Аномальная зона
Шрифт:
И зеки, и чекисты тут же окрестили самоохранников полицаями, те тоже не оставались в долгу, дружно ненавидели как бывших товарищей по несчастью, так и вохровцев. И, несмотря на пьянство, слабую дисциплину, службу несли рьяно, в первые же дни укокошив двух человек, якобы за попытку бежать из-под стражи. Хотя, как доносила в оперчасть агентура, самоохранники сами спровоцировали побегушников, пообещав пропустить их за вознаграждение через запретку. В итоге и мзду получили, и премию от начальства, и побега не допустили.
– Ничего, –
Запасы продовольствия таяли на глазах. В тайгу отрядили несколько охотничьих бригад – промышлять зверя. Чтобы уменьшить количество едоков, Марципанов приказал перевести на вольное поселение ещё сотню зеков. Те разбрелись по посёлку, пригрелись по хатам у одиноких бабёнок из вольных, пьянствовали, воровали, но есть уже не просили.
В поселковом клубе с утра до вечера ежедневно заседал постоянно действующий совет лагерных депутатов, состоящий из представителей вохровцев и вольнонаёмного персонала.
– Организация среди спецконтингента экологического движения «Кедр» идёт успешно, – докладывал замполит Клямкин. – Вовлечение заключённых в общественную жизнь позволило перенаправить их энергию в созидательное русло. Правда, есть и издержки. Четвёртая бригада отказалась рубить строевой лес, а мастера пилорамы на лесопилки нашли сегодня утром повешенным с надписью на груди «Губитель природы».
– Не надо бояться издержек, – убеждённо успокаивал депутатов капитан Марципанов. – Нас не испугают сложности переходного периода. Мы, большевики, всегда отличались решительностью. Надо сломать старый общественный уклад – значит, сломаем, не считаясь с жертвами. И здесь роль народных избранников, представителей масс, ваша, товарищи, необычайно важна!
– Эт точно, – степенно кивая, поддерживал его депутат Акимыч, а неразлучный с ним Трофимыч, тоже делегированный вохрой в совет, подхватывал:
– Опять же насчёт контроля. В прошлый раз мы с Акимычем пошли по вашему поручению продсклад ревизовать. Ну, как возится, раздавили там бутылочку на двоих. А закусить-то и нечем! Завскладом, вольнонаёмный Штыров, огурец нам солёный поднёс. Да ещё с плесенью. Нет чтобы, к примеру, тушёнки. Да и водка у него разведённая, совсем незабористая. Предлагаю его, как вредителя и воровскую морду, расстрелять. А завскладом поставить Акимыча. Он-то нас, народных избранников, завсегда встретит за милую душу. И водочки хорошей найдёт, и закусить чем. Уж чего-чего, а сальца или, к примеру, окорочок медвежий в любой час спроворит…
Как-то так само собой получилось, что демократические перемены совсем не коснулись рабсилов. В совет депутатов их никто не выбирал, в общественные движения по причине скудоумия не вовлекали. Они по-прежнему ломили на самых тяжёлых
Впрочем, не всем новая жизнь, получившая официальное название перековки, а зеками прозванная марципановской послабухой, пришлась по вкусу. И тёмной ночью на исходе октября в лагере разразился первый и последний политический кризис.
2
В самый глухой предутренний час Марципанова растолкал, грубо вытряхнув из сладких тенет сна, Подкидышев. Телохранитель, произведённый новым Хозяином из лейтенантов сразу в майоры с перспективой занять место Иванюты, хорошо понимал, кому обязан своим возвышением. А потому в ответ на заполошное: «Кто? Что?» зашептал жарко:
– Мятеж, товарищ капитан! Иванюта захватил штаб. Мой караул разоружён. Сейчас они выдвигаются к вашему дому…
– Сколько у них людей? – сбрасывая вместе с одеялом сонную одурь, спросил Эдуард Аркадьевич.
– Человек пятьдесят. Те, кто стоял в караулах сегодня. С жилзоны, с шахты… Там в основном старая гвардия, ветераны, вот Иванюта и сумел их взбаламутить, на свою сторону перетащить…
– А на нашей стороне сколько?
– Не густо пока. Я комендантский взвод по тревоге поднял, они вокруг дома рассредоточились. На крыше пулемётчик. Всего два десятка штыков. Оборону держать сможем. Но, боюсь, Иванюта из посёлка подкрепление получит. Он, я видел, в ярости с пистолетом в руках бегает, орёт: «Смерть предателям и контрреволюционерам! Отберём власть у шпиона капиталистов Марципанова-младшего!» Что делать будем, товарищ капитан? Они нас гранатами закидают и сожгут к чёртовой матери…
– А наши сторонники? Верные нам бойцы? – с надеждой, одеваясь судорожно, допытывался Эдуард Аркадьевич. Непослушные пальцы путались в петлях и пуговицах мундира, а ремень портупеи никак не пролезал под погон кителя.
– Сторонники у тех, у кого сила, – рассудительно изрёк Подкидышев. – А если мы будем здесь в глухой обороне сидеть, хрен кто нам на помощь придёт. Иванюту народ боится. Не любят, конечно, многие, и радовались, когда вы его с должности сняли. Но сейчас, увидев, что его берёт, мигом к нему перекинутся!
– А депутаты?
– Те первые и перебегут. Но ни вас, ни меня Иванюта точно не пощадит. Приговорит, как врагов народа, до конца дней тачку на карьере катать. А скорее всего, кокнет сейчас, прямо здесь, как сопротивлявшихся аресту.
Будто подтверждая его слова, где-то в отдалении щёлкнул сухо пистолетный выстрел, потом забабахали винтовки, а из палисадника под окнами частым кашлем зашлись автоматы бойцов комендантского взвода.
– Началось! – в отчаянье прохрипел Подкидышев, выхватывая из кобуры тяжёлый ТТ и передёргивая с лязгом затвор.