Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 29. Семен Альтов
Шрифт:
Мало соседей сверху, тараканов на кухне, так еще дятел во рту! Все удобства!
Языком выталкиваю, руками — ни в какую. Мало того, что без стука в чужой рот лезут, так еще переночевать норовят.
Ложкой и вилкой вытолкал! В темноте так и не разобрал — кого!
Тьфу! Зубы чищу, оттуда перья да пух!
Утром на балкон вышел в тапочках, зубы стиснул, не дай бог снова зевну… И тут «вжик» и «вжик»! Птичка надо ртом кружит! Досиделась голыми лапами на проводах, умом тронулась, забыла, где дом
А птичка, скажу вам, странной наружности на свету оказалась. Не дятел и не совсем воробей, хотя морда нахальная, но перышки в иностранную крапинку. А если колибри?!
Пальцем вверх тычу: «Птицы под крышей живут, идиотка!» — говорю ей сквозь зубы, не со зла, а чтоб в рот не прошмыгнула на полуслове. А птаха в лицо тычется и пищит жалостно, как сирота. Я ее тапкой.
Внизу под балконом толпа собралась, скандируют: «Оставьте птичку в покое! Шовинист!»
У нас как: сначала забьют насмерть, а после начнут разбираться за что.
Я рот открыл, объяснить: «Я не против пернатых, я — за». И тут птаха меж зубов фить! У левой щеки улеглась и затихла.
Общественность успокоилась, разошлась.
А я с колибрей во рту на балконе остался.
Как поступить? Не принять дружественную нам перелетную птичку? Учитывая международную обстановку, выход один: раз птица просит политического убежища — дай! Уж одну пичужку у себя во рту каждый принять может.
Поначалу тяжело приходилось. Если кто с птицей во рту ночевал, знает: на тот бок не ложись — придавишь. Рот не закрывай — задохнется. Храпанешь — пугается, в небо крыльями бьет.
В Библии сказано: надо ближнему помогать. А мы друг дружку проглотить пыжимся. Птичка — червячка. Зверюшка — птичку. Человек — человечка. А бог велел как: не убий, приюти. Коли рот человеку даден, не должен он пустовать.
Каждому свое. У кого дача, бассейн с лошадью, а у меня птичка порхает в полости рта. Чувствую себя как на лоне природы, причем лоно внутри. Губы приоткрыл — птичка оттуда чирикает. Люди озираются, понять не могут, кому так весело ни с того ни с сего? А у меня ощущение, будто я сам расчирикался. Кажется, выросли крылья! Пусть во рту! Зато крылья!
О чем веками мечтали — сбылось!
Как тебе песик? Погладить? Жить надоело?!
Ну что, звереныш, нравится дядя? Видал, хвостиком завилял — нравишься ты ему, нога твоя левая.
Не боись, он в наморднике. А инче в горло вцепится и висит, пока другое горло ему не подсунешь! Кто посмотрел косо, шагнул резко, икнул без предупреждения — покойник!
Шварцнегер, ко мне! Сидеть! Видишь — лег! Стоять! Место!.. Ушел. Во характер! Чтобы все по-евоному было!
Видал палец? Нет пальца, верно. Шварцнегера
Счас ногу свою покажу. Стой, не падай! До кости дошел, пять швов наложили! Команду «фас» репетировали! Зато теперь скажешь «фас» — тут же ногу несет!
Где брат? Где брат… Отрабатывали охоту на медведя, где брат…
Чего? Говори громче. Ухо где? Во прыгучесть у псины! С угла комнаты рванул, на ухе повис, чего-то ему по телевизору не понравилось… Да не переживай, я вторым ухом слышу все, что мне надо.
Знают его у нас в районе, все знают: видишь, шарахаются! Грузовичок развернулся, другой дорогой поехал.
Шалунишка! Я его и кормлю в наморднике. А как ты думал? Специальный намордник на физиономию свою надеваю, а то он, когда жрет, родного отца схавает!
Зато рядом с ним чувствую себя в безопасности!
По случаю взял своей косметичку английскую. Внутри дивности всякие: красочки, кисточки. Как говорится, набор «Раскрась себя сам!».
Моя на шею бросилась: «Спасибочки, дорогой! Но из чего прикажешь эту прелесть вынимать?»
Права женушка! Из ее кошелки потертой такую вещицу на людях не вытащишь: решат — своровала!
Поднатужился, купил сумочку из крокодиловой кожи, даже цена кусается!
Моя сумочку целует крепче, чем меня в молодости.
— Дорогой, неужели ты считаешь возможным любимой жене ходить с такой сумочкой и косметичкой в этих лохмотьях? — И остатки платья на себе в слезах рвет.
Стерва права!
Занял денег, купил ей платье французское все из лунного серебра.
Она в платье нырнула — француженкой вынырнула.
Тушью реснички свои навострила. Щечки в краску вогнала, встала рядом у зеркала — и понял я, что один из нас лишний.
Короче, в этом платье, с косметичкой в сумочке мою у меня увели.
Мужики, послушайте пострадавшего. Если вы свою любите — ничего ей не покупайте! В том, что есть, она никому, кроме вас, не нужна.
А вот если хотите избавиться — другой разговор!
До чего дошла медицина, с ума сойти можно! Лицо как сухофрукт съежилось. Фигурка оплыла, как свеча. Не то что мужчины, птицы и те шарахаются, как от пугала огородного.
А подружки подначивают: «Давай, Женя, ты себя не узнаешь! Мы как пластическую операцию сделали — отбоя от мужиков нет! Снаружи стали, как девочки, а опыт!.. Мужики от такого сочетания умом трогаются!»
Что делать? И хочется и колется. А вдруг неудачно?!