Аннелиз
Шрифт:
Беп ссутулилась.
— Я так и знала, что ты рассердишься. Конечно, у тебя есть на это право. И ты должна меня ненавидеть.
Анне душно. Она плотно сжимает веки. Закрывает голову руками. Гулко колотится сердце. Взяв себя в руки, она широко раскрывает глаза и вытирает их ладонями.
— Нет, — говорит она. Голос ее дрожит. — Нет, Беп, я не ненавижу тебя. Ты рисковала жизнью, чтобы всех нас спасти. А что делала твоя сестра? — Она переводит дух. — А за то, что делала или чего не делала твоя сестра, ты не можешь отвечать.
Глаза Беп темнеют, в них боль и мольба о прощении. Когда она разражается слезами,
Беп тяжело дышит, когда они наконец отстраняются друг от друга. Она открывает сумку, достает платок и промокает глаза.
— Я принесла тебе кое-что, — говорит Беп. Спрятав платок, она вынимает из сумки небольшой плоский пакет, заклеенный скотчем. — Это принадлежало тебе много лет назад. Я взяла его, потому что… — Но у нее нет сил, чтобы объяснить почему. Она качает головой. — Я хотела взять что-нибудь на память о тебе. Взяла импульсивно, а потом застеснялась вернуть.
Анна смотрит на пакет, берет его в руки. Он мягкий. Податливый. Она осторожно разворачивает сверток и разглядывает его содержимое.
— Это мой полушалок.
— В тот ужасный день я нашла его на полу. И взяла. Чтобы сразу отдать тебе, как только ты вернешься. Но вот, как видишь, это заняло много времени.
Странно, как такая маленькая, ничего не значащая вещь из детства может на нее действовать.
— Я буду носить его каждый вечер. Помню, как Марго расчесывала мои волосы, накрыв им мои плечи, — говорит Анна. — Мы могли ссориться целый день, но момент расчесывания волос перекрывал всё. Он сближал нас, и в тот момент я не могла чувствовать ничего, кроме любви. Больше, чем любви. Нас сближало что-то волшебное, возможное только между сестрами.
Она смотрит за спину Беп, где должна была находиться Марго, но никого не видит.
— Анна, — говорит Беп, но та прерывает ее неожиданными для самой себя словами.
— Я убила ее, — объявляет она, и легкий озноб пробегает по ее телу. Беп смотрит на нее в замешательстве.
— Ты… ты что?..
— Я убила ее, Беп. Убила. Я убила свою сестру в Берген-Бельзене.
Беп открывает рот.
— Я не… — начинает она, но затем качает головой, словно стряхивая слова подруги. — Анна… — шепчет она.
— Во мне говорит не вина, — говорит Анна. — То есть вину в том, что я выжила, а она умерла, я ощущаю. Это ведь тоже своего рода преступление. Но мое преступление в другом. — Слезы уже стекают по подбородку, но она их не стирает. — Мы были тогда… — продолжает Анна, давясь слезами. — Мы с Марго были тогда в первом блоке в Бельзене. Нас обеих привезли из Биркенау. Погода была ненастная. Лагерь утопал в грязи. Тиф, дизентерия, цинга. Мы обе были ужасно больны. И еще меня мучили эти… эти ужасные картины — крысы величиной с тарелки, бегающие по нашим телам. И еще слепые кошки с ямками вместо глаз, дрожащие и мяукающие в агонии, а когда я пыталась взять их в руки, они кусали мои пальцы до крови. Наверное, я была в лихорадке. И я была страшно истощена. Все, чего я хотела, — спать! Уснуть глубоким, глубоким сном и
Она снова видит все это. Пропитанные болезнью бараки. Тюфяк, на котором она лежала рядом с Марго. Она чувствует одуряющую вонь грязной завшивленной соломы. В ушах — кашель Марго. Она чувствует вспыхувшее безумное желание заткнуть ей горло. Оттолкнуть от себя. Она проглатывает что-то жесткое и тяжелое.
— И я оттолкнула ее, — признается она. — Она лежала ко мне спиной, и я оттолкнула. Я хотел только, чтобы она прекратила кашлять и я могла заснуть. Я не хотела ее толкать… толкать так сильно. — Она умолкает. Потом продолжает: — Так сильно, что она скатилась с нар. Но я толкнула ее. Наверное, толкнула. И этого падения было достаточно. Она была такой слабой. Мы обе были такие слабые. Сотрясение оказалось слишком сильным для нее. Она была мертва, — шепчет Анна. Ее сестра на земле. Ноги и руки раскинуты. Тело неподвижно. Глаза открыты, но не видят. Анна чувствует, как крик запечатал ей горло, но она слишком слаба, чтобы исторгнуть его, а те, что вокруг, стали сдирать с трупа все ценное. Мертвой не нужны носки. Мертвой ни к чему вязаный свитер.
Беп не сводит с Анны сочащихся болью глаз. И медленно говорит:
— Анна, Анна, выслушай меня, прошу!
Она вытирает глаза, и в тот же момент странное спокойствие меняет выражение ее лица.
— Ты слышишь? Ты слушаешь меня? То, что ты рассказала мне, — ты только думаешь, что это случилось на самом деле. Но это только кошмар, видение. Ты слышишь меня, Анна? Ты была так больна. Ты была в лихорадке. Это была — я уверена в этом — всего лишь галлюцинация.
Анна упирается в Беп тяжелым взглядом.
— Галлюцинация, — повторяет она.
— Ты была так молода, Анна, — говорит Беп. — Просто беззащитный ребенок. Поверь, ты не должна считать себя виновной в смерти сестры. Вина лежит на тех, кто совершил это преступление. Не на тебе, ты понимаешь это?
Анна качает головой и вытирает слезы.
— Я знаю то, что знаю.
— Нет, ты не знаешь, Анна, — настаивает Беп. — Ты не знаешь. Ты думаешь, что была достаточно сильна, лежа там в этом ужасном месте? Это не так! Если Марго скатилась с нар и умерла, то потому только, что вся сотрясалась от кашля. А не от какого-то жалкого толчка. Не из-за тебя.
Анна не находит слов. Все, что она может, это сдерживать слезы. Теперь уже Беп обнимает ее.
Прощая.
С любовью.
Как сестру.
35. Исправление мира
Если Господь даст мне остаться в живых, я достигну большего, чем мама, я не останусь незначительной, я выйду в мир и буду работать на пользу людям!