Античный мир «Игры престолов»
Шрифт:
Мое внимание сфокусировано на эпосе и литературе в целом, что так же свидетельствует о том, что «Игра престолов» начиналась как литературное произведение. Таким образом, на нее распространяются методы литературной критики, которые в большинстве своем состоят из тщательного чтения и размышления о том, что может рассказать книга о событиях, явлениях и других книгах, другими словами, о человеческой жизни и о человеке вообще. Это не означает, что экранизация HBO не отражает эти вещи или несет свой собственный художественный замысел, – на самом деле, параллельное существование сериала и книги помогает глубже изучить некоторые события из романов, но лично для меня слова на бумаге значат намного больше, чем картинки на экране. Для вас все может быть с точностью до наоборот, и в этом случае главным преимуществом чтения будет возможность оценить, насколько хорошо экранизация отразила события книги, так как зрительные образы могут отличаться от литературных. Вы также можете применить некоторые идеи, которые я здесь излагаю, во время просмотра, и, если вы это сделаете, они значительно обогатят ваше восприятие и книги, и экранизации. Поскольку в книжной и телеверсиях появляется все больше расхождений, возникает интригующая многозначительность в развитии сюжета(ов). По этой причине, при том что книги являются для меня приоритетом, я попыталась сосредоточиться главным образом на
Д. Дебуа. Джоффри Баратеон
Глава 1. Пиры и семьи
Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.
Мир «Игры престолов» подвергает нас моральному испытанию. В экстремальных условиях войны и приближающейся зимы на территории Семи Королевств, некогда процветавших, людьми движут первобытные импульсы: утолять голод и жажду и убивать, а наиболее состоятельными гражданами – плести интриги, чтобы получить, применить и скрыть все вышеперечисленное. Все эти импульсы имеют одну основу: они подразумевают потребление внешних объектов субъектом и ощущаются, прежде всего, телом и органами чувств. Кроме того, они играют важную роль в формировании и поддержании альянсов: брак и изнасилование характеризуют две стороны победы или, как это часто бывает в беспокойном мире Вестероса, дают повод для развязывания войны. Еда между тем является показателем процветания: в мире, где зима длится долгие годы, от сельского хозяйства, как демонстрируют Тиреллы, зависит уровень достатка.
10
Здесь и далее цитаты из «Одиссеи» приводятся в переводе В. Жуковского. – Примеч. ред.
Эта глава посвящена еде, но непосредственно о ней мы поговорим в конце главы, а пока рассмотрим ее роль в культурном аспекте. При слове «пир» представляются огромные залы, множество гостей и еда, впечатляющая как качеством, так и количеством. Но пировать можно и в более скромной обстановке, где голод является лучшей приправой. Ключевым обстоятельством в этом мероприятии является процесс приема пищи большой группой людей, который предполагает планирование места, участников и количества снеди. Любая невеста, готовящаяся к свадьбе, согласится с тем, что пиры олицетворяют подноготную общества: некоторые гости получают лучшую еду за лучшим столом и раньше всех (пока она свежая и горячая), в то время как другие соглашаются – или их заставляют согласиться – на еду похуже и ждут дольше, когда лучшие куски уже достались другим, остыли или испортились. Еду также нужно приобретать и доставлять, что, в свою очередь, также отражает социальное положение: какие продукты и какого качества может позволить себе человек, или, наоборот, у него есть избыток для продажи. Кто охотится, а кто занимается собирательством? Кто ест мясо, кто рыбу, хлеб, а кто вообще ничего? Пиры, в особенности когда яства скудны, как в Античности и обремененном постоянными войнами Вестеросе, становятся делом политики и экономики, и большое значение имеют места, в которых они проводятся. И это не просто вопрос, который интересует нас как читателей или исследователей Античности: персонажи «Игры престолов» на самом деле осознают значение еды и процесса принятия пищи.
В прологе к «Битве королей» пир проходил на Драконьем Камне. Для Станниса и его знаменосцев, людей с высоким социальным статусом, пир – обычное дело, но для мейстера Крессена это конец долгого дня, и его старческая немощь и унижение наравне с семейной драмой Баратеонов лежат тяжелым камнем на его душе. Недавно в помощь Крессену был назначен новый молодой мейстер, и старик не возражал. Но на этом пиру на его месте сидит Пилос, а Станнис из обычного лорда превращается в изверга, заставляя пожилого мейстера надеть пестрый шутовской колпак. Крессен чувствует себя еще более униженным. Весь пролог Крессену приходится то спускаться с одной башни, то подниматься на другую, проделывать долгий, утомительный путь, чтобы находиться рядом со своим лордом и быть ему полезным. В мире, где все на волосок от смерти, приближенность играет важную роль. Утомившись, Крессен решает вздремнуть перед пиршеством, но умудряется проспать и прибывает в зал уже после начала торжества. Стоя в дверях, мейстер думает: «„Они не позвали меня“. Его всегда звали на пиршества, сажали рядом с солонкой, рядом со Станнисом». Соль была невероятной редкостью во времена Античности и Средневековья и использовалась разными способами, но в первую очередь для того, чтобы консервировать мясо. Фактором, способствующим величию Рима на протяжении всего существования империи, было расположение вдоль via Salaria, Соляной дороги, одного из важнейших западных торговых путей, по которому перевозили этот наиценнейший товар. Плиний Старший в своей «Естественной истории» говорит, что латинское слово salarium, от которого произошло английское слово salary [11] , появилось от слова sal – «соль». В Вестеросе, похоже, также ценят этот продукт, так как место рядом с солонкой означает близость к лорду и высокопоставленным персонам [12] . Конечно, Станнис и его знаменосцы сидят за высоким столом, в то время как рыцари и торговцы – за столами пониже, находясь на почтительном расстоянии от центра силы. Пиршеству посвящена лишь небольшая часть пролога, но тем не менее она достаточно хорошо иллюстрирует ситуацию на Драконьем Камне: лорд в центре, окруженный последователями, что смотрят на него снизу вверх. Этот порядок нарушает лишь Мелисандра, и она своим присутствием вытесняет старого мейстера так же, как ее религия направлена на ниспровержение веры в Семерых.
11
Зарплата (англ.).
12
Подробнее об истории соли можно прочитать в книге Марка Курлянского «Всеобщая история соли».
Но этот пир имеет также зловещую сторону, так как Крессен пытается обличить Мелисандру, показать, что она – зло. Мы приходим к тому, что под ее влиянием Станнис перестает быть тем, кем был, и унижает Крессена, говоря, что тот
Пиры – не только хорошая возможность кого-нибудь отравить, но и понять, кому можно доверять, а кому нет. На самом деле, сам акт приема пищи связан с доверием: когда люди сидят, их руки заняты, а внимание сосредоточено на напитках и развлечениях, они наиболее уязимы; кроме того, они доверяют людям (зачастую остающимся вне поля зрения), которые готовят и подают блюда. Как мы видим, античная мифология часто обращается к теме доверия во время пиршеств от поглощения отравленной пищи до убийства ничего не подозревающей жертвы. Именно во время пира, что весьма уместно, Одиссей наказывает алчных женихов своей жены, которые не догадываются, кто он такой, пока не становится слишком поздно. Пиршества, знания, власть и месть также собрались воедино в мифе об Атрее: царю Микен удается перехитрить своего брата и сохранить власть, обманом заставив Фиеста съесть во время пира собственных сыновей. Хоть пиршество, может, и выглядит как обычное празднество, возможность для автора вовлечь читателя в мир роскоши и гротеска, на деле это мероприятие показывает положение вещей в обществе, помогает найти себя среди множества людей и интересов, чтобы решать общественные и интеллектуальные задачи, возникающие как в данный момент, так и в течение всей жизни.
Но пиры всегда завершались трагично и напряженно; там находилось место и веселью, празднику, налаживанию связей. Первая песнь «Илиады» Гомера заканчивается двумя диаметрально противоположными сценами пиршеств: на Олимпе боги – все, как одна семья, – оставляют свои обиды, чтобы вкусить пищу на великом празднике и вместе потешаются над хромым Гефестом, прислуживавшим им (что необыкновенно жестоко на наш современный взгляд). Пирующие боги наслаждаются музыкой своего приятеля Аполлона, в то время как греки приносят тому жертву и воспевают хвалу, в надежде, что он избавит их от чумы. Две сцены приема пищи – на земле и на небесах, и два абсолютно противоположных настроения среди двух больших семей: греки, потомки Даная, уязвимы и разобщены из-за споров своих предводителей относительно грядущей чумы; и боги, бессмертные и гармоничные, несмотря на супружеский спор Зевса и Геры (брата и сестры и одновременно мужа и жены). Пример Гомера учит нас искать сходства и различия между разными событиями, происходящими во время пиршеств, настроениями, что лежат на поверхности и скрываются за ней, и многочисленными способами, которыми один эпизод может пролить свет на другой.
Помимо застолий как таковых, эта глава, как видно из приведенных выше примеров, также затрагивает семейные отношения – контекст, в котором еда в большинстве своем потребляется и производится. Обстоятельства, в которых предлагается и принимается пища, являются также поводом продемонстрировать решения, которые мы принимаем ради семьи, и чувства, что мы к ней питаем, как было только что проиллюстрировано мифом об Атрее и Фиесте. Понятия «пища» и «семья» не всегда взаимосвязаны: как мы увидим далее, сложные чувства Джона Сноу к братству не имеют ничего общего с тем, как приготовлено мясо или каково на вкус разбавленное вино. Но эти чувства демонстрируются простым и наглядным способом – посредством официального застолья, на котором предполагается держать себя определенным образом. На пиру в Винтерфелле Джону следовало вести себя как бастарду, коим он был, что требовало от него поведения, отличного от того, к которому он привык, общаясь ежедневно с членами семьи. Когда он становится одним из братьев Ночного Дозора, его поведение относительно семьи меняется снова. Старки, в свою очередь, равно как и Баратеоны с Ланнистерами, должны вести себя более формально и официально по особой причине. Ужин, это подтвердит каждый любитель мыльной оперы, собирает людей вместе и таким образом является отличной сценой для семейной драмы. А когда дело касается высокопоставленной или королевской семьи, как в случае «Игры престолов» или почти любого античного мифа, домашняя ссора обязательно перерастает в политический конфликт мирового масштаба.
За рамками приличия
Сложная система распределения мест за столом показывает, каким видит себя общество. В Древнем Риме и Афинах, двух обществах, устроенных в соответствии с идеологией равенства определенных классов граждан, совместное потребление пищи принимало другую форму – все участники пира (представители одного и того же класса) во время трапезы возлежали. На симпосии в древних Афинах, например, аристократы во время ужина вели беседы о политике или философии, в то время как в Риме предвыборные пиршества организовывались не только для развлечения гостей, но также для подкупа голосов, демонстрации богатства и щедрости. В обоих случаях дом, в котором проводился званый ужин, был также общественным местом, или, другими словами, местом, где сливки общества показывали свою власть, богатство или влияние на аудиторию.
Античный симпосий характеризовался идеологией самоограничения, что соответствовало представлению римской и афинской аристократии о себе. Самоограничение выражалось многими способами, но одним из главных являлось умеренное употребление вина. Вино в древности было намного крепче современного, поэтому разбавлялось и разливалось очень тщательно. В центре афинского симпосия, например, находился сосуд – кратер, в котором вино смешивалось с водой. У каждого симпосия был хозяин, распорядитель торжества, человек, на плечах которого лежала обязанность поддерживать равновесие между легкомыслием и торжественностью, весельем и серьезностью, – ради это и затевалось мероприятие. Хозяин должен был как задавать тему для обсуждения – философскую или какую-то еще, в зависимости от последних событий, – так и определять, сколько кратеров будет выпито и в какой пропорции будет разбавлено вино. Употребление неразбавленного вина считалось варварством и ни чем хорошим не заканчивалось.
Способность сохранять умеренность в винопитии на симпосиях позволяла продемонстрировать не только нравственность (человек мог контролировать себя), но также и гражданскую добродетель (стоило оставаться трезвым, чтобы принимать участие в беседах и обмениваться мнениями со всеми наравне). Нет никакого сомнения в том, что это был скорее идеал, не имевший отношения к реальности. В античной любовной поэзии, специализирующейся на празднествах и открывающей подноготную общества, зачастую говорится о пьющих женщинах, любовниках, глазеющих друга на друга через банкетный стол, в то время как мужья вели беседы с другими гостями, или о людях, идущих домой спотыкаясь после вечернего празднования. Известно, что государственный деятель Цицерон обвинил Марка Антония, своего врага и, позже, любовника египетской царицы Клеопатры, в том, что тот явился на Форум пьяным после вчерашней пирушки, причем до такой степени, что его вырвало на собственные колени в присутствии сенаторов и толпы просителей. Сейчас трудно сказать, было обвинение Цицерона правдой или выдумкой, но подобные случаи показывают, что в то время как, безусловно, превалировала идеология умеренного потребления, молодые мужчины и женщины, особенно из аристократических семей, с удовольствием нарушали общепринятые нормы, что в целом осталось неизменным и по сей день.