Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин
Шрифт:
— О-о-о! — Вскочил снова, забегал. Телохранители сразу шнырь-шнырь по всем углам.
— О-о! — огорчился до последнего, засобирался. — Спасибо вам, — говорит. — Амеде ту саля.
Я говорю:
— Вам тоже амеде ту саля, что зашли, и за шкатулку амеде ту саля. И не огорчайтесь так насчет воровства. Что сравнивать-то, у нас страна высокой культуры… Со временем и у вас все наладится, будет с воровством не хуже, чем у нас.
И они уехали.
Пока мы впечатлениями делились, полчаса прошло. Потом в соседние комнаты заглянули —
А в шкатулке на дне надпись оказалась по-русски: «Я — Мутак Второй… а ты — Первый».
Надо что-то делать с очередями. Уже жить неохота. Сегодня отгул у меня, с утра пошел в магазин — очередь до поликлиники. В поликлинику — до магазина.
Я подошел, занял. Думал, в бакалею, оказалось — к сексопатологу.
Ну, стою. Движемся медленно. И что-то меня не насторожило, что никто не возмущается, ни один человек. Подождал, подождал, говорю:
— Очередь какую собрали! На километр. Перед иностранцами стыдно.
Смотрю, женщина одна поворачивается, с мужем стояла, говорит:
— Пить меньше надо, не будет стыдно.
Муж одергивает, чтобы она помолчала, стыдится за нее, прямо пятнами пошел. Она свое:
— Пропили все на свете, теперь стыдно им.
«Ну, — думаю, — знаем эту песню. Лучше с ней не связываться».
Минуты три помолчал и тихо так говорю мужчине, который передо мной стоит. Интеллигентный такой мужчина, лицо в очках. Говорю:
— Личной заинтересованности нет ни у кого, вот и имеем то, что имеем.
Он вроде хотел мне что-то ответить, а женщина эта… Как она услышала?! Перебила его, говорит:
— Заинтересованность у вас, может, и есть, да вот имеете то, что имеете.
Муж ее уже серый стал, но молчит стоит. Все молчат.
Прямо какой-то фестиваль глухонемых.
«Но, — думаю, — я молчать не буду». И этой женщине уже прямо говорю:
— Вот давайте с вами спокойно рассуждать. Почему на Западе таких вот очередей нет?.. Потому, что у них конкуренция. Каждый старается из последних сил, иначе завтра его на улицу выгонят. А у нас не выгонят. Значит, можно и лишь бы как. Как-нибудь по-дедовски.
Она вроде согласилась сперва, потом рукой махнула.
Я спрашиваю:
— Чего?
Она говорит:
— И по-дедовски-то…
Я говорю:
— Правильно. А почему так получается?.. У них, в кого ни плюнь, профессионал! А у нас одни любители. Людей всему учить надо. А у нас какая учеба?.. Жена вон жаловалась. На той неделе распределили к ним после института парня. Цех у них вредный, одни женщины. Все смотрят на него, чуть не молятся. А какой он специалист?.. Какой он профессионал?.. Он даже не знает, как подступиться к делу! Не знает, где что, на что для начала нажать надо. Теорию-то вызубрил, а практические занятия у них только один семестр были, и все. И то он их прогулял.
Жена
— Мы все недовольны остались.
Женщина спрашивает:
— Это жена вам сама все рассказала?!
— Сама. Так, — говорю, — хоть и у нас. Колонна — сорок шоферов. Ставят нового замколонны, сразу после института. Тот же самый результат — одна теория. Все шоферы недовольны.
Смотрю, и женщина чего-то пятнами пошла. А «очки», передо мной стояли, вылетел из очереди, даже не предупредил, что вернется.
И я уже насторожился, что чего-то не так. Может, и обошлось бы все, но тут вижу — Шишкин идет из нашей колонны, такая зараза ядовитая. Глаза вылупил:
— Tы чего здесь?!
Я говорю:
— В отгуле.
Он:
— А здесь-то чего?
Я говорю:
— За хреном.
Он:
— А без хрена что же?
Я говорю:
— Я привык с хреном… И вообще, чего ты привязался? Твое какое дело? Иди куда шел.
Он аж светится весь, говорит:
— Ничего, Серега, продержись немного. Я на той неделе к старикам еду в деревню. Ха-арошего тебе хрена привезу.
Заржал и пошел. Через полчаса-то, когда от бакалеи стали отдаляться, я понял, что к чему, да поздно уже.
Не знаю, как завтра на работу выйду.
Надо что-то делать с очередями. И это, конечно, мужики, пить поменьше.
— «Случилось». Тут не случилось, Миш. Тут на самом деле все было… Конечно, я сам маленько виноват… трошки.
Не надо было мне в понедельник… Петьку своего повез к поезду в тот понедельник. Не надо было.
В воскресенье-то мы, конечно, выпили немного… Немного, да… Нет, прилично!.. Да нет, немного. В понедельник я встал все же… Сам! Встал, да… Не надо было мне вставать.
Вот… Встал, повез Петьку в город к поезду. Корнета запряг, повез.
Выехали с запасом, чтобы не опоздать. А с утра-то подморозило!.. Видишь, как получилось?! Подморозило, да. Мы и долетели часа за два… Да меньше! Меньше… За час.
На платформу вышли — твою мать! — поезд уж трогается. Да, трогается поезд. Вещей много, давай кидать в вагон. Скорее, скорее! Кидаем… Эта лается… проводница.
Вот… Петька сунул ей двести… пятьсот!.. Нет, двести. Давай опять кидать вещи. И я кидаю, и он… оба кидаем. Еле покидали все.
Поехал он — попрощаться не успели… Ага! Я к буфету.
Останавливается поезд. Вещи Петькины выкидывают… Петьку тоже выкидывают… Не наш поезд!
Я еще думаю: выехали с запасом, доехали быстро, а чего-то не успели.
Ну и тут же наш подходит… с опозданием. Часа на два… Да, меньше! Меньше… Нет, часа на два.
Поехал Петя. Попрощались с ним, поехал он.
Подождал я — вещи не выкидывают, поехал, значит.
Ага, я в буфет, замерз ждать-то… Два часа… Да, больше! Три, считай.