Аномалия
Шрифт:
В конце концов, почему бы штаб-квартире организации, изучающей аномалии, не находиться в доме-аномалии?
По дороге к себе в комнату я встретила Нану. Она сидела на ступеньках в одном из холлов-тройняшек с книгой и яблоком, и была так увлечена чтением, что не заметила меня. Пришлось нарочно шаркнуть кроссовкой по паркету, чтобы предупредить ее о моем приближении заблаговременно; уж я-то знала, как легко здесь напугаться.
– Интересная книга? – спросила я, когда Нана обернулась. При виде меня она чуть расслабилась и подвинулась, чтобы я могла примоститься на ступеньке рядом с ней.
– Сказки.
Нана
Нана закрыла книжку и продемонстрировала иллюстрацию-гравюру с девушкой с пустыми глазницами и двумя пылающими камешками в руках. «Последние чудеса», гласило название.
– Миленько, – сказала я, чтобы не молчать, потому что вести первую скрипку в разговорах Нана тоже предоставляла собеседнику. – Это из нашей библиотеки?
– Да.
Нана замерла с опущенной головой. Похоже, говорить о книге она не хотела. Возможно, ей было неловко, что ее застали за чтением сказок. Я не видела в этом ничего плохого, но решила сменить тему.
– Как вообще дела? Дмитрий еще не вернулся из поездки?
Нана была его ассистенткой. Если Анджела считала, что вести дела можно и самостоятельно, ее муж в этом вопросе был более рациональным. Нана знала несколько языков, была очень ответственной и совершенно не болтливой, и я бы тоже посчитала ее идеальной кандидатурой на такой важный пост.
– Все в порядке, спасибо, Клара. Господин Соболев вернется завтра вечером.
Она поднялась, сунув «Последние чудеса» под мышку. Ее щеки порозовели, добавляя неожиданный цвет в монохромность белой кожи, черных глаз и волос, и черного шерстяного платья с белыми пуговицами.
– Ты напомнила мне об очень важном деле, которое я должна решить до его приезда. Так что прости, я тебя покину…
– Подожди!
Я вскочила на ноги так резко, что перед глазами на секунду потемнело. Нана вопросительно моргнула, замерев парой ступеней ниже.
– Шейн и Оскар собираются устроить партию «Предательства в доме на холме» в пятницу, – сказала я с надеждой. – Не хочешь с нами? Я сделаю горячие бутерброды, можем заказать пиццу или что-то типа того…
– Спасибо большое за приглашение, Клара, правда. Но у меня много работы. Господин Соболев очень рассчитывает на мою помощь.
Она еще раз извинилась и ушла. Я вздохнула, подобрала рюкзак и медленно поплелась к себе. К каждому человеку нужен свой подход, но в случае Наны я просто уже осталась без идей.
Этот день был до зубовного скрежета похож на большинство моих дней в Особняке. Очередной срез в другой уголок планеты, очередная перепалка с Шейном, очередной тяжелый взгляд от Женевьевы и очередной отчет для Анджелы. Очередная проваленная попытка подружиться с Наной.
И все-таки он стал особенным, и внезапное осознание этого привело меня в полнейший ужас.
Потому что я вспомнила про бутерброд с арахисовым маслом, так и оставшийся лежать на полу возле кабинета Анджелы Боттичелли.
Кнопки и бархат
В Большом Кабинете мы собирались раз в несколько недель для того, чтобы,
Сам Кабинет выглядел так, словно на дворе все еще стоял девятнадцатый век, и люди умели жить в роскошных интерьерах. Нас окружало красное дерево с эмалевой инкрустацией, бордовая драпировка стен углубляла таинственный полумрак, акцентируя внимание на очередном островке коллекции вездесущих репродукций – нескольких не самых известных картин Рембрандта.
На большой стене висела карта, отражающая политическое состояние нашей планеты в середине позапрошлого века. Анджела великодушно позволила фиксировать на ней наши рекорды по срезам с помощью цветных канцелярских кнопок. Две мои – синенькие – располагались на территории Австро-Венгерской Империи и Сегуната Токугава. Зеленые кнопки Оскара и желтые Шейна были разбросаны по Европе. Красные кнопки Женевьевы едва покидали пределы восточной ее части.
Я старалась не смотреть на карту подолгу, хоть она и была безумно красивой, – чтобы не питать собственное тщеславие и не вызывать лишних эмоций у Шейна и Женевьевы. Оскару было не до нашего негласного соперничества, он даже в дискуссиях особо не участвовал, делая быстрые зарисовки у себя в блокноте.
– Думаю, в этом нет никакого смысла. – Шейн почти что с брезгливостью отодвинул от себя стопку бумаг: последние полчаса мы изрисовывали карту Европы линиями срезов в надежде, что получившийся рисунок укажет на потенциальные направления в будущем. – Все равно будем нащупывать эмпирически, когда Анджела махнет платочком.
Анджела платочком не махала, но решала, когда нам выходить охотиться на новые маршруты.
– Даже эмпирический подход можно использовать с умом, – возразила Женевьева, почти не открывая рта. Оскар рисовал ее портрет, и, заметив это, она старалась не шевелиться.
– Зануда.
Шейн откинулся на спинку кресла таким резким движением, что следом я ожидала как минимум закинутых на стол ног. Но нет, мы все здесь были приличные.
– Вы высказали очень интересную теорию, – напомнила Нана, пытаясь вернуть нас к цели собрания. – Если окажется, что по уже обнаруженным срезам можно определять новые возможности, это будет большой прорыв.
Она оглядела всех с такой надеждой, что мне стало ее жаль. Нана старательно исполняла поручение Дмитрия, инициируя такие собрания и пытаясь сподвигнуть нас на исследования наших способностей. И даже через ее непроницаемую маску спокойствия и собранности я видела, с каким трудом ей дается модерирование сборища четверых аморфных, немотивированных и откровенно скучающих людей. Ни жарких дискуссий, ни горячих споров в Большом Кабинете никогда не случалось. Иногда кого-то из нас осеняло очередное предположение о том, как работают пространственные аномалии. Но мы быстро сдувались под натиском кучи противоречивых данных, по которым даже нельзя было сказать, подтверждают они наши идеи или опровергают их. Все неизменно скатывалось в абсурд, полный шуток, смешных лишь в пределах Кабинета. А Шейн вдобавок заводился, злясь из-за потраченного впустую времени.