Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Я пошел в кухню. На следующий день возвращалась Кира. Она выбрала для приезда не самое удачное время. Я не мог поехать в аэропорт, позвонил Юре Чарквиани и сказал, что ключ от квартиры оставлю ему. Грех было не воспользоваться возможностью, которую дал мне насморк. Я решил хотя бы приготовить к приезду Киры обед и достал из холодильника продукты.
Мысль о Хмелеве не давала мне покоя. Лишь бы не горячился… Лишь бы не торопился… И я все время поглядывал на телефон, ожидая, что вот-вот он наконец зазвонит.
Удастся ли Хмелеву с группой опередить Фалина? Фалин какой день разыскивал Аспирина и Картуза. Группа ждала Аспирина у Маруси. А Фалин мог перехватить Аспирина на полдороге. И это было предусмотрено, но группе следовало избежать ареста Фалина.
Самарин настоял, чтобы Фалина арестовали последним, после Аспирина и Картуза. Мы с Хмелевым предлагали
Операцию следовало провести так, чтобы лишить Фалина малейшей возможности убрать Аспирина и Картуза. Мертвые не говорят. Смешно, но мы защищали бандита от бандита.
Обед был готов, а телефон все молчал. Я несколько раз поднимал трубку, проверяя гудок. Телефон работал исправно. Он зазвонил во втором часу ночи.
— Можешь спать спокойно, — сказал Хмелев. — Аспирин у нас.
В этот раз я принял аспирин с улыбкой.
Омерзение, которое испытываешь, даже находясь в одном помещении с убийцей, не покидало меня все время, пока Миронова допрашивала Аспирина. Бог ты мой, как он просто говорил о самом страшном поступке человека — убийстве себе подобного. Он знал, на что шел. Но на что он рассчитывал? На наши чересчур гуманные законы? Он их знал не хуже юристов. У него было время их изучить. Не в высшем учебном заведении. В колониях. Поэтому он давал «чистосердечные» показания. Поэтому он с готовностью завязал на веревке морские узлы, когда настало время следственного эксперимента. Он не отрицал, что узлы на веревке, на которой был повешен Игнатов, завязаны им, но оговорил, что сделал это по указанию Фалина, как оговорил, что удар бронзовым подсвечником нанес Игнатову не он, а Картуз. Он утверждал, что ни к чему в квартире Игнатова не прикасался. Возможно, так и было, мы ведь не обнаружили его следов.
Экспертиза подтвердила идентичность узлов на двух веревках. Это была необходимая формальность. Миронова подшила к делу акт и взглянула на часы. Мы ждали Спивака. В ту же секунду в дверь постучали.
— Войдите, — сказала Миронова.
Вошел Спивак.
Мы уже знали, что он не причастен к убийству. Второго января, как удалось установить, Спивак с сыном прозаически опоздал на поезд и всю ночь провел в аэропорту. Заказанное им такси пришло вовремя, но таксист перепутал корпуса, что нетрудно сделать из-за отсутствия номеров на абсолютно схожих домах, и прождал полчаса у соседнего корпуса. Только зачем понадобилось Спиваку вводить нас в заблуждение и тем вызвать наше подозрение?
— Испугался, — сказал он. — Будто нарочно я все подстроил, чтобы иметь…
— Что иметь? — спросила Миронова.
— Ну это самое, алиби, — смущенно сказал Спивак. — Советовался я с одним умным человеком. Он мне сказал, что у каждого, кто идет на Петровку, должно быть железное алиби. Иначе говорит, засадят. Какое алиби было у меня?! Я ему железнодорожные билеты. Билеты, говорит, свидетельствуют против тебя. Сожги, говорит, их, а конверт сохрани. В случае необходимости, говорит, предъявишь. Я ему рассказал все, как было. Такси не приехало, мы с сыном побежали на улицу, поймали левака, опоздали на поезд, с вокзала поехали в аэропорт, всю ночь проторчали там. Только утром вылетели. Он стал смеяться. Милиции, говорит, делать нечего, как искать свидетельства твоей невиновности. Засадят, говорит, как пить дать. Спасение утопающего,
— Меня не надо благодарить, — сказала Миронова. — Нам с вами придется еще раз встретиться.
— Почему?
— Во-первых, в деле лежит ваше заявление, и мы обязаны на него прореагировать. Во-вторых, дача ложных показаний карается законом. Разве ваш советчик не говорил? В-третьих, мы должны наконец разобраться с яблочным… — Миронова хотела сказать «бизнесом», но воздержалась… — с яблоками. А сейчас вы свободны.
Фалин все-таки разыскал Картуза раньше, чем мы. Он ушел от наблюдения в Бирюлеве на каких-то полчаса, а когда снова попал в поле зрения наших сотрудников, то в красных «Жигулях» рядом с ним сидел Картуз. Машина направлялась по Варшавскому шоссе в сторону центра. Милиция искала Картуза по всей стране. Он же, оказывается, находился у нас под боком, значит, не подозревал, что объявлен во всесоюзный розыск. Но выражать вслух такую мысль я воздержался. Самарин успел спросить, за что мы получаем зарплату, если преступники разгуливают у нас под носом.
— Чего совещаться?! Надо брать их, — шепнул мне Хмелев.
Мы совещались несколько минут, но Хмелев ерзал на стуле. Он рвался в бой. Ему не терпелось задержать хотя бы еще одного преступника.
— У Хмелева есть замечания? — спросил Самарин.
Хмелев вскочил.
— Никак нет, товарищ генерал.
— Тогда все. Приступайте к задержанию.
Наши машины выехали с Петровки навстречу «Жигулям» Фалина, чтобы пристроиться к ним. Мы должны были воспользоваться тем, что Фалин остановится перед светофором или из-за затора на дороге. Во всех случаях мы должны были помнить, что Фалин вооружен и, возможно, вооружен Картуз.
«Жигули» миновали Октябрьскую площадь, улицу Димитрова и поднялись на Большой Каменный мост через Москву-реку. Как нарочно, дорога была свободной и на перекрестках горел зеленый свет. Лишь на съезде с моста зажегся красный свет. Я заметил его издали. «Жигули» стали тормозить перед светофором. Но справа находились Боровицкие ворота Кремля. Неожиданно светофор переключили на зеленый и тут же снова на красный свет. Этой секунды Фалин не упустил. Набирая скорость, его «Жигули» пересекли Боровицкую площадь. За ними последовала лишь одна наша машина. Я увидел, что Фалин включил левую мигалку. Это означало, что его дальнейший путь — Калининский, а затем, очевидно, Кутузовский проспекты. Из Боровицких ворот выехал черный правительственный лимузин с машиной сопровождения.
— На Кутузовском не так уж много светофоров, — сказал Хмелев. — Хотел бы я знать, куда Фалин везет Картуза.
Я тоже хотел бы это знать. Ехать из Бирюлева в центр? Зачем? Чтобы выехать в другой отдаленный район или за город? Может быть, Фалин заранее облюбовал место, где собирался прикончить Картуза. А может быть, Картуз пообещал присвоенные деньги… Я мог предположить все что угодно, но только не то, что Фалин, прежде чем убить Картуза, накормит его. Когда по рации поступило сообщение, что «Жигули» повернули с Калининского проспекта на Суворовский бульвар, мне все стало ясно. «Жигули», конечно, остановились у Дома журналистов. Не предусмотрев этого, мы упустили возможность арестовать Фалина и Картуза при выходе из машины. Ни один из них не успел бы взяться за оружие…
— Второго такого случая не будет, — сказал Хмелев.
Как будто я не знал этого.
Он вышел из машины, которая встала в пяти метрах от красных «Жигулей».
Я остался в «Волге». Фалин не должен был меня видеть. Стокроцкий признался, что тогда, у Эрмитажа, Фалин наблюдал за нами из такси. Маркелов подтвердил это. И Стокроцкий, и Маркелов клялись, что не хотели вызывать меня, но Фалин угрозами и шантажом принудил их.
Весь наш план задержания летел в тартарары. К городу подступали сумерки. Когда преступники откушали бы, наступило бы самое неприятное время — ни день, ни вечер — и настал бы час пик. Время играло против нас. Фалин дожидался темноты. Иначе он пристрелил бы Картуза в Бирюлеве. Впрочем, дело было, наверно, еще в деньгах. Картуз обманул Фалина. Он и Аспирин присвоили все деньги, похищенные из квартиры Игнатова. Фалину не досталось ни копейки. Ради чего тогда он так долго ждал, старался и все организовал? Ради каких-то вещей? Конечно нет. Ему нужны были деньги, и он, этот миротворец, наверняка замыслил сначала «по-хорошему» заполучить хотя бы часть их, а потом вырвать, если удастся, остальное и разделаться с Картузом…