Античный мир «Игры престолов»
Шрифт:
Зевс и виночерпий Ганимед, ок. 490–480 до н. э. Роспись краснофигурной вазы. Нью-Йорк, музей Метрополитен
Римский сатирик Ювенал, который жил в I в. и писал хлесткие (правда, ксенофобные и женоненавистнические) комедии, напоминающие современный стендап, использовал ту же комбинацию пищи и придворной культуры, чтобы критиковать тиранию. В его четвертой сатире говорится о том, как во времена Домициана, известного жестокостью и самодержавием, ловят огромную камбалу, «полную лености и жира после долгой спячки». Рыбу никто не собирается покупать, потому что повсюду шпионы и очевидно, что нечто столь большое и хорошее должно принадлежать только императору. Рыбак покорно едет в Рим, невероятно огромная рыбина впечатляет каждого встречного. Наконец, он дарит камбалу императору, заискивая изо всех сил. «Рыба сама хотела, чтобы ее поймали», – говорит рыбак. Император счастлив. Но вдруг возникают проблема. Несмотря на невероятное богатство, в Риме нет ни одного блюда, достаточно большого для приготовления этой рыбы. И вот созывают на совещание
Эта сатира – еще один способ показать, каким образом еда символизирует общественное устройство. Поскольку император возглавляет государство, он требует от него ресурсы, которые потребляет. В сатире это огромная рыба, причем имеет значение и она сама, и ее размер. В Риме рыба была одновременно роскошью (рыб держали в качестве домашних питомцев в специальных прудах – это свидетельствовало об особо разгульном образе жизни) и обычным продуктом питания; во многих античных поэмах упоминаются разнообразные морепродукты и рыба на столах римлян. (Герои Гомера, кстати, никогда не ели рыбу и питались в основном жареной говядиной и ягнятиной.) [15] Император Вителлий, известный своим обжорством, любил блюдо «Щит Миневры», которое готовили из различных видов мяса и рыбы со всех уголков империи, таким образом представляя могущество Рима – Римская империя была буквально устрицей Рима [16] .
15
«Ты ведь знаешь, что во время похода Гомер не кормит героев на пиршествах ни рыбой, хотя дело происходит у моря, на Геллеспонте, ни вареным мясом, а только жареным, что для воинов в самом деле удобнее: ведь огонь, так сказать, везде под рукой, и не надо возить с собою посуду» (Платон. Государство. III. 404bc. Пер. А. Егунова).
16
«Но больше всего отличался он [Вителлий] обжорством и жестокостью. ‹…› Самым знаменитым был пир, устроенный в честь его прибытия братом: говорят, в нем было подано отборных рыб две тысячи и птиц семь тысяч. Но сам он затмил и этот пир, учредив такой величины блюдо, что сам называл его „щитом Минервы градодержицы“. Здесь были смешаны печень рыбы скар, фазаньи и павлиньи мозги, языки фламинго, молоки мурен, за которыми он рассылал корабли и корабельщиков от Парфии до Испанского пролива». (Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. VII. 13. Пер. М. Гаспарова).
Но в сатире Ювенала у Домициана не множество разной рыбы, а всего одна огромная камбала, причем император даже не ест ее, а только спрашивает совета, как приготовить. Его вклад лишь в том, чтобы спросить, стоит ли ее разрезать. Каков в таком случае император Домициан? Человек, который забирает все лучшее, что может предложить империя, не предлагая ничего полезного взамен. Его советники говорят ему, что изготовление блюда для такой рыбы может возродить гончарное дело, но Домициан соглашается не по экономическим причинам – он просто не хочет резать на кусоки свое новое приобретение и уж точно не хочет ни с кем делиться. Рыба портится, сенаторы тратят время – это пример бесчинства, даже когда император пытается разделить «бремя» правления. Роберт Баратеон точно так же поступает с Недом Старком, когда они наконец добираются до Королевской Гавани, и организовывает турнир в честь десницы, что требует огромных расходов, которые корона не может себе позволить и которых не желает сам Нед. И это, конечно, лишь одна сторона: кажется, что император втайне хочет разрезать эту гигантскую рыбу, ведь это тот же человек, что в детстве отрывал лапки мухам. И если так, склонность к жесткости объединяет Домициана и Джоффри: юный король радостно разрубает один из последних сохранившихся экземпляров «Жизни четырех королей» – книгу, подаренную ему дядей перед свадьбой, и с таким же удовольствием он наблюдает, как падает отрубленная голова Неда Старка.
Еда как метафора: олений пир
Еда и пищевые продукты в том или ином виде регулярно появляются в мире «Игры престолов». Цвет кожи часто сравнивается с молоком или сливками, в то время как дозорный Уилл в начале телесериала чувствует, как страх наполняет его кишки «комом непереваренной пищи» и успокаивается, ощутив вкус холодного железа во рту. В преддверии зимы Вестерос припас множество продуктов: яблоки, грибы, бекон, яйца, молоко, сыр, лук и медовые пряники регулярно упоминаются на протяжении всех книг и сериала. В современном мире, где образы, связанные с пищей, часто присутствуют в рекламе, блогах, ресторанах, постоянное упоминание еды, возможно, и ничем не примечательно. В литературном и кинематографическом мире, однако, пространство ограничено, так что стоит обратить внимание на постоянное упоминание еды (в то время как другие темы, касающиеся процессов жизнедеятельности, останутся табуированными). Учитывая угрозу войны и надвигающегося голода, растущую по мере разгорания Войны Пяти Королей, еда становится явным признаком превосходства и процветания.
Тем не менее некоторые продукты имеют большее символическое значение, чем другие, но самый важный из них – оленина. Оленьи туши имеют свою собственную традицию героического проявления (вспомните, как Эррол Флинн в роли Робина Гуда входит в залу шерифа Ноттингема с оленьей шкурой на плечах), но в Вестеросе они значат еще больше. Символ дома Баратеонов – скачущий олень.
Готовность Тайвина Ланнистера запачкать руки говорит о его жесткости и хладнокровии, но свежевание мертвого оленя и подача его на пиру было обычном делом в античном эпосе. Вот, например, товарищи Энея, героя «Энеиды», лакомятся мясом семи оленей:
Спутники тут за добычу взялись, о пире заботясь:Мясо срывают с костей, взрезают утробу, и тушиРубят в куски, и дрожащую плоть вертелами пронзают,Ставят котлы на песке, и костры разводят у моря.Все, возлежа на траве, обновляют пищею силы,Старым вином насыщая себя и дичиною жирной.Голод едой утолив и убрав столы после пира,Вновь поминают они соратников, в море пропавших,И, колеблясь душой меж надеждой и страхом, гадают,Живы ль друзья иль погибли давно и не слышат зовущих [17] .17
Вергилий. Энеида. I. 210–219. Здесь и далее цитаты из «Энеиды» приводятся в переводе С. Ошерова. – Примеч. ред.
Дела у мужчин обстоят трагично. Покинув свои дома, троянцы уже пережили шторм и увидели, как утонула большая часть их флота. Их предводитель Эней чувствует эту утрату особенно остро. Он забирается на утес, чтобы посмотреть на море, и замечает оленей. На самом деле он видит только трех, но кидается в погоню и убивает семерых, по одному на каждый выживший корабль. Оттащив туши (Вергилий не рассказывает, как один человек мог совершить такой подвиг), он говорит своим людям, что худшее позади, но на сердце у него тяжесть – так поэт показывает, что надежду и оптимизм Эней являет через силу. Тем не менее это срабатывает: люди ему верят, еда готова, все растягиваются на траве и пируют, спокойно ведя беседу у костра.
Несмотря на безнадежность и мрак, троянцы с легкостью справляются с приготовлением и организацией пира. Они срезают и готовят мясо, режут его на куски и нанизывают на вертела, ставят котлы, разводят огонь, открывают бочки с вином. Еда в этой сцене является общим делом не только потому, что ее потребляют все вместе, но также по причине того, что разбитые троянцы снова сплочены, их раны исцелились, они воспряли духом. Что более важно, это иллюстрирует процесс единения, так как люди Энея впервые в поэме (хотя не в путешествии) принимают участие в событиях, определяющих героическую общность воинов. Я использую слово «воины» намеренно, потому как, хотя мы и знаем, что на кораблях Энея были женщины и по крайней мере один ребенок, сын Энея Юл, жизнь, которую они намерены вести, будет полна странствий и скитаний. Это станет темой следующей главы, а на данный момент стоит отметить, что люди, независимо от пола, берут на себя роль спутников – также поступают знаменосцы в мире Вестероса. Эней заботится о них, а они, в свою очередь, разделяют его щедрость между собой, таким образом подтверждая то, кем они являются, – движущей силой Энея.
Легкость, с которой троянцы готовят еду, предполагает, что они занимались этим и прежде, и это правда. Так, Эней и его люди скитались по Средиземному морю на протяжении нескольких лет в поисках места для жизни. Шторм, который приводит их к африканскому побережью – и к пылкой встрече Энея с местной царицей Дидоной, – это последнее большое препятствие перед тем, как они отправятся в Италию, где им суждено построить новый дом. Но люди Энея так хорошо умеют организовывать застолья, потому что в те времена пиры были обычной частью их жизни, тем, чем занимались воины на протяжении всей «Илиады», греческого эпоса, с которого началась вся греко-римская литература. В «Илиаде» занимаются тем же, чем занимался Эней, а также бесчисленные лорды по всему Вестеросу. В конце дня герои собираются вместе вокруг своего предводителя – Агамемнона или Ахиллеса – и наслаждаются изобилием мяса, распределенного согласно их успехам в бою. Чем славнее воин, тем лучший кусок ему достанется. Это способ перераспределения военных трофеев, а также способ обозначить социальные группы и иерархию. Этому учат даже юного Брана, когда он становится лордом Винтерфелла вместо своего брата:
Каждое блюдо первым делом подносили Брану, чтобы он мог взять причитающуюся лорду долю, но, когда дело дошло до уток, он уже не мог больше есть, а только кивал одобрительно и отсылал блюдо прочь. То, что пахло особенно вкусно, он отправлял одному из лордов на помосте в знак дружбы и расположения, как учил его мейстер Лювин (БК).
Но люди Энея не просто скитаются, их странствия сродни тем, что были не в «Илиаде», а в другом произведении Гомера – «Одиссее». Рассказ о пире с олениной на самом деле основан на охоте Одиссея на острове Огигия. Как и Эней, Одиссей забирается на скалу, чтобы исследовать землю, видит величавого оленя и убивает его, чтобы накормить людей. Так же как в «Энеиде», оленю приписываются человеческие черты – погоня за ним изображается как преследование вражеского солдата. Подобно Энею, Одиссей поднимает дух своих людей, предлагая пищу, и, как Эней, он встречает прекрасную царицу Цирцею, дочь Солнца. Цирцея также была колдуньей, способной превратить спутников Одиссея в свиней, в то время как другие версии мифа изображают ее царевной, страдающей от безответной любви к молодому мужчине по имени Пик, которого она превратила в статуэтку. В отличие от своей тезки из Вестероса Серсеи Ланнистер, она не состоит в кровосмесительной связи, но обе женщины сильны, плетут интриги и способны накликать беду на любого мужчину, попадающего в поле их зрения. Истинное лидерство, выраженное предоставлением на поле битвы еды и безопасности, сталкивается с женскими уловками и, как часто бывает в Вестеросе, находит желающих.