Анна Леопольдовна
Шрифт:
Как я унижена и несчастна! Я поступала дурно. Лучше всего было бы мне уехать вместе с тетушкой. Но если я попрошу принцессу, разве она откажет мне, разве не поспособствует моему отъезду? Но нет, я не могу покинуть Ее высочество, не могу… Или же я всего лишь обманываю самое себя и не желаю расставаться со своей недостойной любовью!.. Нет, отныне я не стану видеться с Андреем, а затем я найду в своей душе силы, необходимые для отъезда. Но более ни слова с ним, ни взгляда. Нет, он невиновен; мужчины ведь так легко совершают недостойные поступки, ежели мы, женщины и девицы, позволяем им; описаниями подобных положений человеческой жизни наполнены все романы. Я решительно не стану ни говорить, ни встречаться с ним. Какое счастье, что я не уступила его страсти и дело не дошло до последней короткости отношений! Нет, пусть он остается верным супругом и добродетельным отцом. Я не хочу, чтобы его жена и сын страдали по моей вине. И… зачем лгать? Я более не желаю быть униженной. Я не желаю делить его с дочерью чесальщицы императорских пяток! Я хочу, чтобы его не было, не было, не было в моей жизни… Как счастлива принцесса, она скоро сделается законной супругой равно го ей по рождению. Даже печальная Юлия продолжает питать надежду, ведь саксонец
Я держу свое слово. Он осмелился явиться в дом Сигезбеков с визитом, якобы для благодарности госпоже Сигезбек за то, что она почтила своим присутствием праздник по случаю крестин его первородного сына. В гостиной я сказала ему несколько любезных обычных слов. Он, конечно же, хотел, как это водилось у нас с ним прежде, уговориться о свидании. Я села за пяльцы у окна, а едва он сделал несколько нерешительных шагов ко мне, я поднялась и отошла к доктору. Я видела растерянность Андрея, не мог же он преследовать меня, расхаживая по гостиной госпожи Сигезбек! Я знала, что спасаю его от дурных поступков, и потому не испытывала к нему враждебных чувств. Он ушел, но только я заметила, как он сконфужен и опечален.
Императрица приказала выдать принцу на расходы на первое время две тысячи рублей. Размер его годового денежного содержания еще не определен окончательно, и это крайне беспокоит Кништедта. При дворе уже говорят о стычке принца с Кништедтом. Этот последний во время карточной игры в покоях Ее величества имел дерзость обратиться к Ее величеству с просьбой об определении ею пресловутого денежного содержания, поскольку, как он говорил: «…необыкновенная роскошь русского двора требует таких больших расходов, что скоро все средства принца будут истрачены». Императрица посмеялась и обещала все уладить в самом скором времени. Принц с досадой пенял Кништедту за этот разговор и сам говорил о своем нетерпении вступить в должность командира полка. Он полагает именно это своим главным делом, каковое и желает тщательно исполнять.
Ужасающее происшествие, в котором виновна несомненно я. В России существует обряд крещения воды. Я желала его наблюдать, и мы отправились с госпожой Сигезбек. Сначала зрелище было даже занимательным. Во льду была заранее проделана квадратная прорубь, каждая сторона которой длиной примерно шесть русских футов; около нее постлано много ковров наподобие пола, огороженных вокруг кольями, чтобы не подпускать толпу. Сверху устроен был полог. По окончании службы духовенство вышло из главной церкви и образовало процессию, следуя друг за другом соответственно сану; священники двигались по четыре или пять в ряд, всего числом в несколько сот человек. Они несли большую хоругвь, большой фонарь и большое изображение Спасителя. В таком порядке шествие двигалось, сопровождаемое знатными и простыми людьми. Весь путь до реки пелись молитвы. Затем священники вступили за ограду со всего несколькими знатными людьми и там совершали другие части церемонии. Наконец нашли, что вода достаточно освящена. Был подан сигнал тысяче гвардейцев, которые окружали все это тремя рядами, и тут же раздались частые залпы из ружей, повторяемые трижды; затем вступили большие пушки с крепости и троекратно салютовали около трехсот орудий. Но далее началось ужасное. Множество больных фанатиков, отталкивая друг друга, стремились окунуться в освященную воду, полагая, что это избавит их от недугов. И надо сказать, многие из них достигают желаемого, но не так, как хотели, то есть их убивает сильный холод. Но еще ужаснее было зрелище невежественных глупцов, которые несли своих детей, в том числе и совсем маленьких, чтобы их окунуть. Детей передавали священникам, которые трижды погружали их в воду с голо вой. Многие из священников были пьяны, и мы увидели, вскрикнув невольно от ужаса, как двое детей захлебнулись. Трое или четверо на наших глазах выскользнули из рук пьяных священников и течением их затянуло под лед. А сколько еще детей потом умирает от холода!..
Мы возвратились огорченные до крайности. Я не могла есть, вспоминая страшное зрелище. На другой день я должна была ехать во дворец, где по приезде застала Ее высочество в беседе с живописцем Караваком. Сердце мое едва не разорвалось, когда я услышала его непринужденный рассказ. Он говорил о своем русском помощнике, который до такой степени напился пьян, что не помня себя пожелал окончить жизнь самоубийством и бросился с моста в большую прорубь, где прежде была освящена вода. Вероятно, он желал погибнуть в освященной воде для того, чтобы его самоубийство считалось менее греховным. Однако, будучи мертвецки пьяным, он не рассчитал свой прыжок, упал на лед и проломил череп… Каково мне было услышать это! Силы оставили меня, я потеряла сознание. Очнувшись, я поняла, что полулежу на канапе, голова моя в сбившейся прическе – на коленях принцессы, склонившейся ко мне встревоженным лицом и подносящей к моему носу флакон с нюхательными солями. Окончательно придя в себя, я попросила прощения за свой обморок и сумбурно вспомнила о вчерашней гибели детей. Возможно, не следовало вспоминать об этом; выходило, будто я осуждаю обычаи русской религии; но в тот момент я думала лишь о том, чтобы не выдать свое пристрастие к Андрею. Впрочем, никто не занимался моими словами. Принцесса озабоченно спросила Каравака, оказана ли пострадавшему необходимая помощь. Живописец отвечал, что его прежний помощник доставлен в большой императорский госпиталь, основанный еще Великим Петром; перед этим несчастному приложили пластырь. Я чувствовала себя совершенно разбитой. Ее высочество сказала, что следует навестить раненого и что она помнит его как милого и любезного человека и не верит в серьезность его намерения покончить с собой, что в России почитается особенно тяжким грехом.
Сестры Менгден отвели меня под руки в
Вечером Ее высочество, вместо того чтобы находиться в покоях императрицы и беседовать за карточной игрой с принцем, навестила меня и долго оставалась со мной, сидя у изголовья моей постели. Как мне хотелось поделиться с принцессой, моей единственной подругой, моими горестями! Но я не могла выдать Андрея. Ее высочество говорила о необходимости постепенного искоренения некоторых пагубных российских обычаев и, в частности, пьянства. Она также сказала, что невозможно запретить решительно простонародью окунаться в освященную зимнюю воду и окунать своих детей…
– Просвещение требует постепенности, – сказала принцесса.
Она будет прекрасно править этой страной. Единственные недостатки этой будущей императрицы – мягкость и прекраснодушие, несколько чрезмерные, но это обычные свойства молодости. Мы решили навестить раненого. Однако принцесса все же попыталась отговорить меня, опасаясь проявлений моей чувствительности. Но я заверила ее, что буду мужественна.
– Мое желание – повсюду следовать за вами, – сказала я. И ведь это правда, как правда и то, что я хочу видеть Андрея.
Госпиталь представляет собой обширное здание, два крыла которого соединены красивой церковью со стороны, выходящей на Неву. Мы прошли через одно из караульных помещений и далее шли в крытой галерее. Двери в операционную были раскрыты, она оказалась пуста, то есть в ней не было ни больных, ни врачей, но видно было ее хорошее устройство. Госпиталь укомплектован несколькими врачами, главным хирургом и пятью ординарными хирургами; при каждом хирурге состоят фельдшера и студенты – по двадцать человек, которых хирург обязан обучать. Врачи и хирурги, а также и фельдшера – немцы и англичане, но среди студентов, назначенных к ним в обучение, уже есть и природные русские.
Каждое утро в шесть часов звонок оповещает хирургов, что они должны быть готовы; звонок в семь означает, что им надлежит незамедлительно прийти в палату, где содержатся раненые, больные с язвами, с переломами или вывихами, либо же вызывать больных из других палат. Тут же все принимаются за дело и трудятся до тех пор, покамест не перевязаны все легкие пациенты.
Андрей лежал в палате один. При нем находился фельдшер и один из студентов. Вокруг постели стояли кругом хирурги, происходила консультация. Все присутствующие поклонились нам и в особенности, разумеется, Ее высочеству. Доктор Маунси [84] , англичанин, то есть шотландец, излагал свое мнение о больном, указывая рукой. Главный хирург, профессор Христиан Эйнброт [85] , показался нам надменным и важным субъектом. Наиболее знающим показался нам профессор анатомии Ханхарт [86] ; он, кажется, лучше всех понимал состояние больного. Я знала профессора Ханхарта, он бывал иногда у Сигизбеков. И сейчас он узнал меня и кивнул мне дружески. Разговор между медиками велся по-латыни. Опасались наличия помимо большой раны также и трещины на черепе. Профессор Ханхарт настаивал на необходимости немедленной трепанации. Я бросила взгляд на больного. Он увиделся мною находящимся словно бы в дурмане, глаза его были воспалены, очень воспалены и не видели, изо рта сочилась слюна; он казался совершенно нечувствительным к боли… Профессор Эйнброт не поддерживал мнения профессора Ханхарта. Несчастье, как известно, может обострить память; я вспомнила, как Ханхарт жаловался господину Сигезбеку на то, что главный хирург – человек невеликих познаний, но имеет могущественных друзей при дворе. Я не сомневалась в том, что мнение Ханхарта верно и он может спасти жизнь Андрею. Теперь некогда было раздумывать; я бросилась к ногам Ее высочества и умоляла принцессу поддержать профессора Ханхарта… К счастью, принцесса вняла моей отчаянной просьбе, вернее мольбе. Она выступила вперед и, сохраняя полное самообладание, велела профессору Эйнброту предоставить Ханхарту полную свободу действий. Главному хирургу ничего не оставалось, как поклониться почтительно.
84
Джеймс Маунси (1710–1773) – медик, шотландец; с 1760 года – лейб-медик Елизаветы Петровны, главный лейб-медик Петра III; директор Медицинской канцелярии. После гибели Петра III вернулся на родину.
85
Христиан Эйнброт – в 30-х годах XVIII века главный хирург генерального адмиралтейского госпиталя.
86
Иоганн Балтазар Ханхарт (умер в 1739 году) – швейцарец по происхождению, лекарь при петербургском адмиралтейском госпитале.
Я верю теперь: Андрей будет спасен! Я хотела бы остаться при нем, ухаживать за ним, я не побоялась бы черной работы, но это не позволено. Однако принцессу уведомят об исходе операции, и через несколько дней мы снова навестим пациента.
Я осталась во дворце, потому что не имею сил говорить с госпожой Сигезбек, отвечать на ее вопросы. Она умна и внимательна по-женски, и я боюсь выдать себя. Говорят, что несмотря на относительную малость познаний главного хирурга, в госпитале проведено много превосходных операций и многих людей замечательно вылечили. Во время ежедневного обхода палат помощники хирургов заносят в дневник все, что врачи предписывают каждому человеку; в начале дневника проставлены имена больных и названия болезней. По завершении обхода всех пациентов помощники хирургов идут со своими студентами к аптекарю, где находятся, покамест не будут приготовлены лекарства, несут их в соответствующие палаты и дают согласно распоряжениям. Ординарные хирурги каждый день по очереди остаются в госпитале (это называется dejour). Тем, которые остаются в госпитале, нельзя выходить, не подменив себя другим хирургом, причем оба они должны пойти к главному хирургу и известить его о своей договоренности. Остальные хирурги могут идти к своим частным пациентам, но обязаны вернуться к семи часам вечера. Помощникам, если они не допущены к практике, а также студентам нельзя никуда уходить из госпиталя без дозволения главного хирурга.