Анна Австрийская. Первая любовь королевы

Далляр Шарль

— Я это знаю, — сказал Поанти, — я уже гулял там в это время.

— Стало быть, вы видели, что там встречаются люди всякого сорта: мещане, солдаты, нищие, знатные вельможи и лакеи, и вы должны были заметить, что в это время толпа так велика, что с трудом можно ходить.

— Это правда.

— Итак, завтра в полдень ступайте на Новый мост и прогуливайтесь там в толпе до тех пор, пока встретите девять нищих, таких же, как вы, которые вас узнают по черной повязке, покрывающей правый глаз. Каждый приблизится к вам и скажет, откуда он. Один скажет: я из Нормандии, другой из Бургундии, третий из Нивернэ, и так до тех пор, пока наберется девять. Всем вы прикажете не терять вас из вида, а следовать за вами издали. Когда вы встретите последнего, сойдите с Нового моста, один за другим, или по двое, как настоящие нищие, возвращающиеся домой после дневного сбора, и отведите их на свою квартиру.

— Я живу в очень бедной гостинице, в которой не поместится столько людей, — сказал Поанти.

— Нет, — отвечал д’Арвиль, — вы живете теперь в доме, приготовленном нарочно для вас. Я сейчас отдам вам

ключ с необходимыми указаниями, как туда войти.

Он вынул из кармана мешок с деньгами и отдал его Поанти.

— В нем лежит семьсот пистолей, — сказал он. — Когда придете в вашу общую квартиру, дайте каждому по пятьдесят пистолей, а двести пятьдесят оставьте для себя. Сумма эта принадлежит вам. Это задаток за те услуги, которых ожидают от вас.

— Какого же рода эти услуги? — спросил Поанти, которого удивила такая огромная сумма. — Тот, кто прислал меня к вам и кого вы, без сомнения, знаете…

— Да, это де Шавань.

— Де Шавань поклялся мне, что в этих услугах нет ничего противного чести дворянина.

— Де Шавань сказал правду. Вам ни на кого не придется нападать, вам надо только защищаться, и те, против кого вам придется драться, люди самого низкого сорта, поборники чести, составляющие шайку под начальством негодяя по имени Лафейма.

— А! — сказал Поанти, вдруг вспомнивший и о своем приключении, и о своей дуэли. — Хорошо, если только это, я возражать не стану.

— Прекрасно.

«Черт побери! — подумал молодой человек. — Я как будто предчувствовал, что должен опять встретиться с этими людьми».

— Впрочем, барон де Поанти, — продолжал д’Арвиль, — уста благороднее моих сообщат вам дальнейшие инструкции. Я со своей стороны сказал почти все.

— И я ничего не пропустил.

— Вы припомните все?

— Вполне.

— Вы не забудете ничего?

— Обещаю.

— Стало быть, мне остается сообщить вам, когда и как вы можете видеться с тою особой, которая послала меня к вам.

— Я увижу эту особу? — с удивлением спросил Поанти.

— Она этого хочет.

— А я понял, по словам де Шаваня, что я не должен ее знать.

— Вы ее не узнаете, но увидите.

— Все это очень странно! — прошептал Поанти и задумался.

— Есть еще много такого, чего вы не знаете и что покажется вам не менее странно, когда вам позволено будет это узнать.

— Еще одно слово, — сказал Поанти. — Я не прошу вас сообщить мне имя этой особы, но можете вы мне сказать, мужчина это или женщина?

— Женщина.

— Знатная дама?

— Очень знатная.

— И богатая? Я сужу об этом по тому, как она вознаграждает людей прежде, чем они успели сделать что-нибудь. Когда же я увижу эту даму?

— Завтра. Сойдя с Нового моста, вы отведете, как я уже вам сказал, ваших девять подчиненных в дом, в котором вы сами поселитесь с этого дня, и прикажете им не выходить, пока вы не отдадите приказания. Эти девять человек знают, что у них должен быть начальник, которому они поклялись, не зная его, в слепом повиновении. Этого начальника они найдут в вас. Незадолго до десяти часов оставьте их, а ровно в десять будьте у Самаритянки. Возле вас остановится карета, в ней будет сидеть женщина и пригласит вас ехать с ней. Вы должны повиноваться ей и в этом, и во всем, что она вам прикажет.

В эту минуту по реке проезжала легкая лодка с рыбаком и с рыболовными принадлежностями. Д’Арвиль позвал рыбака и, пока тот подъезжал, сказал молодому человеку:

— С этой минуты вас зовут уже не барон де Поанти. Ваши подчиненные не должны знать, как вас зовут, точно так же, как и вы не должны знать их имен. Этого потребует осторожность и для вас, и для них. Каждый из них будет носить название цифры, и вы сами назовите их завтра на Новом мосту по мере того, как они будут к вам подходить. Первый будет Номер один, второй — Номер два, и таким образом до последнего, Девятого. Вы, барон де Поанти, будете называться Капитан Десять.

— Хорошо, — сказал Поанти, смеясь, — принимаю это новое крещение.

Рыбак подъехал. Д’Арвиль вложил ему в руку серебряную монету и спросил, хочет ли он перевезти их на другой берег. В то время как рыбак греб, наклонившись над веслами, д’Арвиль разговаривал с Поанти на другом конце лодки.

— Выйдя на берег, — говорил он, — мы не будем знать друг друга. Дайте мне отойти вперед на сорок шагов и следуйте за мною, не теряя меня из вида. Когда мы придем к рынку Невинных, я поверну направо к улице Ферронри, а оттуда на улицу Этюв и уроню, не останавливаясь, какую-нибудь вещь, мой носовой платок, например. Вы будете идти позади меня и поднимите его. Дверь, пред которой он упадет, с правой стороны улицы, принадлежит тому дому, куда вы должны войти. Вы приметите ее старательно, чтобы отыскать потом, потому что для большей предосторожности продолжайте следовать за мною до Лувра. Там только воротитесь назад. Пусть никто не видит, как вы входите в вашу новую квартиру, ни сегодня, ни завтра, никогда. Когда осмотрите ее, вы узнаете все выходы и поймете сами, каким образом должны действовать для того, чтобы присутствие ваше и присутствие ваших девяти товарищей никому известно не было. Вы найдете, впрочем, в первой комнате, через которую вам надо будет проходить, письмо, где отмечено будет самое подробное описание этого дома. Поняли вы меня?

— Очень хорошо. И все будет сделано, как вы желаете.

— Вот ключ от дома.

Поанти взял ключ, поданный ему д’Арвилем, лодка причалила, и он выпрыгнул на берег. Д’Арвиль выпрыгнул после него, и оба удалились, соблюдая условленное расстояние. Эта часть Парижа почти вся была занята полями. Изредка только стояли хижины садовников, окруженные навозом, покрытым снегом. Иногда узловатый ствол вяза возвышался над

забором. Берег был не такой плоский, как на противоположной стороне. В некоторых местах берег, возвышавшийся над рекою, был даже высок. Так как настала ночь, и очень темная, и сероватый цвет снега, который покрывал берег, сливался с сероватым цветом воды, протекавшей у их ног, д’Арвиль и Поанти шли в сорока шагах друг от друга, не условливаясь, а повинуясь одному и тому же опасению, чтобы не упасть в воду, и шли вдоль низких стен и деревьев или кустарников, окружавших с правой стороны поля. Они шли таким образом с четверть часа в величайшем молчании и не встретив ни души. Ни одна из хижин, разбросанных по дороге, не казалась обитаемой. По крайней мере, не слышалось никакого шума и не виднелось никакого света. Вдруг, однако, Поанти, который шел позади, постоянно устремив глаза на своего спутника, чтобы не потерять его из виду в темноте ночной, услышал возле себя странный шум. Шум этот, тотчас утихнувший, раздался за низкой стеной, служившей забором саду одной из хижин, среди довольно густых вязов и ив. Это был как бы шум тела человека, соскакивающего на землю с известной высоты. Первым движением Поанти было остановиться и обнажить шпагу. Потом он с живостью приблизился к стене, поднялся на цыпочки и заглянул на другую сторону. Он увидел довольно обширный огород в том обнаженном состоянии, который имеют огороды и сады зимою. Снег покрывал гряды и аллеи; только несколько кочерыжек виднелось на поверхности, пробивая снег своими желтыми листьями. Только вдоль стены в нескольких шагах направо возвышались деревья, из которых послышался шум. Но, хотя без листьев, деревья эти имели такие густые ветви и так были сжаты, что с трудом можно было видеть, что происходит среди них. Поанти, предполагая шпиона, вздумал перепрыгнуть через стену и выгнать его. Но минутное размышление заставило его отказаться от этого плана. Товарищ его ничего не слышал и, считая, что он идет за ним на условленном расстоянии, продолжал свой путь, и Поанти, если б потерял только пять минут, подвергался бы опасности потерять его и не найти. К чему же послужит ему тогда ключ, который должен был отпереть неизвестный дом, приготовленный для него, и куда на другой день он должен будет отвести девять человек, которых встретит на Новом мосту? Поанти вернулся на тропинку, едва проложенную, которая шла вдоль реки, и через три четверти часа тот, кто служил ему проводником, дошел до ратуши. Оттуда Поанти пошел за ним как можно ближе. Даже не зная Парижа, молодой человек понимал по многочисленным поворотам своего проводника, что они приближаются к цели, и чем более приближались, тем становилось для него важнее не потерять ни одного из его движений. Наконец среди одной улицы он увидел, как его проводник быстро наклонился как бы для того, чтобы поднять вещь, упавшую на землю; по этому-то движению он должен был узнать дверь дома, от которой у него был ключ. Дверь эта должна была находиться с правой стороны, именно напротив того места, где находился его проводник. Поанти следовал за ним теперь в десяти шагах и скоро дошел до этого места. По правую его руку возвышалась стена, в которой тогда не было ничего необыкновенного, но теперь она показалась бы чудовищных размеров. Стена эта, по-видимому, окружала двор дома, который вовсе не был виден. В центре стены выступала узкая и низкая дверь с огромными гвоздями, в которую, по-видимому, не проходили давно, потому что в одном углу лежала громадная куча разных нечистот. Дверь легко было узнать. Поанти взглянул на нее и прошел, в уверенности, что отыщет ее, когда захочет. Проводник его все шел по условию, и скоро, около Лувра, Поанти приметил толпу, освещаемую факелами. Насколько различные кварталы, пройденные им, были мрачны, безмолвны и пусты, настолько эта часть города была шумна и оживлена. Будто все обитатели окрестных улиц бросили свои дома и соединились на одном этом пункте, представлявшем одно из тех зрелищ, до которых парижане всегда были лакомы. Не без удивления увидел Поанти, что товарищ его, до сих пор показывавший такую осторожность, прямо пошел к этой толпе. Но, вступив в предприятие, исполненное странностей и таинственностей, Поанти решился не удивляться ничему. Отчасти повинуясь полученным приказаниям следовать за д’Арвилем до Лувра, отчасти из любопытства, он пошел за ним по этому направлению. Но не долго мог он следовать за ним. Он увидел, как тот вошел в первые ряды толпы и тотчас исчез. Когда Поанти дошел до последних рядов, он напрасно осматривался вокруг. Он не видел ничего похожего на длинный плащ, на выгнутую шляпу, на седые волосы и бороду мнимого нищего. Собственно говоря, у Поанти не было более никакого дела, но он был молод, а сверх того и провинциал. А для всякого провинциала, недавно приехавшего в Париж, всякое зрелище привлекательно, особенно когда он может пользоваться им даром. Вместо того чтобы вернуться назад в свою новую квартиру на улице Этюв, Поанти пробрался до первых рядов зрителей. Там он наткнулся на ряд королевских мушкетеров, сдерживавших толпу, за которыми виднелось большое пустое пространство, занимаемое слугами его величества, которые несли факелы. Шеренга мушкетеров начиналась от луврских ворот и направлялась к улице Сент-Онорэ.

В ту минуту, когда Поанти, не будучи в состоянии идти дальше, остановился между двумя мушкетерами, карета, блестевшая стеклами и позолотой, в сопровождении многочисленной свиты, выехала на великолепных лошадях из луврских ворот и промчалась мимо ослепленных глаз молодого провинциала. Но как ни быстро было это видение, он успел приметить в карете, освещенной, как солнцем, огнем факелов, окружавших ее, молодого вельможу с великолепной осанкой и в невероятно богатом костюме.

— Скажите мне, пожалуйста, — обратился Поанти к одному гражданину, который, вытаращив глаза и разинув рот, смотрел на это зрелище, — кто такой этот вельможа, у которого такая блестящая свита?