Антика. 100 шедевров о любви. Том 3

Каминская Т.И.

4

Злая сдается зима, сменялся вешней лаской ветра; Влекут на блоках высохшие днища; Хлевы не радуют скот, а пахарю стал огонь не нужен; Луга седой не убеляет иней, И при сияньи луны Венера уж водит хороводы, И Граций нежных среди Нимф фигуры Такт отбивают ногой, пока еще не успел Циклопам Вулкан, пылая, разогреть все кузни. Надо теперь украшать нам головы свежим миртом, или Цветам теми, что одели землю. В роще тенистой теперь вновь надо нам принести в дар Фавну Ягненка или козлика – на выбор. Бледная ломится смерть одной все и тою же ногою В лачуги бедных и в царей чертоги. Сестий счастливый! Нам жизнь короткая возбраняет планы. К тебе уж близки Ночь и теней царство, Как и Плутона жилье унылое, где лишь водворишься, Не будешь больше возглавлять пирушки, Ни любоваться красой Ликида, что ныне восхищает Всю юность, –

вскоре ж дев зазнобой станет.

5

Кто тот юноша был, Пирра, признайся мне, Что тебя обнимал в гроте приветливом, Весь в цветах, раздушенный, — Для кого не украсила Ты и светлых кудрей? Сколько же раз потом Веру в счастье свое будет оплакивать И дивиться жестоким Волнам, бурею вызванным, Тот, кто полон тобой, кто так надеется Вечно видеть тебя верной и любящей И не ведает ветра Перемен. О несчастные Все, пред кем ты блестишь светом обманчивым! Про меня же гласит надпись священная, Что мной влажные ризы Богу моря уж отданы.

6

Пусть тебя, храбреца многопобедного, Варий славит – орел в песнях Меонии — За дружины лихой подвиги на море И на суше с тобой вождем. Я ль, Агриппа, дерзну петь твои подвиги, Гнев Ахиллэ, к врагам неумолимого, Путь Улисса морской, хитролукавого, И Пелоповы ужасы? Стыд и Музы запрет, лировладычицы Мирной, мне не велят, чуждому подвигов, Что велик в мелочах, Цезаря славного И тебя унижать хвалой. Как достойно воспеть Марса в броне стальной, Мериона, что крыт пылью троянскою, И Тидида вождя, мощной Палладою До богов вознесенного? Я пою о пирах и о прелестницах, Острый чей ноготок страшен для юношей, Будь я страстью объят или не мучим ей, Я – поэт легкомысленный.

7

Пусть кто хочет поет дивный Р_о_дос, иль Митилену, Или Эфес, иль Коринф у двуморья, Фивы, град Вакха, поет, иль поет Аполлоновы Дельфы Славные, иль Фессалийскую Темпу. Только заботы и есть у других, чтобы длинною песнью Славить столицу безбрачной Паллады И украшать чело отовсюду взятой оливой. Кто восхвалением занят Юноны, Конный пусть славит Аргос и с ним золотые Микены. Мне же не так по душе терпеливый Лакедемон и простор полей многоплодной Лариссы, Как Албунеи чертог говорливой, Быстрый Анио ток, и Тибурна рощи, и влажный Берег зыбучий в садах плодовитых. Как иногда ясный Нот гонит тучи с туманного неба И не всегда он дожди порождает, Так же и ты, мой Планк, и печали и тягости жизни Нежным вином разгонять научайся, Если владеет тобой значками блистающий лагерь, Или Тибур приманил густотенный. Тевкр, когда покидал Саламин и отца, как изгнанник, Все же вином увлажнил свои кудри И, возложивши на них венок из тополя веток, Так обратился к друзьям огорченным: «Нас куда бы ни мчала судьба, что родителя лучше, В путь мы пойдем, о соратники-други, — Где предводителем Тевкр, где боги за Тевкра, крушиться Нечего: ведь Аполлон непреложно Нам обещал на земле обрести Саламин неизвестный. Вы, храбрецы, что со мною и раньше Много горя снесли, вином отгоните заботы, — Завтра опять в беспредельное море!»

8

Лидия, о, скажи мне, Ради всех богов, для чего ты Сибариса губишь Страстью своей? Зачем он Стал чуждаться игр, не терпя пыли арены знойной, И не гарцует больше Он среди других молодцов, галльских коней смиряя Прочной уздой зубчатой? Иль зачем он стал желтых вод Тибра бояться, – точно Яда змеи, елея Избегать, и рук, к синякам прежде привычных, ныне Не упражняет боем Тот, кто ловко диск и копье раньше метал за знаки? Что ж? Он быть спрятан хочет, Как Фетиды сын, говорят, скрыт был под женским платьем, Чтобы не пасть, с ликийцев Ратями сойдясь, средь борьбы у обреченной Трои?

9

Смотри: глубоким снегом засыпанный, Соракт белеет, и отягченные Леса с трудом стоят, а реки Скованы прочно морозом лютым. Чтоб нам не зябнуть, нового топлива В очаг подбрось и полною чашею Черпни из амфоры сабинской О Талиарх, нам вина постарше! Богам оставь на волю все прочее: Лишь захотят – и ветер бушующий В морях спадет, и не качнутся Ни кипарисы, ни старый ясень. О том, что ждет нас, брось размышления, Прими, как прибыль, день нам дарованный Судьбой и не чуждайся, друг мой, Ни хороводов,

ни ласк любовных. Пока далеко старость угрюмая, И ты цветешь. Пусть ныне влекут тебя И состязанья, и в урочный Вечера час нежный лепет страсти; И пусть порою слышится девичий Предатель-смех, где милая спряталась, И будет у тебя запястье Или колечко любви залогом.

10

Вещий внук Атланта, Меркурий! Мудро Ты смягчил людей первобытных нравы Тем, что дал им речь и благой обычай Ввел состязаний. Вестник всех богов, я тебя прославлю Песней. Ты творец криворогой лиры, Мастер в шутку все своровать и спрятать, Что бы ни вздумал. Ты малюткой раз Аполлона стадо Ловко скрыл, угнав. «Не отдашь коль…» – грозно Тот стращал, – и вдруг рассмеялся: видит — Нет и колчана. Ты Приама вел незаметно ночью: Выкуп ценный нес он за тело сына, В вражий стан идя меж огней дозорных Мимо Атридов. В край блаженный ты беспорочных души Вводишь; ты жезлом золотым смиряешь Сонм бесплотный – мил и богам небесным, Мил и подземным.

11

Не расспрашивай ты, ведать грешно, мне и тебе какой, Левконоя, пошлют боги конец, и вавилонские Числа ты не пытай. Лучше терпеть, что бы ни ждало нас, — Дал Юпитер в удел много ль нам зим или последнюю, Что в скалистых брегах ныне томит море Тирренское Бурей. Будь же мудра, вина цеди. Долгой надежды нить Кратким сроком урежь. Мы говорим, время ж завистное Мчится. Пользуйся днем, меньше всего веря грядущему.

12

Мужа ты какого, героя ль, бога ль Лирой хочешь петь или резкой флейтой, Клио? Имя чье будет вторить всюду Эхо шутливо? Там, где тень дают Геликона рощи, Там, где Пинда высь или Гем холодный, Шли откуда вслед за певцом Орфеем Рощи покорно? Матерью учен, замедлял поток он Бурных рек, ветр_о_в умерял порывы; Шли за ним дубы по следам, внимая Струнам певучим. Что я смею петь до хвалы обычной Всех Отцу? Людей и богов делами Правит он во все времена, землею, Морем и небом. Выше, чем он сам, ничего нет в мире, И ничто ему не равно по славе. Ближе всех к нему занимает место Дева Паллада, Что смела в боях. Не пройду молчаньем Вас: о Вакх! о ты, что зверям враждебна, Дева! ты, о Феб, что внушаешь страх всем Меткой стрелою! В честь Алкида я буду петь и Леды — Близнецов: один был кулачным боем Славен, тот – ездой на конях. Блеснут лишь Путникам оба, Вод поток со скал, торопясь, стекает, Ветры стихнут вдруг, разбегутся тучи, Горы грозных волн – то богов веленье — В море спадают. Ромула ль затем, времена ли мира В царство Нумы петь мне, не знаю, Приска ль Гордые пучки, иль конец Катона, Славы достойный. Регула равн_о_ я и Скавров вспомню; Павла, что лишил себя жизни, видя Вражьих сил успех; как Фабриций чист был, Вспомню я с Музой. Как служить войне и косматый Курий Должен был, равно и Камилл, суровой Бедностью тесним и именьем скудным, Дедов наследством. Словно древа ствол у Марцеллов слава С каждым днем растет, и средь них сверкает Юлиев звезда, как в светилах меньших Месяц сияет. О отец и страж ты людского рода, Сын Сатурна! Рок поручил охрану Цезаря тебе: пусть вторым он правит, Царствуй ты первым. Все равно, триумф заслужив, кого он В Рим введет: парфян ли смиренных, Лаций Мнивших взять, вождей ли индийцев, серов С края Востока, — Пусть на радость всем он землею правит, Ты ж Олимп тряси колесницей грозной, Стрелы молний шли нечестивым рощам Гневной десницей.

13

Как похвалишь ты, Лидия, Розоватый ли цвет шеи у Т_е_лефа, Руки ль белые Телефа, — Желчью печень моя переполняется. И тогда не владею я Ни умом ни лицом: слезы украдкою По щекам моим катятся, Выдавая огонь, сердце сжигающий. Я сгораю, когда тебе Буйный хмель запятнал плечи прекрасные, Или пламенный юноша Зубом запечатлел след на губе твоей. Не надейся любезною Быть надолго тому, кто так неистово Милый ротик уродует, У Венеры самой нектар отведавший. Те лишь много крат счастливы, Кто связался навек прочными узами: Им, не слушая жалобы, Не изменит любовь раньше, чем смерть придет.