Антика. 100 шедевров о любви. Том 3

Каминская Т.И.

Вестник

Царица дорогая, все я видел И все, как есть, по правде расскажу. К чему утайкой робкой вызывать Ближайшей обличение минуты? Надежно ведь лишь истина стоит. Слуга царя, последовал за ним я На край долины, где лежал в позоре Труп Полиника; псами был жестоко Истерзан он. С молитвой мы воззвали К царю теней и к девственной Гекате [51] , Распутий бдительной богине, гнев свой Чтоб милостиво отпустили нам. Затем, омыв в струях купели чистой Все то, что от царевича осталось, На свежих отпрысках маслины дикой Мы упокоили в огне его. Крутой насыпав холм земли родимой Покойнику, мы поспешили дальше, В могильный терем, где на ложе камня Невеста Ада жениха ждала. Вдруг, издали еще, один из нас Услышал

громкий вопль – из той гробницы Заброшенной он доносился. Тотчас Обратно устремился он к царю. Прибавил шагу тот. Вторично вопль Раздался, жалкий и протяжный. Вскрикнул Несчастный царь: «О боги! Что за звуки? Недоброе вещает сердце мне! О безотрадный путь! То голос сына Ласкает слух мне – лаской смертоносной! Бегите, слуги [52] ! В устье подземелья Раздвиньте камни и скорей взгляните, Не Гемона ль то голос был, иль боги Меня морочат». Так сказал он нам, Едва живой от страха. Мы приказ Исполнили. И вот, в глуби гробницы Пред нами оба – Гемон, Антигона. Она висит, повязки крепкотканной Петлею шею нежную обвив; Он, как прильнул к ее груди, так держит Ее в объятьях, проклиная свадьбы Подземной ужас, и надежды гибель, И суд суровый своего отца. За нами и Креонт его увидел — И с криком раздирающим к нему Помчался в склеп. «Несчастный, – возопил он, — Зачем ты здесь? Иль помрачен твой разум? Какой безумья вихрь тебя принес? Дитя мое, богами заклинаю, Оставь могилу!» Гемон дикий взор В него вперил и, меч за рукоятку Схвативши, замахнулся на него. Царь отступил, и в воздухе повис Отце убийственный удар. Тогда лишь Пришел в себя он – и в порыве новом Отчаянья, внезапно в грудь свою Свои меч вонзил… Еще сознанья искра В нем тлела, видно: слабою рукою Лежащий труп невесты обнял он, Прильнул к устам – и, испуская дух, Умершей девы бледную ланиту Румянцем жаркой крови обагрил. Труп возле трупа – так они лежали; Союз их брачный Ад благословил. Да будет же их участь всем наукой, Что неразумье – злейшее из зол. Евридика, выслушав, молча уходит во дворец. Корифей Что это значит? В гробовом молчанье Ушла царица: это ли – ответ?

51

К царю теней и к девственной Гекате… – Креонт провинился перед владыкой царства мертвых тем, что не отдал принадлежащего тому покойника (ср. 1070), а перед покровительницей перекрестков Гекатой («распутий бдительной богиней») – тем, что разносимые хищными зверями и птицами куски мертвой плоти осквернили дороги и придорожные алтари (ср. 1016–1018).

52

Бегите, слуги! – В дальнейшем рассказе Вестника не все понятно и с точки зрения археологии, и с точки зрения значения отдельных слов. Поэтому Доу предполагает между 1216 и 1220 три лакуны. См. Studies. V. 2. Р. 117–119. Зелинский представлял себе дело таким образом, что слуги Креонта сдвинули в сторону камень, закрывавший вершину купольной гробницы, и увидели сверху повесившуюся Антигону и прильнувшего к ней Гемона. Догнавший их Креонт, увидев эту картину, бросился вниз и через дверь, ведущую в дромос (коридор, соединяющий вход с круглым залом, перекрытым куполом) и уже выломанную Гемоном, побежал в глубь гробницы, где и произошли остальные события. При этом, правда, остается непонятным, почему Креонт не сразу обнаружил выломанную дверь, чтобы войти в склеп, и может ли слово «устье» обозначать верх купола, а не вход в гробницу на уровне земли? Другое объяснение исходит из того, что Креонт велел слугам отодвинуть камни, которыми был завален вход в склеп, и по дромосу достичь круглого зала, – тогда устьем более естественно будет названо то место, где дромос вливается в зал. Конечно, при этом возникнут другие вопросы: как удалось Гемону проникнуть в склеп, если раздвинуть камни под силу только нескольким людям, и что мог различить Креонт и слуги почти в кромешной темноте (света, проникавшего из дромоса, было явно недостаточно, чтобы осветить глубину склепа)? Но эти вопросы, вероятно, мало волновали аудиторию Софокла.

Вестник

Дивлюсь и я; но все ж меня ласкает Надежды луч: знать, не велит душа При всем народе о несчастье сына Плач поднимать; ей хочется скорее В кругу домашних сердце облегчить. Она разумна – не поступит криво [53] .

Корифей

Не знаю. Мне ее уход немой Сильнее грудь щемит, чем если б в крике Она безумном горе излила.

53

…Не поступит криво. – Ближе к оригиналу: «не совершит ошибки», «не поддастся заблуждению».

Вестник

Узнаем тотчас. Если вправду рану Души больной молчания покров У ней таит… Да, я войду; ты прав: Страшнее слез молчание такое.

Уходит во дворец.

Коммос

Со стороны поля возвращается Креонт, неся тело Гемона.

Корифей

Приближается

царь; что несет он в руках? Ах, то явственный след, незабвенный навек — Хоть и больно сказать – не чужой вины, А своей необузданной воли.

Строфа I

Креонт

Груз ты разума неразумного, Груз упорства ты смертоносного! Крови родственной, други, видите И убийцу вы, и убитого! О несчастный плод замыслов моих! Юной смертью ты, юный сын, почил. О дитя! Не своей руки пал ты жертвою, А моим сражен неразумием.

Корифей

О Правда! Поздно ты узнал ее!

Креонт

О да! Ее познал я – явственно познал. Видно, бог тогда, бог тогда главу Тяжкою тяжестью поразил мою, На безумья путь мысль мою увлек, Растоптать велел жизни радости. Вот он, смертных труд – безотрадный труд!

Домочадец

(выходит из дворца)

О царь, тяжелый груз в руках твоих. Пришел ты с горем не последним, нет, — Ждет горе новое тебя в чертоге.

Креонт

Какое горе? Есть ли хуже худа? Домочадец Лежит в крови царица Евридика, Младого сына истинная мать.

Антистрофа I

Креонт

Где ты, Адова гавань мутная! Смертью быстрою упокой меня! Весть несчастную возвестивший мне, Снявший тьмы покров с горя лютого, О зачем терзать сердце мертвое, Посылать на казнь труп безжизненный? О жена! Ах, ужели там жертвой новою Жертвы прежней боль ты усилила? Открываются двери дворца. В глубине видно тело Евридики. Домочадец Раскрылась дверь [54] ; царица пред тобой.

54

Раскрылась дверь… – Через раскрытую дверь выдвигалась на орхестру эккиклема с телом Евридики, распростертым у алтаря (ср. 1301). После 1346 эккиклему убирали обратно.

Креонт

Увы! Какую бездну горя вижу я! О, чего ж еще, о, чего мне ждать? Сына труп в руках я держу своих — Очи ранит вид трупа нового; Отовсюду смерть на меня глядит. Мать несчастная! Бедное дитя!

Домочадец

На алтаре она ножом священным Желанный мрак на очи навела, Оплакав славный жребий Мегарея [55] , Рок Гемона – и в третьем, смертном вопле Детоубийцу-мужа проклиная.

55

Оплакав… Мегарея… – См. 628 и прим.

Строфа II

Креонт

Увы! Ужас сердце жмет. Кто из вас, друзья, Меч отточенный в грудь мою вонзит? О несчастный я! О постылый день! Приросла к душе горесть лютая.

Домочадец

Да, государь: виновником обеих Тебя смертей царица назвала.

Креонт

Но как исторгла жизнь свою она?

Домочадец

Ударом в печень роковым – услышав О смерти сына жалостную весть.

Креонт

Жалостную весть о моей вине! Да, никто другой не виновен в том. И тебя, мой друг, я один убил, Я, – один лишь я. Слуги верные, Уведите в глушь поскорей меня — Вознесен был я, – стал ничем теперь.

Корифей

Уйти бы лучше – если лучшим вправе Назвать мы зло: страданью люб конец.

Антистрофа II

Креонт

Явись, Жребий мой, явись! Милость высшую, Дар прекраснейший принесешь ты мне, — День предельный мой! О, явись, явись, Чтоб не видеть мне завтрашней зари!

Корифей

Он не замедлит.

(Показывая на трупы)

Ты лишь долг насущный Исполни свой – а в прочем властен бог.