подобный приказ надо приписать злым намерениям моих противников, ваше величество.
— Противников, противников, — раздраженно повторил король, — и вы признаете, что у вас много противников?
Ришелье побледнел, он понял, что побежден.
— Я не ожидал таких слов, ваше величество, и не желаю больше их слышать, — сказал он дрожащим голосом. — На службе у государства я потерял здоровье и считаю своим долгом просить уволить меня с этой тяжелой должности.
Этого король не ожидал. Он с удивлением остановился, но сейчас же овладел собой.
— Я исполню просьбу вашей эминенции, — сказал он, — чтобы больше не иметь случая слышать о подобных военных приказах.
Ришелье был свергнут, раздавлен, его враги восторжествуют, если он не сумеет еще раз вырвать у них из рук победу.