Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Шталь дрогнул.
— Нет, то есть да. Похоже.
— Да или нет?
— Не знаю. Почерк похож на мой.
— Содержание записки вам ничего не напоминает?
— Нет.
— Что же вы, голубчик, так все запамятовали? Прошу ознакомиться с результатами почерковедческой экспертизы. — Она протянула Шталю акт.
Миронова не переставала удивлять меня. Как она успела получить так быстро заключение?
«Голубчик» молчал.
— Насколько я понимаю, мое признание для вас не играет роли, — наконец сказал он.
— Вы убедились в этом, как и в случае с оформлением инвалидности Игнатова. Медленно, но постепенно мы продвигаемся вперед. Вы напрасно думаете, что у меня иссякнет упорство выяснить все до конца. Я женщина терпеливая. Прошу вас пояснить содержание записки.
— Речь шла о деньгах. Игнатов требовал возвратить деньги,
Не знаю, что со мной произошло — то ли подскочила температура, то ли просто кончился запас терпения, но я не выдержал:
— Хватит, Шталь! Хватит изворачиваться и лгать!
Шталь испуганно сжался.
Миронова удивленно воззрилась на меня. Я вставил в магнитофон кассету и нажал на клавишу воспроизведения. Не скрою, я со злорадством наблюдал за Шталем, пока в динамике звучал его собственный голос с голосами Стокроцкого и Маркелова вперемежку с музыкальными паузами.
— Теперь будете говорить?
Он кивнул.
Нет, не думали Стокроцкий и Маркелов убивать Игнатова. Они хотели только припугнуть его и вынудить отдать им деньги. Игнатов не скрывал, что 45 тысяч из 70 тысяч (Миронова ошиблась на 5 тысяч, сумма взяток была больше) он взял себе. По 10 тысяч он дал Стокроцкому и Маркелову и 5 тысяч Шталю. Еще в августе он предупредил их, что пересматривает прежние условия сотрудничества, так как считает эти условия несправедливыми, ибо ему принадлежит идея, а идеи стоят дорого, и все организовано им, что также чего-то стоит. Когда Стокроцкий и Маркелов, оспаривая решение Игнатова, спросили, почему два года назад он не сказал о своих притязаниях, Игнатов ответил, что допустил ошибку и теперь исправляет ее. Он заявил, что вообще мог обойтись без Стокроцкого и Маркелова, не говоря уже о Штале, наняв за треть суммы, которую получали они, несколько помощников из местных. Он хотел, чтобы Стокроцкий, Маркелов и Шталь, к которым питал дружеские чувства, получили по куску пирога, испеченного им. Но не весь пирог и даже не половину. Ни Стокроцкий, ни Маркелов не согласились с Игнатовым, выдвинув в защиту своих интересов один довод — была коллективная договоренность делить заработок на равные доли и решение одного ничего не может изменить.
Уже в Москве Стокроцкий предложил Игнатову втайне от Маркелова и Шталя разделить деньги между собой, мотивируя это тем, что при таком разделе Игнатову достанется больше, чем при дележе на всех. Игнатов отказался. Лишь спустя два месяца, за несколько дней до смерти, он сообщил о предложении Стокроцкого Шталю.
20 декабря Стокроцкий созвал собрание акционеров. Пришел и Игнатов. После бурных взаимных обвинений Стокроцкий стал кричать, что Игнатова мало повесить. Маркелов поддержал Стокроцкого. Неожиданно Стокроцкий потребовал голосования: «Кто за то, чтобы Игнатова повесить?» Он поднял руку. Поднял руку и Маркелов. Шталь в голосовании не участвовал, считая его абсурдом. Игнатов смотрел на своих друзей как на детей, вошедших в раж во время игры. Улыбаясь, он спросил, кто приведет приговор в исполнение. Не сам ли Стокроцкий с Маркеловым? Стокроцкий ответил, что наймет убийц.
В течение последних дней декабря Шталь, не на шутку встревоженный маниакальной возбужденностью Стокроцкого, не раз пытался уговорить Игнатова отдать Стокроцкому и Маркелову деньги, на которые те претендовали. Он считал состояние Стокроцкого опасным для Игнатова. Игнатов же расценил попытки Шталя как «интеллигентный шантаж».
Маркелов также пытался говорить с Игнатовым не раз, вплоть до 31 декабря. Он заехал к нему в предновогодний день, но Игнатов двери не открыл. А за четыре часа до этого Игнатов безбоязненно сидел в квартире Маркелова, отбивался от словесных нападок друзей и, забрав флакон «Диориссимо», ушел, хлопнув дверью.
27 декабря Стокроцкий позвонил Шталю и сказал, что он и Маркелов хотят поговорить с ним. Шталь отправился на квартиру Стокроцкого к пяти часам вечера. Через минуту туда же приехал Фалин. Шталь мало что знал о Фалине, но догадывался о его темном прошлом. Внутренне относясь к нему предубежденно, он однажды поделился своей догадкой с Игнатовым. Тот отмахнулся, сказав, что о человеке надо судить не по прошлому, а по настоящему. Разумеется, Стокроцкий и Маркелов тоже догадывались о прошлом Фалина. Иначе они не решились бы обратиться к нему.
Видимо, Фалин в свою очередь догадывался
Надо было видеть лицо Фалина, когда он понял, что от него требуется. Оно выражало ненависть, особенно к Стокроцкому, который вел себя как президент фирмы, решивший нанять преступника, чтобы избавиться от конкурента.
Разговор был сумбурным, и в конце Фалин спросил: «От меня чего вы хотите конкретно?» Стокроцкий ответил: «Нужно припугнуть Олега, да так, чтобы отдал деньги».
Шталь не понимал, почему Фалин не прислал на Петровку полную магнитофонную запись. Фалин не произнес ни одного слова, которое свидетельствовало бы против него. Наоборот, Фалин вел себя благородно, пытался убедить Стокроцкого и Маркелова по-хорошему договориться с Игнатовым, говорил о том, что нельзя перечеркивать из-за денег дружбу и так далее. Но чем больше высоких слов произносил Фалин, тем сильнее распалялся Стокроцкий.
Фалин рассчитал правильно. Он знал, что его высказывания за примирение вызовут нарастающий гнев Стокроцкого, и тот будет говорить, теряя над собой контроль. Я не сомневался, что полная запись беседы припасена у Фалина как козырная карта, которую он выложит при первой же необходимости для своей защиты. На данном же этапе его задача заключалась в том, чтобы перенести удар с себя на Стокроцкого, Маркелова и Шталя. Если ему удастся убрать Аспирина и Картуза, ни один суд не докажет его причастность к убийству Игнатова. Он настолько продумал все, что ни Стокроцкий, ни Маркелов, ни Шталь не могли свидетельствовать против него. Наоборот, он сделал все, чтобы как раз они, затеявшие конфликт, подтвердили алиби Фалина. В момент убийства он находился в квартире Стокроцкого. Он приехал туда примерно в половине десятого вечера и убеждал Стокроцкого, Маркелова и Шталя в последний раз попытаться договориться с Игнатовым по-хорошему, зная, что Стокроцкий будет против. За двадцать минут до этого Фалин находился в квартире Игнатова. Он позвонил оттуда Стокроцкому и передал трубку Игнатову. Стокроцкий не пожелал разговаривать с Игнатовым и, похабно выругавшись, бросил трубку. Фалин выразил сожаление по поводу поведения Стокроцкого. Он сказал, что ему стоило огромных усилий добиться согласия Игнатова на примирение, и склонил к поездке к Игнатову Маркелова и Шталя, но не Стокроцкого. В десять вечера (за пять минут до убийства) Фалин попросил Шталя позвонить Игнатову и сказать, что они выезжают. Шталь так и сделал, не уточнив, кто выезжает. Игнатов ответил: «Хорошо». Через пятнадцать минут после споров со Стокроцким они поехали втроем — Фалин, Маркелов и Шталь. В половине одиннадцатого они позвонили в квартиру Игнатова. Безрезультатно. Фалин сказал: «Незачем было Стокроцкому материться и швырять трубку. Он все испортил. Наверно, Олег обозлился и передумал». Он отвез домой сначала Маркелова, затем Шталя. Ничего Шталю не говорило о том, что они звонили в квартиру, где находился труп, или о том, что Фалин знал об убийстве.
Лишь 6 января вечером, после того как Стокроцкий примчался к Шталю в поликлинику, а не позвонил, чтобы сообщить о смерти Игнатова, Шталь впервые заподозрил Фалина. У поликлиники их ждал Маркелов…
Они встретились в городе, сели к Фалину в «Жигули». В каком-то темном переулке четверо мужчин сидели в машине и молчали. «Как будем дальше жить?» — первым нарушил молчание Стокроцкий. Фалин включил магнитофон. Они услышали собственные голоса.
ГЛАВА 13
Из-за насморка я непрестанно чихал. Поэтому Самарин отправил вместо меня в засаду, когда мы неожиданно получили сведения о появлении в городе Аспирина, другого сотрудника управления. С запозданием, но все-таки Аспирин намеревался навестить Марусю.
Глотая аспирин, я думал об Аспирине. В другой ситуации я, наверное, расхохотался бы. Сейчас мне было не до каламбуров. Как пройдет операция? Не сорвется ли план захвата? Операция была продумана до мелочей. Но ведь все предусмотреть нельзя. Могла возникнуть самая невероятная ситуация. И как тогда поведет себя Хмелев? Мы с Хмелевым понимали друг друга с полуслова. Меньше всего Хмелева можно было назвать послушным, но казалось, он охотно подчинялся мне. Во всяком случае, он умерял или усмирял свою горячность, стоило только намекнуть на нее или повести глазом. Теперь он был свободен от опеки. Мы допускали, что и Фалин узнал о предстоящем визите Аспирина к Марусе…