Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
— Лично я не удивлюсь!
— Даже так?
Гесс молча кивнул.
Между тем, Талобелов не просто собирался драться. Он собирался первым напасть на молодого человека! Это стало понятным по его решительным действиям, едва он вооружился кочергой.
Соскочив со сцены, он ринулся к своему противнику и, воспользовавшись преимуществом — молодой человек всё еще пытался выбраться из-за ряда кресел, — обрушил на него серию коротких, но сильных ударов. Философов старался прикрываться руками, но получалось это плохо. Удары
Вот правая рука молодого человека повисла плетью. Вот и левая тоже. Вот брызнула кровь из разбитого — переломанного в костный порошок — носа. Вот, наконец, неторопливым веером из проломленной головы во все стороны полетели мозги.
Молодой человек рухнул: уже в проход и уже нестрашный ни Талобелову, ни кому либо еще.
Наблюдая всё это, Гесс то и дело порывался броситься вперед, но его неизменно удерживал Владимир Львович, которого, в свою очередь, крепко держал Молжанинов.
— Но это убийство! Убийство! — кричал Вадим Арнольдович.
Но крик Вадима Арнольдовича, как, впрочем, и крики погибавшего молодого человека, тонул в захлестнувшем зал гаме. Со своих мест повскакивали все — не только Гесс! Но, в отличие от Гесса, все остальные хотя и покрикивали и повизгивали — особенно дамы, — хранили, тем не менее, нейтралитет и вмешиваться в жуткую расправу не собирались.
Когда всё кончилось, Талобелов отбросил в сторону кочергу и пальцем поманил какого-то здоровяка. Здоровяк немедленно подошел.
— Берите за ноги и понесли!
Подхватив убитого — Талобелов под руки, здоровяк — за ноги, — парочка — убийца и невольный сообщник — поволокла убитого прочь из прохода. Но далеко уволакивать не стала, бросив тело у края сцены: там было достаточно темно, чтобы труп не мозолил глаза, но главное — там труп никому и ничему не мешал.
— Невероятно! — пробормотал Гесс, ладонью вытирая мокрый лоб.
— Это еще цветочки, — отозвался Молжанинов. — Ягодки впереди!
53.
— Княжеский переулок!
— Пуговкин!
— Тридцать тысяч!
— Есть!
— Люблинский переулок!
— Малахова!
— Сорок девять тысяч!
Перекличка шла бойко. Пример Философова охолонил сидевших в зале людей, а вид Талобелова, с головы до ног перепачканного кровью и мозгами несчастного, служил наглядным напоминанием того, что с каждым может случиться — здесь и сейчас, — прояви он излишнюю строптивость.
— Институтский проспект!
— Жженов!
— Тридцать четыре!
Жженов — высокий худой старик, старше, и прилично, самого Талобелова — удрученно вздохнул. Очевидно, названная сумма никак его не устраивала. Однако возражать он не посмел и только потоптался немного, прежде чем сесть обратно в кресло. Весь
— А старичок-то продешевил! — прошептал Гесс, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Он-то что сделал? — спросил, тем не менее, Владимир Львович.
Гесс ответить не успел: его, как это ни странно, опередил Молжанинов:
— Весьма примечательный старичок, смею тебя уверить! У него был внук, получивший от матери — пришлой в семье старика — дачу в Лесном. Хорошую, добротную дачу. Плюс — участок и кое-какой капиталец… Точную цифру не скажу — не знаю, — но всяко больше тридцати четырех тысяч. И вот однажды утром — как водится, спозаранку — дача сгорела. А с нею вместе и внук. Насколько мне известно, расследование по горячим следам поджога не выявило: списали на неосторожное обращение с огнем. Кухарка, мол — деревенская дура, — в растопку керосину добавила: дрова сырыми были и заниматься не хотели.
— Да ты что!
— Дурость, конечно.
Гесс, причудливый извив памяти которого внезапно оживил перед его глазами «нашего князя», ставящего в растопленный камин бутылку с керосином, невольно хихикнул:
— Всякое бывает!
Владимир Львович и Молжанинов, ничего не знавшие о событиях в квартире Сушкина, удивленно посмотрели на Гесса, но от вопросов воздержались. Молжанинов, немного помолчав, только добавил к своему собственному рассказу:
— У внука был собственный сын — еще совсем крошка, лет, если память не изменяет, шести. На даче его не было, поэтому в пожаре он не пострадал. Но уже через неделю и его нашли мертвым!
Владимир Львович поморщился:
— Да этому старику…
— …скорее всего, ничего не будет! — подхватил Молжанинов. — Но, как видишь, определенное возмездие и его настигло: он явно рассчитывал на большее!
— Да что за деньги тут раздают?
— Скоро поймешь!
Владимир Львович хотел сказать что-то еще, но со сцены донеслось уж очень настойчивое:
— Муринский! Я говорю — Муринский! Где вы, черт побери?
Люди в зале переглядывались, как и Талобелов, не понимая, что вызвало задержку. И вдруг с самого заднего ряда донесся истошный женский вопль. Талобелов соскочил со сцены и бросился на крик. Гесс, Владимир Львович и Молжанинов тоже поднялись на ноги и обернулись.
Кричала действительно женщина — средних лет, приятная лицом, аккуратно одетая, но к обществу явно не принадлежавшая. Ее простое происхождение и положение выдавала обувь: женщина выбежала в проход, ее длинная юбка зацепилась за ручку кресла, стали видны ботинки — дешевые, сработанные по устаревшему фасону… такие настоящие дамы не носят!
— Что? Что? Что? — доносилось со всех сторон.
Гесс вытянулся во весь рост, стараясь лучше разглядеть происходившее:
— Там человек… в кресле… Без признаков жизни!