Античная наркомафия 4
Шрифт:
— Даел!
— Точно?
— Пришлось, конечно, заставить, но доел, — подтвердила супружница.
— А латынь учил? Что такое «Disce, sed a doctis, indoctos ipse doceto»?
— Эээ… Усись… у тех… кто снаит… эээ…
— А тех, кто не знает, сам учи, — закончила за него Юлька, — Макс, ты хоть соображаешь, чего от ребёнка требуешь? Ему же на турдетанский с латыни переводят или на этрусский, а ты его по-русски спрашиваешь! Как ему справиться сразу с двумя переводами?
— Пусть привыкает, что не всё в жизни легко и просто. Тем более, у него стимул — заслужить свои «бабахи». Ты слыхал, Волний? Завтра я проверю, как ты занимался латынью. Если дядя Тарх и тётя Туллия будут тобой довольны — будут тебе бабахи.
— Папа, я осинь пасталаюсь! Пликазы, стоб сделали много бабахов!
— Ухи у тебя не лопнут от многих бабахов?
— Ни лёпнут!
— Ну, смотри мне — ты ОБЕЩАЛ постараться. Ты помнишь, кто у тебя здесь родственники?
— Тялквинии!
— А слово Тарквиниев — что?
— Клепсе галёха!
— Вот и постарайся так, чтобы заслужить
— Макс, ну чему ты ребёнка учишь! — прихренела Юлька, — Ему трёх лет ещё нет, в кубики только играть, а ты из него готовишь полиглота и террориста-подрывника!
— Нет, пиротехника я из него пока ещё не готовлю — пока только вкус к этому делу прививаю. Вот как подрастёт — будет и сам делать.
— А если взорвётся? — ужаснулась наша педагогичка.
— А кто его до взрывчатки допустит, пока он техники безопасности не изучит?
— Но Макс, это же неправильно! Детей, особенно маленьких, надо учить только хорошему и доброму! А ты его чему учишь? Ну кто так делает?
— Я делаю. Свою ты можешь учить играть в куклы хоть до шестнадцати лет, если тебе без разницы, что за чудо из неё вырастет, а из моего должен вырасти «водитель руками», и не такой, как «все большие начальники», а такой, которого будут реально уважать, а не воспринимать как стихийное бедствие. И для этого он должен соображать во всём, чем ему придётся руководить.
— И для этого из маленького ребёнка надо делать прямо какого-то ницшеанского сверхчеловека и вообще фашиста? Ты хоть понимаешь, кто из него тогда вырастет?
— Вырастет улучшенная модификация меня самого. Прокачанная, скажем так. В Испании ему это пригодится…
— Фашист из него испанский вырастет! Прокачанный фашист!
— Фалангист, — поправил её Хренио, — В Испании — фалангисты.
— Ещё один дуче мне тут выисался! — фыркнула Юлька.
— Каудильо, — невозмутимо поправил испанец, — Франко был каудильо.
— Да ну тебя на фиг, франкист недорезанный!
— Ав-ав-ав-ав-ав! — передразнил я её тявканье.
Наши расхохотались, я увернулся от брошенного в меня яблока, а грудная юлькина Ирка скуксилась и заревела, в результате чего наша истеричка закудахтала над ней и отвлеклась от своего излюбленного троллинга…
«Бабахи», которые у меня выклянчивает мой спиногрыз — это на самом деле капсюль-пистоны, как мы их называем. В смысле — капсюли, но не на гремучей ртути, а на пистонном ударном составе из бертолетовой соли и красного фосфора. Пока они у нас экспериментальные, их металлические колпачки мы из свинца штампуем. В перспективе серийные, конечно, только из меди будем делать, а для экспериментов нет смысла заморачиваться. С медью ведь в античном мире засада. Это в нашем современном мире хорошо известная нам медь — высокорафинированная электротехническая, и это именно она пластична и легко куётся или штампуется. Здесь же медь достаточной чистоты и пластичности бывает только из некоторых достаточно редких месторождений, а основная её масса с такими примесями, что хорошо она только льётся, а ковать или чеканить её можно только в горячем виде, в холодном — сразу трескается. Месторождения хорошей чистой меди давно уже целиком выработаны или близки к полной выработке, спрос на металл из них повышенный, и цена — соответствующая. И хрен бы с ней, с ценой, не золото ведь и не серебро, а мы давно уж не нищая рядовая солдатня, но из-за высокого неудовлетворённого спроса её иногда просто нет, а нам этих серийных капсюлей нужны будут тысячи. Поэтому медные колпачки, как и саму медь для них, мы бережём и копим про запас, а на эксперименты расходуем дешёвый и бросовый свинец. А тысячи капюлей — это поначалу, только для себя любимых, а в дальнейшем — и десятки тысяч. Ведь мы собираемся вооружиться хоть и примитивными капсюльными, но револьверами, а заряженный револьвер — это шесть капсюлей, насаженных на брандтрубки его барабана.
Строго говоря, револьверы до Самуэля Кольта делались и кремнёвыми, но то гладкостволки с разомкнутой рамкой и необходимостью подсыпать затравочный порох на полку перед каждым выстрелом — хрен ли это за скорострельность? Делались отдельные единицы и с индивидуальными крышками полок на каждую камору барабана, но это чисто геометрически ограничивало число зарядов тремя, максимум — четырьмя. Хрен бы даже с этим, ведь пара таких револьверов — это всё-таки от шести до восьми выстрелов, но это ведь однозначно слабенькая разомкнутая рамка, а нам нужна сплошная, жёсткая, на нагрузки нарезного ствола рассчитанная. Все мои попытки вписать откидывающиеся при выстреле крышки полок в габариты барабанного окна сплошной жёсткой рамки постиг жестокий облом ещё до нашего с Васкесом и Велтуром плавания в Америку, в результате чего нам пришлось тогда удовольствоваться грубым паллиативом в виде трёхствольных «перечниц». Настоящий же полноценный револьвер требовал капсюльного воспламенения заряда, до которого мы на тот момент ещё не доросли. В смысле — до ударного состава не доросли, потому как сам капсюльный замок прост, даже проще ударно-кремнёвого.
Самое смешное, что в начале девятнадцатого века — как раз на излёте эпохи кремнёвого оружия — появился таки более-менее вменяемый револьвер с кремнёвым замком, и не будь в то время уже изобретён капсюль — популярность в Европе и Америке вполне мог бы завоевать доведённый до ума и усовершенствованный кремнёвый револьвер Коллиера образца 1818 года, изобретённый американцем, но запатентованный и производившийся в Англии.
И наверняка ведь всё это было бы сделано, не появись на оружейном рынке капсюль и простой как три копейки капсюльный замок. И так-то, несмотря на сложность и дороговизну коллиеровского агрегата, британская армия заказала некоторое количество в 1819 году, а всего их было выпущено в двадцатые годы около десяти тысяч штук — в основном для богатой Ост-Индской компании. Никто, надеюсь, не думает всерьёз, что эти умеющие считать деньги прожжённые дельцы стали бы тратиться на никчемное говно? Млять, будь у меня чертежи этого револьвера Коллиера — даже хрен с ними, с размерами, хотя бы взрыв-схема с деталировкой — точно заморочился бы подобной конструкцией. Но не было у меня ни чертежей, ни взрыв-схемы, а была только куцая статья с не очень-то подробным описанием и фотками внешнего вида, а самому с нуля изобретать — не было времени. Сейчас, пожалуй, выкроил бы, да только история повторяется — нахрена он нужен, сложнонавороченный кремнёвый, когда есть капсюли, под которые конструкция не в пример проще?
Деревянный макет по нашим с Володей эскизам Диокл и Такел спроворили в основном ещё пока мы в Испании операцию «Ублюдок» проводили. Тогда же и Серёга справился с пистонным составом. Вернувшись, я ознакомился с их изделием, внёс кое-какие коррективы и озадачил их штампиком для штамповки металлических капсюльных колпачков. Смысл тут в том, что какой будет штампик, такие и колпачки будут выходить, а уж от них надо с размерами брандтрубки плясать. Ну, точнее, с её посадочным пеньком под капсюль, потому как остальное — особая песня. И запальное-то отверстие малого диаметра оказалось нешуточной проблемой — о спиральном сверле нечего было и думать, а перовое сверлит в час по чайной ложке. Так это даже при сверлении в хороших условиях — когда поверхность детали однородна и перпендикулярна оси отверстия. А уж под углом, да в разнородном материале — не будем о грустном. Поэтому о запрессовке брандтрубок по гладкому диаметру с их фиксацией штифтом пришлось забыть сразу же. Может быть, когда-нибудь в будущем, но уж точно не на этом оборудовании и не этим инструментом. Собственно, этой проблемы и в девятнадцатом веке не осилили, и реальные брандтрубки ввинчивались в капсюльный замок на резьбе. Резьбы малых диаметров при нашем самопальном инструменте — тоже задачка не из простых. Габариты и вес револьвера не должны быть чрезмерными, так что длинного барабана делать не будешь, а десять витков резьбы — вынь и положь. Это я институтскую лекцию по деталям машин припомнил — там препод говорил, что при десяти витках крепёжной резьбы метрического типа легче сам болт порвать, чем из резьбы его вырвать. А нам ведь разве надо, чтобы брандтрубка при выстреле в морду полетела? По этой же причине — поскольку работать резьбе предстоит под нехилой нагрузкой — нас ни в коем разе не устраивают рваные витки, а значит — малые диаметры идут однозначно на хрен. Раз так — напрашивается диаметр по калибру, то есть брандтрубка будет одновременно и заглушкой казённой части каморы.
Шаг реззьбы для девяти миллиметров меньше полутора нам качественно не сделать, а это для десяти витков означает пятнадцать миллиметров полного профиля резьбы. Плюс — зарезьбовая канавка для выхода инструмента минимум миллиметра три. Восемнадцать миллиметров, то бишь два калибра, что называется, вынь и положь. Это я ещё пару миллиметров на фаски не посчитал, с ними — все двадцать набегают. Я-то, само собой, схитрожопил, сделав спереди брандтрубки пологий конус почти от внутреннего диаметра резьбы и до запального отверстия, которое заодно и сверлить тогда придётся на гораздо меньшую глубину. Но главный выигрыш не в этом, а в том, что в этом конусе как раз и разместится значительная часть порохового заряда. Это и по силе выстрела при том же заряде выгоднее — у продвинутых дульнозарядных пушек казённая часть как раз такой и делалась, но главное — я экономлю на длине барабана, от которой пляшут все габариты револьвера. Второй по значимости выигрыш в том, что заряд размещается поближе к капсюль-пистону, пламя от которого достанет его гарантированно. Ну и уже упомянутый чисто технологический бонус с меньшей глубиной сверления малого диаметра. По работе в прежней жизни помню, сколько деталей уходило в брак при заламывании мелких свёрл в отверстии. Нам такого счастья и на хрен не надо.