Анна Австрийская. Первая любовь королевы
Шрифт:
— По милости моей и вашего костюма. Теперь хотите, чтобы я откровенно сказала, что вам остается делать?
— Скажите, герцогиня.
— Надо написать к королеве.
— Написать к королеве? Мне! — сказал кардинал, устремив проницательный взгляд на герцогиню де Шеврез.
— Не думаете ли вы, что я хочу вас компрометировать? — сказала вероломная герцогиня, которая, угадав недоверие министра, почувствовала необходимость опередить его подозрение.
— Нет, герцогиня, я этого не думаю, но к чему писать?
— Я предполагала вас опытнее в любовных предприятиях, мой бедный кардинал, — сказала герцогиня с оттенком иронии, которая подстрекнула самолюбие прелата. — К чему писать? Вот вопрос школьника. Неужели вы надеетесь, что ее величество поручит мне завтра привести вас к ней, или
— Я никогда не имел подобной надежды.
— Жаль! Я вижу, что вам лучше известны тайны политики, чем сердце и ум женщин.
— Герцогиня!
— Сердитесь сколько хотите, но вы не помешаете мне смеяться над вашим простодушием.
Герцогиня бесцеремонно откинулась на спинку кресла и громко захохотала в лицо сконфуженному кардиналу.
— Поговорим серьезно, кардинал, — продолжала она, — вы сказали мне, что если ее величество согласится отвечать на ваши нежные чувства, то вы постараетесь возвратить ей власть, которой уже десять лет лишена она так жестоко, и с того дня она начнет царствовать.
— Это правда, герцогиня. Это будет, даю вам слово Ришелье.
— Стало быть, из дружбы к королеве, которую я люблю более всего, потом и для моих собственных выгод, потому что как фаворитке Анны Австрийской мне достанется часть ее власти, вы согласитесь, что я должна желать окончания предприятия, так хорошо начатого вами сегодня?
— Согласен. Ваши выгоды связаны с моим успехом.
— Следовательно, я имею право вам закричать «Остерегайтесь!», если увижу, что вы сбиваетесь с пути?
— Это ясно.
— Я обязана вам советовать?
— Советуйте же мне, герцогиня.
— Напишите королеве. Куйте железо, пока оно горячо, не дайте ему остыть; впечатление, произведенное вами, хорошо, не дайте ему изгладиться.
— Я думаю, что вы правы, герцогиня, — сказал Ришелье, скрывая улыбку.
— Отдайте мне ваше письмо. Я сама передам его королеве.
— Отдам.
— Стало быть, это решено.
Кардинал взял в уборной герцогини шляпу и шпагу, закрыл широким плащом костюм Панталоне и расстался с герцогиней де Шеврез. Мы оставим его возвращаться домой, не стараясь проникнуть в глубокие и бурные мысли, возбужденные в его деятельном уме происшествиями этого вечера, и, опередив его, отправимся в Люксембургский дворец к молодому герцогу Анжуйскому и к племяннице кардинала, госпоже де Комбалэ.
VI
Племянница кардинала, желая дать первый урок любви юноше, с удивлением узнает, что ученик опытнее в этой игре, чем учительница, и это ее не оскорбляет
В это время Малый Люксембургский дворец, который кардинал Ришелье начал строить несколько лет тому назад, когда еще был простым епископом Люсонским и суперинтендантом бывшей регентши Марии Медичи, еще не совсем был освобожден от соседства домов, которые впоследствии послужили к его увеличению. Некоторые из этих домов, однако, были уже куплены кардиналом и в ожидании того, когда они сольются с дворцом или с его службами, употреблялись для разных назначений. Сад одного из них, конец которого до улицы Гарансьер был превращен в великолепные оранжереи, где Ришелье начал собирать с большими издержками сокровища тропических растений, которыми он впоследствии наделил Ботанический сад, одно из чудных созданий, так сказать, его царствования. Эти оранжереи, которые кардинал особенно любил, имели прямое сообщение с его комнатами, и он велел выстроить среди них изящную и богатую гостиную, куда охотно приходил по вечерам отдыхать от государственных забот в обществе своей очаровательной племянницы. Хотя злые языки иногда ошибаются, однако на этот раз они были правы, утверждая, что между Ришелье и мадам де Комбалэ, между дядей и племянницей, существовала короткость другого рода, а не та, которая обыкновенно бывает между такими близкими родственниками, Ришелье, лицемер и развратник, как все люди, которых положение ставит вне естественных законов, не отступил перед кровосмешением для удовлетворения своих страстей и рассчитывал на страх, который внушала его власть, беспрерывно увеличивавшаяся, чтобы
В эту-то гостиную среди оранжереи, где обыкновенно происходили ее тайные разговоры с дядей-кардиналом, госпожа де Комбалэ, не будучи дежурною в этот вечер во дворце королевы-матери, пришла ждать его высочества молодого герцога Анжуйского. Теперь можно спросить, какая причина, любовь или честолюбие, заставила госпожу де Комбалэ назначить одно за другим, с настойчивостью, достойной похвал, семнадцатилетнему принцу три свидания, из которых два остались без последствий; мы ответим вместо нее и с большей откровенностью, чем ответила бы она, что ни любовь, ни честолюбие не имели в этом ни малейшей доли. Госпожа де Комбалэ вдова, то есть любительница удовольствий, госпожа де Комбалэ ханжа, то есть вполне желавшая плода вдвойне запрещенного, наконец госпожа де Комбалэ любовница кардинала, то есть очень женщина опытная, подумала, что для нее могло бы быть очень забавно сообщить часть своей опытности простодушному юноше и попробовать, после того как она так долго была ученицей, роль совершенно другую — учительницы. В один день, когда герцог Анжуйский был у своей матери Марии Медичи, госпожа де Комбалэ назначила ему свое первое свидание. Но молодой принц, в котором смелость и мужество не были преобладающими добродетелями, что доказала вся его жизнь, был более испуган, чем обрадован обольстительной перспективой, предлагаемой ему, и не пошел. Другая женщина обиделась бы и отказалась бы от своего намерения, но племянница кардинала отличались необузданным упорством и при второй встрече с принцем без всякого стыда назначила ему второе свидание. Второе постигла участь первого. Тогда она назначила третье, и, без сомнения, назначила бы таким образом двенадцать, если бы понадобилось.
К счастью для нее, вечером назначенного третьего свидания принц выпил более обыкновенного, что внушило ему более мужества, потом встреча с кардиналом отняла у него опасение встретить его у племянницы, потом, наконец, он рассказал о своем приключении своему брату Морэ и кузену Монморанси, что не позволяло ему отступить, не сделав себя посмешищем, не считая того, что Монморанси научил его прекрасному средству придать себе храбрости против женского врага — сражаться в темноте, задув огонь. Принц пришел, решившись победить и не погибнуть.
Госпожа де Комбалэ, которая хотела быть одна, поспешила встретить герцога Анжуйского, как только услышала стук отворившейся двери. Надо было показать принцу дорогу, посветить ему и проводить до гостиной. Она явилась ему в темном коридоре, в который он вошел, как блестящая звезда, до того блестящая, что он был ослеплен и остался пригвожден на месте.
Гастон Орлеанский, привыкший к бесцеремонному обращению веселых девиц, которых, несмотря на свои юные лета, каждый вечер посещал у Неве, самой знаменитой куртизанки того времени, был черезвычайно робок со всеми другими женщинами. Но это было его главное достоинство в глазах герцогини де Комбалэ, которая сгорала нетерпением образовать ученика и не могла бы найти ученика милее. Она бесцеремонно подошла к нему.
— Как! Это вы? — сказала она, притворившись изумленной. — Я еще сегодня не ожидала иметь честь видеть вас.
— Черт побери! Герцогиня, — отвечал наивно Гастон, который счел за лучшее ругаться, чтобы придать себе тон, — признаюсь, что я не пришел бы, если бы не встретил на Новом мосту его преосвященство, который шел в Лувр.
— Дядюшка действительно должен был присутствовать сегодня при игре короля.
— Я сомневаюсь, однако, чтобы его преосвященство сегодня явился на игре моего брата в таком костюме, разве только в Лувре маскарад, о котором я не слышал.