Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
Поручик, всем этим заинтригованный донельзя, очень пожалел, что рядом не было Можайского: уж кто-кто, а Юрий Михайлович — признанный знаток своего участка и его обитателей — наверняка бы смог немало интересного рассказать и о владельцах таинственного дома, и о его арендаторах и обитателях. Но рядом — на углу — стоял городовой, и поручик, коротко свистнув, подозвал его к коляске. Увидев младшего помощника пристава, городовой подбежал и вытянулся по струнке.
— Что это за дом? — спросил поручик.
— Померанцевой, вашбродь! — ответил городовой.
— Кто такая?
Городовой — против устава — переступил с ноги на ногу, пожевал усы и даже похлопал себя по бокам, всем своим видом показывая свое затруднение.
— В чем
— Да карга она, вашбродь! — выпалил вдруг городовой. — Ведьма старая! Одной ногой в могиле стоит, а вторую никак не спустит. А ведь сколько облегчения это могло бы принести! Сколько облегчения!
Городовой сокрушенно покачал головой и, не дожидаясь формального разрешения, вернулся на пост.
Поручик уже вообще ничего не понимал. Он было протянул руку, чтобы остановить городового, но тут появился Сушкин и сел в коляску.
— Трогай!
Возница тронул, коляска покатилась по линии, а там — через Большой проспект к Среднему, к Малому и, наконец, к Винному мосту [605] .
22.
Сушкин был хмур. Если бы не это, поручик, вполне возможно, решился бы открыто его расспросить, но выражение лица репортера было таким, что поручик попросту не решился. Больше того: он уже начал сомневаться в правильности вообще всей этой затеи — отправиться невесть куда лечиться грогом, а проще говоря — пьянствовать! Однако время текло, неспешная езда затягивалась, выражение лица Сушкина менялось. Из хмурого и мрачного оно — постепенно как-то — превратилось сначала просто в задумчивое, а затем и в безмятежное: как в самые лучшие денечки. Тогда-то — уже у Винного моста — и состоялся второй обмен репликами. Тогда-то Сушкин и ответил почти что радостно:
605
32 Ныне — Уральский. Старый Винный мост заменен существующим в 1974 году. Назывался «винным» из-за соседства с винными складами, обустроенными сразу же за ним в 1806-м году. Позже склады ликвидировали, но название сохранилось.
— Еще как могут! Скоро сами увидите!
Поручик уже собрался было вернуться к намерению расспросить репортера о странном доме, но тут его внимание отвлекло куда более интересное здание — трубочной фабрики [606] , сиявшей, несмотря на поздний час, всеми своими окнами.
Эта фабрика — на удивление импозантная — могла отвлечь кого угодно, не только поручика, который вообще (по молодости, возможно, лет) не уставал поражаться своему городу: тому, насколько причудливо в нем смешивались несовместимые, казалось бы, архитектурные стили. А далее коляска свернула в длинный узкий проулок, только из-за своей длины и называвшийся улицей.
606
33 На фабрике производились патронные гильзы — «трубочки», — откуда и ее название. С 1869 года входила в состав так называемого Патронного завода, а с 1871 года управлялась выдающимся русским инженером-изобретателем, полковником (в будущем — генерал-лейтенантом) Василием Фомичом Петрушевским. Василий Фомич — брат выдающегося русского физика Ф.Ф. Петрушевского (о нем см. в первой части книги), автор изобретения безопасного производства и применения нитроглицерина. Именно его изобретение легло в основу динамита Альфреда Нобеля (открытие неустойчивости кислотных соединений в нитроглицерине, что привело к естественному выводу: необходимости нейтрализующего материала. Сам Петрушевский использовал оксид магния, а Нобель — диатомит, «горную муку»). Ныне трубочная фабрика входит в состав завода имени Калинина.
Окружение переменилось мгновенно.
Поручик во все глаза смотрел по сторонам и ужасался. Раз или два с его языка было готово сорваться крепкое словцо, но язык немел, и слова застревали в горле. Только когда, наконец, коляска остановилась напротив совершенно невероятного строения, поручик все-таки воскликнул:
— Куда вы, черт побери, меня завезли?
Сушкин — уже вполне оправившийся от своей удрученности — ухмыльнулся:
— Уверен, здесь вы не были никогда!
Поручик только и выдохнул:
— Да уж!
23.
Дом кривился и кривлялся. На первый взгляд он — в плане — казался треугольным, но уже на второй становилось очевидно, что это не так. Просто его стены сходились под немыслимым углом, а фасад оказывался настолько узким, что на нем едва-едва помещались несколько окон. А уж эти окна и вовсе заставляли морщиться: расположенные на разных уровнях, но при этом на одних и тех же этажах, они и размеров были разных! Узкие, широкие, высокие, низкие, они безумствовали в какой-то феерической пляске, заставляя голову кружиться, а мозг — отключаться. Потому что никакая голова и никакой мозг не могли смириться с отвратительным разбродом и шатанием, сотворенными по умыслу какого-то сумасшедшего!
Наружная штукатурка дома местами отвалилась, обнажив какой-то уродливый строительный материал. Это не был кирпич; во всяком случае, если это и был кирпич, то бросовый — то ли оставшийся от забракованной партии, то ли являвшийся следствием неудачного эксперимента с формами для выделки. Строительные блоки были разной величины, неправильных форм, омерзительного цвета. Если бы дом был построен из, что называется, «дикого камня», это еще можно было бы понять, но камнем в постройке даже не пахло.
— Ч-что это? — вопросил изумленный поручик.
Сушкин пожал плечами:
— Понятия не имею. Дому уже лет сто… какое там — полтораста, живых свидетелей давно не осталось!
— И в нем живут люди?
— Нет, что вы!
Окна и впрямь не светились огнями: ни одно из них. Но стекла в них были целыми, и это казалось тем более странным, если дом, как уверял репортер, был давно заброшен.
— Да нет, — поправился Сушкин, — вы не так меня поняли. В доме, конечно, никто не живет, но он по-прежнему используется по назначению.
— Что же это за назначение такое?
Сушкин заговорщицки подмигнул:
— Давайте вместе посмотрим!
Оба — поручик следом за репортером — обошли фасад стороной и, хлюпая обувкой по неубранному снегу, двинулись вдоль боковой стены.
В самом конце этой стены — далее она изломом уходила за ограду — Сушкин остановился у низкой и в темноте почти неприметной двери:
— Нам сюда!
Тук-тук… тук… тук-тук-тук… — забарабанил он по деревяшке, явно подавая условный знак тем, кто мог бы находиться за дверью.
— Сигнал?
— Да: вход только для «своих».
— А мы — «свои»? — недоверчиво — и на то у него были очень веские основания — спросил поручик и даже попятился.
— Почти.
— Как это — почти?
Сушкин не успел ответить: дверь медленно приоткрылась. Теперь поручик и вовсе отшатнулся.
— Кто такие? — спросила высунувшаяся в щель между косяком и створкой чудовищная морда. — Чего надо?
— Да это я, Кузьмич, открывай!
Сушкин достал из кармана спички и чиркнул.