Аномалия
Шрифт:
Меня преследовали. Я не могла доставить посылку – это бы вывело преследователя на адресата. Довольно быстро вырисовался новый план: раствориться в толпе, незаметно ускользнуть обратно в метро и попробовать найти другой срез, чтобы вернуться в Особняк и предупредить Анджелу, что нас, похоже, раскрыли. В мыслях это выглядело как трезвый поступок.
Расстановка приоритетов немного привела меня в чувство, и из метро я вышла немного успокоившись. Вместо того, чтобы подниматься к туристическим зонам и отелю, я перешла дорогу на другую сторону и продолжила идти. Улица вела вниз под ощутимым наклоном, я ускорила шаг. Я не сомневалась, что преследователь поступил так же, но
Киевское солнце было слишком слепящим для середины весны. Пришлось щуриться, но это не помогло, и глаза быстро наполнились защитными слезами. Мелькали здания с ободранной штукатуркой и архитектурными украшениями советских времен, маленькие скверы и бронзовые памятники с частями, затертыми на удачу до золотого блеска – а впереди уже маячила центральная улица города. И другая станция метро. И, я надеялась, мое спасение.
Спускаясь в подземный переход, чтобы перейти улицу к вестибюлю новой станции, я ускорила шаг еще немного. Ступеньки под ногами промчались так быстро, что в иной раз я удивилась бы, как умудрилась с них не слететь. И в тот момент на освещенном пятачке перехода рядом с моей тенью образовалась еще одна, окончательно убеждая, что это не просто мания преследования. Остатки хладнокровия покинули меня, и я сорвалась на бег.
Я с силой толкнула тяжелую дверь, отделявшую меня от вестибюля станции, – и помедлила, придержав ее, потянув на себя сильнее, чтобы дать ей разгон. Я не увидела – но почувствовала, как ко мне тянется чья-то рука, что еще немного – и все будет кончено. Дверь была очень тяжелой и неподатливой, перенапрягшееся под ее весом запястье пронзила острая боль; и вот тогда я с силой опустила дверь на того, чьи пальцы уже почти коснулись моего плеча.
Вскрика боли не последовало, но я знала – столкновения он не избежал. Судорожно нащупав в кармане пластиковый кругляш жетона, я прошла через турникет и побежала вниз по эскалатору, лавируя между кое-как расположившимися на ступенях пассажирами.
Прохлада станции, маленькой и глубокой, не позволяла расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Я запрыгнула в первый попавшийся вагон и, пробравшись через толпу к схеме метро, принялась жадно изучать ее. Если преследователь знает о том, что я умею, и, если он способен следовать через срезы за мной, я должна его запутать. Пусть это даже вопреки правилам. Меня замутило от собственной дерзости. Это было запрещено правилами, но я действительно собиралась искать новые маршруты.
Следующие часы это было только метро, метро, метро.
Незнакомая станция с огромной металлической половиной груши на фоне мраморного дерева-барельефа. Незнакомая станция с белыми арочными потолками в форме вафельниц и светильниками, словно одолженными в классическом оперном театре. Незнакомая станция с прибитой к стене бронзовой бородатой головой. Новые срезы посыпались на меня как из рога изобилия, не давая даже времени сориентироваться и хотя бы понять, через какие страны я пыталась вернуться домой.
Мысли о возвращении делали все еще хуже: я уже не была уверена, что меня там примут с распростертыми объятиями.
Дмитрий множество раз подчеркивал, что выполнение доставки важнее новых срезов, что если курьер и чувствует новую возможность – нужно проигнорировать ее и выполнить задачу. Но я отложила задачу и схватилась за все возможности, до которых могла
Чтобы соблюсти одно правило, мне пришлось несколько раз нарушить другое.
Я вернулась на Малостранску поздним вечером. Только оказавшись на улице после душной прохлады метрополитена, я позволила физическим чувствам одержать верх над моральными метаниями. Горло перехватила жажда, все мышцы болезненно заныли, а желудок, казалось, завязался узлом из-за голода. Сколько часов успело пройти с того момента, как я поняла, что за мной следят? Часов пять? Восемь? Если бы только у меня с собой были часы…
Поднимаясь по ступеням к Особняку, я то и дело оглядывалась через плечо – но больше никто за мной не следовал. Внутреннее чутье, так ясно оповестившее меня об опасности в Киеве, мирно дремало, и отчасти мне тоже передалась некоторое спокойствие. Я остановилась, чтобы перевести дух – сегодня ступеней оказалось значительно больше, чем в предыдущие разы. Прага тонула в глубоких сумерках, последние нежные цвета закатного неба растворялись в надвигавшейся ночи. Света в окнах Особняка снаружи не было – но это совершенно не означало, что внутри он не горел. Больше всего на свете мне хотелось пить и спать. Мышцы спины горели. Поврежденное запястье пульсировало все нарастающей болью.
– Все нормально, – сказала я себе с подчеркнутой твердостью. Вера в это охотно уцепилась в благодатную почву моего оптимизма и окрепла.
То, что все не нормально, стало ясно уже у двери. Когда я не смогла поймать дверную ручку. Мои пальцы сомкнулись на ней лишь с четвертой попытки и, от неожиданности даже не удивившись, я дернула ее, открыла дверь и вошла в дом.
Замок тихонько щелкнул за спиной, и я оказалась в просторном холле, плохо освещенном тусклыми лампами в светильниках-канделябрах у самого потолка. Здесь слабо пахло лавандовым средством для мытья пола. Вдалеке слышались чьи-то шаги – возможно, это был Джозеф. Вместо привычного паркета пол покрывал мрамор – светлые и темные квадраты чередовались, как на шахматной доске. Я вздрогнула, увидев край платформы, обрывающийся над рельсами.
Могла я покинуть Особняк нормальной, а вернуться не очень? Неужели испытанный за день стресс свел меня с ума, и именно поэтому мне кажется, что в Особняке есть станция метро?
Я присмотрелась к светильникам – тяжелые, блестящие. Знакомые на вид. Потолок холла загнулся арками, и прямо на глазах на нем начали продавливаться квадраты, придавая ему вид формы для вафель. Я была на этой станции сегодня. Где еще светильники выглядят так, словно их вынесли из императорского дворца под революционный шумок? Московский метрополитен.
Ступеньки под ногами прямо на глазах превращались в эскалатор – я успела забежать на второй этаж прежде, чем он пришел в действие. Пульс участился, стало невыносимо жарко. Я обернулась.
С холлом все было в полном порядке.
Я не помню, как добралась до своей комнаты – и с чего вообще решила, что мне это поможет? Но я не знала более безопасного места, когда мир перед глазами плыл, становясь зыбким и нереальным. Да, Особняк был аномальным: подъем к нему каждый раз насчитывал разное количество ступеней, внутри дом был больше, чем снаружи, и эти сумасшедшие окна с застывшими пузырьками воздуха в стекле, никогда не показывали правды… Особняк был аномальным, и многие вещи здесь меня уже давно не удивляли. Но то, что происходило сейчас, находилось просто за гранью.