Антология сатиры и юмора России XX века. Том 17

Губерман Игорь Миронович

Если я перед Богом не струшу, то скажу ему: глупое дело — осуждать мою светлую душу за блудливость истлевшего тела.

КТО ПОНЯЛ ЖИЗНИ СМЫСЛ И ТОЛК,

ДАВНО ЗАМКНУЛСЯ И УМОЛК

Не в силах никакая конституция устроить отношенья и дела, чтоб разума и духа проституция постыдной и невыгодной была. По

эпохе киша, как мухи, и сплетаясь в один орнамент, утоляют вожди и шлюхи свой общественный темперамент. Неистово стараясь прикоснуться, но страсть не утоляя никогда, у истины в окрестностях пасутся философов несметные стада. Я не даю друзьям советы, мир дик, нелеп и бестолков, и на вопросы есть ответы лишь у счастливых мудаков. Блажен, кто знает все на свете и понимает остальное, свободно веет по планете его дыхание стальное. Жаль беднягу: от бурных драм расползаются на куски все сто пять его килограмм одиночества и тоски. Вижу в этом Творца мастерство, и напрасно все так огорчаются, что хороших людей — большинство, но плохие нам чаще встречаются. Когда боль поселяется в сердце, когда труден и выдох и вдох, то гнусней начинают смотреться хитрожопые лица пройдох. Посмотришь вокруг временами и ставишь в душе многоточие… Все люди бывают гавнами, но многие — чаще, чем прочие. Любой мираж душе угоден, любой иллюзии глоток… Мой пес гордится, что свободен, держа в зубах свой поводок. Я верю я, хоть удави, когда в соплях от сантиментов поет мне песни о любви хор безголосых импотентов. Весь день я по жизни хромаю, взбивая пространство густое, а к ночи легко понимаю коней, засыпающих стоя. Есть в идиоте дух отваги, присущей именно ему, способна глупость на зигзаги, недостижимые уму. Тоскливей ничего на свете нету, чем вечером, дыша холодной тьмой, тоскливо закуривши сигарету, подумать, что не хочется домой. В кипящих политических страстях мне видится модель везде одна: столкнулись на огромных скоростях и лопнули вразлет мешки гавна. Еще Гераклит однажды заметил

давным-давно, что глуп, кто вступает дважды в одно и то же гавно. Везде в эмиграции та же картина, с какой и в России был тесно знаком: болван идиотом ругает кретина, который его обозвал дураком. Мы ищем истину в вине, а не скребем перстом в затылке, и если нет ее на дне — она уже в другой бутылке. Житъ, не зная гнета и нажима, жить без ощущенья почвы зыбкой — в наше время столь же достижимо, как совокупленье птички с рыбкой. Не зря у Бога люди вечно просят успеха и удачи в деле частном: хотя нам деньги счастья не приносят, но с ними много легче быть несчастным. Правнук наши жизни подытожит. Если не заметит — не жалей. Радуйся, что в землю нас положат, а не, слава Богу, в мавзолей.

УВЫ, КОГДА С ГОДАМИ СТАЛ

Я СТАРШЕ,

СО МНОЮ СТАЛИ СУШЕ СЕКРЕТАРШИ

Состариваясь в крови студенистой, система наших крестиков и ноликов доводит гормональных оптимистов до геморроидальных меланхоликов. Когда во рту десятки пломб — ужели вы не замечали, как уменьшается апломб и прибавляются печали? Душой и телом охладев, я погасил мою жаровню; еще смотрю на нежных дев, а для чего — уже не помню. Возвратом нежности маня, не искушай меня без нужды: все, что осталось от меня, годится максимум для дружбы. Покуда мне блаженство по плечу, пока из этой жизни не исчезну — с восторгом ощущая, что лечу, я падаю в финансовую бездну. Стократ блажен, кому дано избегнуть осени, в которой бормочет старое гавно, что было фауной и флорой. Летят года, остатки сладки, и грех печалиться. Как жизнь твоя? Она в порядке, она кончается. Сделать зубы мечтал я давно — обаяние сразу удвоя, я ковбоя сыграл бы в кино, а возможно — и лошадь ковбоя. Глупо жгли мы дух и тело раньше времени дотла: если б молодость умела, то и старость бы могла.