Антигитлеровская коалиция — 1939: Формула провала

Назаров Олег

Менее известно, однако, то, что к 1938—1939 гг. полонизаторский курс официальной Варшавы приобрёл характер полномасштабного этноцида. Польские власти, системно и целенаправленно искореняя белорусскую и украинскую культуру, стремились к полной ликвидации белорусов и украинцев как самобытных народов путём их тотальной полонизации. Судя по последовательно проводимой Варшавой политике, таковой являлась её конечная цель. К. В. Шевченко, опираясь на материалы белорусских архивов и прессу, прослеживает механизм и конкретные технологии денационализации белорусов и украинцев польскими властями, которые широко и весьма креативно использовали для этого культурную, образовательную и церковную политику, а также административный ресурс. При этом, как отмечает автор, к 1939 г. главным «аргументом» Варшавы в отношении собственных нацменьшинств окончательно становятся

откровенные репрессии

с опорой на полицию и армию. Закономерным итогом подобной политики стало то, что день 17 сентября 1939 г. стал праздником для белорусского и украинского населения восточных воеводств II Речи Посполитой, с энтузиазмом встречавшего солдат Красной армии как освободителей от польского господства.

В статье минского историка А. А. Киселёва рассматривается то, какое отражение в польской периодической печати нашёл внешнеполитический курс санационной^[42] Польши весной–летом 1939 г. Это позволяет ответить на вопрос о том, как в польском общественном мнении воспринимались ключевые международные события кануна войны. В результате оказалось, что основные политические силы, несмотря на оппозиционность к правящему режиму, фактически поддержали внешнюю политику властей, заинтересованных в сохранении СССР вне европейской системы безопасности. Практически все свои надежды польское общество безоговорочно возлагало на внешнеполитический союз с Великобританией и Францией. При этом настолько же согласованной в общественном мнении была позиция, направленная на категорическое отрицание идеи кого–либо тесного сотрудничества Польши с Советским Союзом по вопросам международной безопасности. Мотивация такого взгляда варьировалась от изображения восточного соседа как колосса на глиняных ногах, не способного на равных участвовать в грядущей войне, до стремящегося к мировой революции орудия мирового коммунизма.

Такая крайне идеологизированная и пренебрежительная оценка СССР прекрасно уживалась с ярко выраженным комплексом национального превосходства перед восточным соседом. В польской прессе спокойно и даже не без злорадства восприняли срыв московских переговоров военных миссий СССР, Великобритании и Франции. В советско–германском договоре о ненападении публицисты увидели лишнее доказательство в пользу польской востребованности англо–французскими союзниками. Почти вся пресса жила иллюзией того, что Польше наконец удалось заменить собой Россию как основного партнёра в отношениях с ведущими державами Западной Европы, одновременно переживая своё «признание» на Западе и чувство превосходства перед СССР. Такое отношение исключало возможность каких–либо совместных действий Польши и СССР в деле противодействия агрессии со стороны нацистской Германии.

Неоспоримой заслугой белорусского автора является то, что, скрупулёзно занимаясь слабо изученной в России темой, он ввёл в научный оборот целый ряд новых источников.

К. И. Софронов и Д. В. Суржик написали статью «Развитие правоконсервативных идеологий и режимов в постверсальской Восточной 18

Европе накануне Второй мировой войны». Исходя из того, что «правоконсервативные политические учения и практики имели глубинную идейную основу, сформировавшуюся из амальгамы теорий XIX столетия, сплавленных с актуальными для пост-Версальского мира проблемами», авторы весьма подробно проанализировали события, которые происходили задолго до 1939 г. и привели к возникновению фашистских и праворадикальных режимов в целом ряде европейских государств. Завершая статью, К. И. Софронов и Д. В. Суржик обращают внимание на то, что сегодняшние «популистские» лозунги в Европе отнюдь не новы: «Они представляют собой актуализированные на современные проблемы посылы праворадикалов вековой давности: “наведение порядка”, ликвидация демократических элементов управления страной, клерикализм, опора на “консервативные ценности”. “Словакия для словаков” в разных национальных вариантах. В предыдущий раз такие посылы привели к мировой войне».

В. В. Симиндей в статье «Прибалтика-1939: пакты с Гитлером» отмечает то, что после Мюнхенского сговора внешнеполитический курс Эстонии, Латвии и Литвы имел очевидный прогерманский крен. Ярким проявлением этого стали пакты о ненападении, подписанные с нацистской Германией Литвой (22 марта), Латвией (7 июня) и Эстонией (7 июня). Сегодня в Прибалтике часто звучат проклятия по адресу так называемого «пакта Молотова — Риббентропа». Зато о германо–эстонском и германо–латвийском договорах о ненападении там предпочитают помалкивать. Показательно, что в Эстонии и Латвии их не называют «пактом Риббентропа — Сельтера» и «пактом Риббентропа — Мунтерса».

Крайне важно ещё и следующее. Несмотря на

то, пишет В. В. Симиндей, что «в архивных фондах не найдено каких–либо подписанных сторонами особых приложений военно–политического характера к договорам о ненападении от 7 июня 1939 г., в Федеральном архиве Германии отложился документ, который содержит прямое указание на секретный протокол (“секретную клаузулу”) к этим договорам и раскрывает его положения». 8 июня, то есть спустя день после подписания пактов высокопоставленный сотрудник пропагандистской Службы немецких новостей для зарубежья Георг Дертингер констатировал в информационном отчёте № 55: «Эстония и Латвия помимо опубликованного договора о ненападении договорились с нами и ещё об одной секретной клаузуле. Последняя обязывает оба государства принять, с согласия Германии и при консультациях с германской стороной, все необходимые меры военной безопасности по отношению к Советской России. Оба государства признают, что опасность нападения для них существует только со стороны Советской России и что здравомыслящая реализация их политики нейтралитета требует развёртывания всех оборонительных сил против этой опасности. Германия будет оказывать им помощь в той мере, насколько они сами не в состоянии это сделать».

Для Москвы прогерманская политика Литвы, Латвии и Эстонии секретом не являлась. В сложившейся ситуации Сталину ничего не оставалось, как думать об ответных мерах.

Один из лучших российских специалистов по Финляндии и истории взаимоотношений наших стран в ХХ веке профессор Санкт–Петербургского государственного университета, д. и. н. В. Н. Барышников написал статью «Политический кризис 1939 г. и Финляндия». В обстановке быстро нараставшей угрозы начала новой мировой войны жизненно важным вопросом для советского руководства оставалась проблема Ленинграда. Расстояние от границы города до границы государства едва превышало 30 км. Серьёзную обеспокоенность у Сталина и других руководителей Советского Союза вызывала уязвимость морских коммуникаций на Балтийском море. Это объясняет, почему с весны 1939 г. в ходе дипломатических контактов с представителями Великобритании и Франции советское руководство так настойчиво продвигало идею предоставления гарантий Финляндии, Эстонии и Латвии. Однако добиться желаемого Кремлю не удалось, так как Лондон и Париж всячески уклонялись от заключения такой договорённости с Москвой. Против гарантий выступало и руководство Финляндии, которое, говоря о нейтралитете своей страны, на деле все больше ориентировалось на развитие отношений с гитлеровской Германии.

В. Н. Барышников пишет, что когда известие о том, что 23 августа 1939 г. Германия и Советский Союз подписали договор о ненападении, достигло Суоми, оно потрясло руководителей этой северной страны. Они были возмущены решением Берлина, который «продал» Финляндию Москве. Как поясняет В. Н. Барышников, «глубокая обида в Хельсинки на Германию являлась следствием того, что она рассматривалась финским руководством в качестве надёжной опоры и тем самым Финляндия, как выразился финский историк Макс Якобсон, “обманула сама себя”».

Профессор Кубанского государственного университета (г. Краснодар), д. и. н. А. Г. Иванов — крупный специалист по внешней политике Великобритании. В своей статье он использовал большой массив документов, выявленных в Государственном архиве Великобритании. Рассматривая последствия Мюнхенского сговора, автор подчёркивает, что «Мюнхенское соглашение нанесло сильный удар и по франко–советским отношениям, сведя на нет пакт о взаимопомощи между Францией и СССР 1935 г. После Мюнхена правительство Эдуарда Даладье рассчитывало вообще избавиться от пакта».

Вскоре после ликвидации Чехо–Словакии Лондон, а за ним и Париж предоставили гарантии Польше, которые, отмечает А. Г. Иванов, «не имели реального содержания. Они предназначались для успокоения общественности и были призваны служить средством сдерживания Германии. Но последнее было более чем проблематичным.». Анализируя предысторию и ход военных переговоров Великобритании, Франции и Советского Союза, историк замечает: «Правительства западных держав согласились отправить свои миссии в Москву (они предпочитали ей Лондон или Париж) под давлением той неопределённой ситуации, которая сложилась летом 1939 г. Важно было не допустить нормализации советско–германских отношений, и это соображение перевешивало антипатию руководителей Англии и Франции к России и русским». А. Г. Иванов указал: ещё 26 июля на заседании правительства Великобритании отмечалось, что «на военных переговорах с советским правительством возникнут трудности из–за отсутствия политического соглашения». В сложившейся ситуации, утверждает автор, «московские переговоры были бесперспективными с самого начала».