Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин
Шрифт:
Народу уже — ступить некуда. Цветы лежат у стены, пионеры караул выставили, комсомольцы кооператив открыли, двое в рясах свечи продают.
Тепло, суббота с самого утра.
Ну и, конечно, митинг начался. До мордобоя не дошло, правда… только до многопартийности. «Тигры демократии» объявились, «коммунисты-рецидивисты», «монархисты». Эти говорили, что царевич Дмитрий жив, не зарезали его. «Сексуальных меньшинств» чего-то много сразу образовалось.
Я хотел сперва в какую-нибудь партию вступить —
Там интереснее, но там только за доллары, а за рубли дают… кисть… с краской, можешь написать чего-нибудь на заборе.
Пенсионерам бесплатно давали… без очереди. Сразу им кисть в руку — пиши что хочешь.
А вообще кто чем занимался.
Астрологи предсказывали, что завтра будет… воскресенье.
Из торговли мужик говорил, что завтра ничего уже не будет.
Концерт был. Фокусник выступал. Выходишь к нему со своим паспортом, он р-раз так руками — и фотография твоя, а напечатано уже «еврей».
Ну и ничего интересного больше.
НЛО прилетал… На тарелке так и написано — «ОМОН».
Дождь ливанул — про бога вспомнили, но он недолго шел — забыли опять.
«Мисс митинг» выбрали… по бюсту.
И ничего интересного больше.
От публичного дома часть отделилась… свой публичный дом образовали… на демократической основе.
Листовки откуда-то сбросили — «Вам здесь пудрят мозги, а за углом сахар дают!».
Кинулись некоторые за угол — никакого сахара нет… только семерых задавили.
А так ничего интересного. Милиция в наперсток играет. Интеллигенция матом ругается. А мужик сорвался давно с гвоздя, домой ушел.
Ну и все… В конце «Эротик-шоу» устроили… по-нашему. Ну, то есть на глазах у всех раздели нескольких человек… часы там сняли, кошельки.
Ничего интересного, в общем… Так как-то день пролетел… бестолково.
На рынке подходит ко мне какой-то тип, говорит:
— Я знаю, у вас доступ к государственным секретам. Не согласитесь ли продать Родину за хорошие деньги?
Я сперва даже не понял, переспросил:
— Родину?
Он говорит:
— Да… За хорошие деньги.
Я с презрением спрашиваю:
— Что значит — хорошие деньги?
Он говорит:
— Тысяча долларов.
Я говорю:
— Мерзавец ты!
Он:
— Тысяча двести.
Я говорю:
— Я?! Родину?!.. За тысячу двести?
Он:
— Тысяча триста.
Я рассмеялся ему в лицо,
— Это, что ли, как у вас принято — зарплата раз в неделю?
Он говорит:
— Как у вас — раз в месяц.
Я говорю:
— Мерзавец ты!
Около нас уже любопытные собрались. Многие предлагают:
— Давайте мы продадим Родину.
Но тип уперся:
— Нет. Только он.
Я вижу — все кругом чем-то торгуют: расписанием поездов, схемами оборонных объектов, режимом работы женской бани, рецептами самогона. И я… не заколебался, нет! Но удивился.
Тот тут же говорит:
— Тысяча девятьсот!., в день.
Кругом кричат:
— Соглашайся! Соглашайся!
Рожи у всех развратные. Я думаю: «Нет! Назло им буду торговаться».
Говорю:
— Две тысячи в день!
И тип сломался:
— Согласен.
Отсчитал две тысячи, говорит:
— Скажи все-таки, почему так дорого?
Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
— Потому, чужеземец, дорого, что Родина!., самое дорогое, что у нас есть.
— Простите, это мне померещилось или это у вас написано?
— Где?
— На ценнике.
— А что там написано?
— Сто рублей написано!
— Вам померещилось.
— Спасибо. А то я уже холодным потом покрылся. Думаю: было три рубля — стало сто!
— Это не сто, это вам померещилось.
— Спасибо. А что там написано?
— Там написано семьсот.
— Не сто?
— Нет, написано семьсот.
— Семьсот за кило?!
— За «пол». За кило две тысячи.
— То есть как? Кило только в два раза больше, чем полкило.
— Это вес, а у цены же меры нет.
— Мне сорок грамм, пожалуйста.
— Мы сейчас не отпускаем.
— Почему?
— Меняем цены.
— И сколько же будет?
— Сто рублей.
— Полкило?
— Сорок грамм.
— А револьвера застрелиться у вас нет?
— Есть. Десять тысяч.
— А один раз выстрелить?
— Двести рублей, если со своим патроном.
— Ас вашим?
— Шестьсот.
— У меня не хватает.
— Значит, вам не повезло — вам придется жить при этих ценах.
* * *
— Скажите, пожалуйста, вот эта лампа сколько стоит?
— Это люстра.
— Это люстра?!
— Да.
— С одним патроном всегда была лампа.
— А это люстра. Семь тысяч.
— Такая поганенькая семь тысяч?!
— Ручная работа.
— А почему штамп заводской?
— Это деталь с завода.
— Так вы что, из ворованного собираете?
— Это — коммерческая тайна.
— Такая поганенькая… Она небось и не светит.