Аномальная зона
Шрифт:
– Ну-ну! – прикрикнул Фролов. – Говори, да не заговаривайся, образина страхолюдная!
– Да уж, чего-чего, а ужас в сердцах людей вызывать мы умеем, – самодовольно оскалила редкие клыки страхолюдина. – Я же объяснял про врождённые телепатические способности мерян! Но… я уже стар и не могу долго контролировать чужое сознание. Поэтому отпустил твой разум, и ты увидел всё в истинном свете.
Внезапно капитан вспомнил, что старец потчевал его чем-то безумно вкусным, и с омерзением вскричал:
– Чем же ты меня на самом деле кормил, сволочь?!
Существо прикрыло глаза, оставив две жёлтые, как ущербная
– Тебе лучше не знать, любезный… Впрочем, уверяю, что это была вполне безопасная, здоровая и экологически чиста пища. Без разных там гормонов, антибиотиков, пестицидов.
– Тьфу! – в сердцах сплюнул Фролов и брезгливо передёрнулся. – Бр-р-р!
– У каждого свои вкусы, – резонно заметил подземный житель. – Китайцы едят собак и кошек, а французам это кажется отвратительным… В то же время сами французы употребляют в пищу лягушек. Пигмеи в дебрях Амазонки поедают червей и жуков. В прежние времена врачи, чтобы поставить правильный диагноз больному, пробовали на вкус его мочу, гнойное отделяемое из раны…
– Ты заткнёшься, а? – прошипел, сдерживая тошноту, Фролов.
– Вот-вот… Опять у тебя, путник, как у типичного представителя своего племени, эмоциональное начало берёт верх над рациональным мышлением. Гной – это все лишь миллионы погибших в сражении с болезнетворными микробами лейкоцитов…
Капитан стал шарить по земле в поисках увесистого камня.
– Хорошо, хорошо, – торопливо согласилось существо. – Мы отклонились от темы. Скажу откровенно, путник. Мне импонирует твоё бескорыстие. Ты, например, не бросился, как сделало бы большинство людей на твоём месте, набивать драгоценными камнями свои карманы. Хотя в ларцах на самом деле находились лишь жалкие осколки гранита. Да и ларцов никаких, между нами говоря, не существует.
– А женщины? – вспомнил милиционер. – Они мне что, тоже привиделись?
– Мои жена и дочь, – кротко пояснило существо. – Но вряд ли они заинтересуют тебя с точки зрения… э-э… сексуальных партнеров. Я уже говорил, что мы, потомки мерян, живём очень долго. Мне шестьсот лет, жене – пятьсот пятьдесят, дочери – четыреста двадцать. Расплатой за долгожительство стало бесплодие. Дети рождаются лишь у одной пары из тридцати. Нам с женой повезло. Но вот для моей дочери найти жениха – большая проблема. Мы – вымирающий вид. И это тоже грустная реальность подземного бытия.
– Так, значит, других подземных жителей в округе нет?
– На многие тысячи километров вокруг мы – последние представители древнего вида, – пригорюнилось существо. – Реликты, можно сказать. Наши соплеменники есть на Кольском полуострове, в Скандинавии, в Северной Америке… Но это – единичные, так сказать, особи… – Собеседник явственно всхлипнул. – Как это ни прискорбно, но мы ошиблись. Посчитали, уйдя глубоко в недра планеты и прервав все контакты с людьми, что, обладая знаниями, будучи самодостаточными, прекрасно проживём и без вас. Тем временем оставшиеся на поверхности представители человеческой расы сражались с природой и между собой, развивались, а мы… деградировали. Наши книги истлели, приборы вышли из строя, орудия труда изъела ржавчина. Наше существование утратило всякий смысл. Наверное, поэтому даже дети у нас не родятся… Подавив в себе агрессию, любопытство, ненависть и любовь, мы перестали жить… Так что сейчас, путник, ты видишь перед собой лишь жалкие
Фролову стало жалко подземного жителя.
– А для гномика вы совсем неплохо говорите по-русски, – польстил он, чтобы хоть как-то утешить несчастное существо.
– Я могу общаться со всеми народами мира на их языках, – глаза существа опять засветились ярко, как жёлтый предупреждающий знак светофора. – Я считываю с подсознания собеседника весь заложенный там словарный запас и свободно воспроизвожу затем в разговоре. Чем выше его интеллект, тем интереснее, содержательнее наше общение.
– Вот бы мне так, – позавидовал милиционер. – Любые преступления бы раскрывал в пять секунд!
Вспомнив о своём нынешнем положении зека-побегушника, он ощупал придирчиво бывшую на нём одежонку – опять полосатую, лагерную. Куртка и штаны молескиновые на месте. А вот сапоги с ножом за голенищем утопил, пока в воде бултыхался, телогрейку сам догадался сбросить перед вторым заходом в подземную реку. Жалко, в тайге без неё никуда, но тянет, зараза, камнем на дно, намокнув изрядно. Теперь придётся босиком по щебню и стылой земле шагать, да и без ватника в подземелье вдруг стало зябко.
– Вещичками у вас разжиться нельзя ли? – полюбопытствовал он без особой надежды.
– Увы, мой друг, – развёл руками нелюдь, – сами в нищете и убогости пребываем…
Фролов поёжился, прежде чем задать главный вопрос, а потом сказал с деланым равнодушием:
– Ну, батя, мне, в общем-то, пора. Кликни-ка рабсила моего да покажи, как на свет белый выбраться.
Существо затряслось, заклокотало, закашлялось. Капитан не сразу догадался, что это смех.
– Гхе-кхе-хе… А ведь любой человека на моём месте путника вроде тебя наверняка загубил бы! Из вредности, из озорства… Но мы, меряне, гуманнее. А потому забирай своего зверя и проваливай. Дорогу я вам покажу. Только сделаю так, что ты о встрече со мной никогда не вспомнишь. Сотру из твоего мозга память о том, что с тобой в подземелье приключилось…
– Жаль, – искренне вздохнул Фролов. – Ты, папаша, в принципе мне понравился. И шуточки твои с наваждением прикольные, и история твоего народа – грустная, сочувствие вызывает. Вот бы учёным тебя показать!
– Обойдутся кроликами да мышами для опытов, – обиделся старец. – А в судьбе моего народа ничего уникального нет. Закон природы! Одни виды живых существ уступают место другим, вымирают… Вот и вам, людям, чую, недолго осталось. Деградация налицо. А вы, вместо того чтобы жить да каждому дню радоваться, склочничаете, дерётесь, всем недовольны, всего вам мало… Эх, поймёте, что к чему, да поздно будет! Возрыдаете и восплачете как я ныне, по утерянному навсегда, безвозвратно…
7
Жмурясь сладострастно от яркого солнца, облившего золотым дождём лесную опушку, Фролов растерянно крутил головой, удивляясь, что не помнит, как здесь оказался. Видать, Коля вынес-таки его, беспамятного, из мрачных глубин на поверхность. Босого, без телогрейки, но живого и, если не считать здоровенной шишки на голове, практически невредимого.
Капитан, привыкнув к ослепительному свету дня, внимательнее осмотрелся вокруг и неподалёку заметил рабсила. Тот сидел на корточках у подножья сопки и старательно обирал алые плоды шиповника с низенького куста.