Анна Каренина. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
Алексй Александровичъ заплакалъ, и слезы его были не одни слезы горечи и стыда, но и слезы умиленія передъ своей высотой смиренія. Степанъ Аркадьичъ покачалъ головой, и сожалніе о немъ боролось съ улыбкой удовольствія успха. Онъ сказалъ:
— Алексй, поврь мн, что и я и она оцнили твое великодушіе. Но, видно, это была воля Божія. — Алексй Александровичъ замычалъ при слов — воля Божія. — Я братъ и первый убилъ бы ея соблазнителя; но тутъ это не то, это несчастіе роковое, и надо признать его, и я, признавъ, стараюсь помочь теб и ей...
—————
[1342] Съ этаго дня Алексй Александровичъ не входилъ боле въ комнату своей жены и, найдя небольшую квартиру для себя, сына, сестры и гувернантки, собирался перезжать. [1343]
Въ тотъ самый день, какъ онъ перезжалъ, Вронской пріхалъ къ Анн, и Алексй Александровичъ имлъ огорченіе узнать, что онъ былъ тутъ. Узнавъ отъ Бетси, что Алексй Александровичъ соглашается на разводъ, Вронской тотчасъ похалъ отказываться отъ такого назначенія, которое
1342
Зач.: Между тмъ въ маленькомъ кабинет о томъ же самомъ говорили между собою Удашевъ и Анна.
Анна, блдная и съ дрожащей челюстью, смотрла на ходящаго передъ нею Удашева и говорила:
— Я знаю, что это было нужно, я знаю, что я хотла этаго, но все таки это ужасно. И я объ одномъ умоляю тебя, сдлай, чтобъ я никогда не видала его посл этаго. Я теперь знаю, что онъ сдлаетъ. Онъ все сдлаетъ, но я ужъ не могу ненавидть его, я жалю, я понимаю всю высоту его души, вс его страданія.
— Скажи, что ты любишь его.
— Алексй, это жестоко, то, что ты говоришь. Ты знаешь, что ты овладлъ.
1343
Зач.: Черезъ недлю Алексй Александровичъ перехалъ на другую квартиру.
Вронской 6 недль не видалъ ее, и эти 6 недль онъ провелъ такъ, какъ никогда не жилъ: онъ никуда не здилъ, сказавшись больнымъ, никого не принималъ, кром Грабе и брата, и, какъ зврь, запертой въ клтк, сидлъ въ своей комнат, то лежа съ книгой романа, то ходя и вспоминая и думая объ одномъ — о ней, о всхъ пережитыхъ съ нею счастливыхъ минутахъ и о послднихъ минутахъ ея болзни, и раскаяніи, и той тяжелой роли, которую онъ долженъ былъ играть въ отношеніи мужа. Что то было недоконченное, мучительное въ этомъ положеніи, и оставаться такъ нельзя было, a длать было нечего. Тутъ братъ придумалъ ему отправку въ Ташкентъ, и онъ согласился. Но чмъ ближе подходило время отъзда, тмъ больше воспоминанія прошедшаго разжигали въ немъ страсть къ ней. «Еще одинъ разъ увидать ее, и тогда я готовъ зарыться и умереть», думалъ онъ. И потомъ онъ вдругъ получилъ извстіе, что она оставила мужа и ждетъ его, какъ ему сказала Бетси. Не спрашивая, можно ли, когда, гд мужъ, онъ похалъ къ ней, и ему казалось, что лошадь не двигается, что онъ никогда не додетъ. Онъ вбжалъ на лстницу, никого и ничего не видя, и почти вбжалъ въ ея комнату и не замтилъ того, что въ комнат, есть ли кто или нтъ. Онъ обнялъ ее, сталъ покрывать поцлуями ея лицо, руки, шею и зарыдалъ, какъ дитя. Анна готовилась къ этому свиданью, думала о томъ, что она скажетъ ему, но его страсть охватила ее; она хотла утишить его, утишить себя, но глаза ея говорили, что она благодаритъ его за эту страсть и раздляетъ ее.
— Да, ты овладлъ мною, и я твоя, я слилась съ тобой, но [1344] что то ужасное, что то преступное есть въ этомъ, — говорила [она], блдная и дрожащая.
Онъ сталъ на колни передъ ней, цлуя ея руки.
— Анна, [1345] такъ должно было быть. Покуда мы живы, это должно быть. Если ты не хочешь этаго, вели мн уничтожиться.
Она обняла его голову. [1346]
— Нтъ, я знаю, что это должно было быть, я сама хотла этаго, но только это ужасно. Сдлай только, чтобы я никогда не видала его, — говорила она, прижимаясь къ нему.
1344
Зачеркнуто: ахъ Боже мой, зачмъ я не умерла, — и рыданія прервали ея голосъ.
1345
Зач.: ты сама хотла этаго. Для него легче.
1346
Зач.: — Я только говорю, зачмъ я не умерла.
— Анна, ты увидишь, все пройдетъ, мы будемъ такъ счастливы! Любовь наша, если бы могла усилиться, усилилась бы тмъ преступленіемъ, тмъ зломъ, которое мы сдлали.
Онъ смотрлъ на нее. Она [1347] улыбалась не словамъ его, но глазамъ его. Она взяла его руку и [1348] гладила ею себя по щекамъ и по волосамъ. Глаза ея свтились, но не тмъ прежнимъ [1349] жестоко веселымъ блескомъ, но [1350] задумчивымъ и страстнымъ. [1351]
1347
Зач.: успокоилась въ его близости
1348
Зач.:
1349
Зач.: безконечно радостнымъ
1350
Зачеркнуто: задумчиво, и какъ надежда и раскаяніе
1351
Зач.: — Онъ не отдастъ мн Мишу, — сказала она, — и не должно брать.
— Да, Стива говоритъ, что онъ на все согласенъ. Мн страшно думать о немъ. Но неужели это возможно, чтобы мы были мужъ съ женой, одни своей семьей съ тобой?
— Это будетъ, и мы будемъ такъ счастливы!
— Ахъ, зачмъ я не умерла!
И безъ рыданій слезы текли по обимъ щекамъ.
—————
<Когда Степанъ Аркадьичъ пришелъ имъ объявить о успх своего посольства, Анна ужъ выплакала свои слезы и казалась спокойной. С этаго дня она не видала Алекся Александровича. По уговору, онъ оставался въ томъ же дом пока шли переговоры о развод, чтобы уменьшить толки, и адвокатъ Московскій велъ переговоры. Черезъ мсяцъ они были разведены. И Удашевъ съ Анной похали въ ея имнье, 200 верстъ за Москвой, чтобы тамъ внчаться. A Алексй Александровичъ, съ воспоминаніемъ всего перенесеннаго позора, продолжалъ свою обычную служебную, общественную жизнь вмст съ сыномъ въ Петербург.>
* № 107 (рук. № 46).
4-я часть.
Катерина Александровна, сестра Алекся Александровича, жила опять с нимъ, занимаясь воспитаніемъ его сына — прекраснаго 8-милтняго мальчика. Обстановка дома — того же самаго дома (Алексй Александровичъ считалъ мелочностью убгать воспоминаній и остался на той же 17-лтней квартир), обстановка дома была таже: была женщина-хозяйка, былъ сынъ, была какъ будто семейная жизнь; но Алексй Александровичъ, глядя на свою теперешнюю семейную жизнь и вспоминая прежнюю, испытывалъ чувство подобное тому, которое испытывалъ бы человкъ, глядя на тотже фонарь съ потушенной всередин свчой, который онъ зналъ и видлъ зажженнымъ. Недоставало свта, освщавшаго все. Въ домашней и воспитательной дятельности Катерины Александровны было постоянное выраженіе строгаго выполненія долга, и все дло шло хорошо, но усиленно, трудомъ, тогда какъ прежде казалось, что все тоже длалось [1352] только для себя, для удовлетворенія личнаго счастія. Семейный бытъ его былъ восковая фигура, сдланная съ любимаго живаго существа. Часто онъ ему отвратителенъ былъ, но, съ всегдашней своей добротой и мягкостью, разумется, онъ никогда не позволялъ себ даже для себя замтить этаго, но недовольство свое онъ переносилъ на себя и становился несчастне и несчастне.
1352
Зач.: само собой
Мы любимъ себ представлять несчастіе чмъ то сосредоточеннымъ, фактомъ совершившимся, тогда какъ несчастіе никогда не бываетъ событіе, a несчастіе есть жизнь, длинная жизнь несчастная, т. е. такая жизнь, въ которой осталась обстановка счастья, а счастье, смыслъ жизни — потеряны. И чмъ искуственне та жизнь, въ которой было счастье, тмъ болзненне чувствуется его потеря, тмъ дальше отъ [1353] лучшаго утшителя [1354] — природы, и тмъ недоступне переносится несчастіе.
1353
Зачеркнуто: единственнаго
1354
Зач.: Бога
Человкъ, [1355] схоронившій утромъ [1356] любимую жену, a посл обда идущій на пахоту, не оскорбляетъ нашего чувства, но человкъ, утромъ потерявшій любимую жену, а вечеромъ идущій на подмостки играть шута, ужасенъ почти также, какъ и тотъ, который черезъ недлю посл похоронъ идетъ въ Министерство подписывать бумаги и на выходъ. Это испытывалъ Алексй Александровичъ. Ему приходило, какъ Р[усскому] человку, два выхода, которые оба одинаково соблазняли его, — монашество и пьянство, но сынъ останавливалъ его, а онъ, боясь искушеній, пересталъ читать духовныя книги и не пилъ уже ни капли вина.
1355
Зач.: потерявшій
1356
Зач.: любимое существо
Онъ чувствовалъ, что было бы мене унизительно ему валяться въ грязи улицы своей сдой и лысой головой, чмъ развозить эту голову, наклоняя ее по дворцамъ, министерствамъ, гостинымъ, и чувствовать, стараясь не замчать, то презрніе, которое онъ возбуждалъ во всхъ.
Онъ спалъ мало ночью. Не то чтобы онъ думалъ о ней. Онъ мало о ней думалъ, онъ думалъ о пустякахъ, но просто не спалъ. Онъ мало лъ и, какъ старый сильный человкъ, мало перемнился наружно; но видно было бы для глазъ любящаго человка, что онъ внутри весь другой, изъ сильнаго, опредленнаго и добраго — слабый и неясный и злой. Съ нимъ сдлалось то, что съ простоквашей: наружи тоже, но болтните ложкой, тамъ сыворотка, онъ отсикнулся.