Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Да-а, сильное средство, — наконец согласился Северин. И вдруг ни к селу ни к городу брякнул: — Ас утра в парткоме билеты на кинофестиваль давали, вот так-то.
Видимо, на наших с Комковским лицах все было написано достаточно ясно, потому что Стас не стал нас терзать и сказал, скромно потупившись:
— Я, впрочем, позаботился о товарищах, взял на нашу группу шесть билетов сегодня на вечер. Первый фильм — Перу, второй — Англия. Гоните денежки.
Я полез в карман, а Северин не удержался, добавил:
— Хоть мне и не очень понятно, зачем нашему другу Невмянову может понадобиться второй билет.
Это,
Но я с ним не согласен. По-моему, мне элементарно не везет. И значит, теория вероятности работает на меня. Я уже хотел возразить ему что-нибудь язвительное в духе наших обычных словесных перепалок, но не успел. Зазвонил телефон. Игорь снял трубку.
— Комковский. Да, на месте. Где? Записываю, так, так… Он положил трубку и посмотрел на нас.
— Игорь, — сказал я быстро, — у меня еще отчет не дописан.
— После допишешь, — ответил он жестко и подтолкнул мне через стол бумажку с адресом. — Район, который вы, товарищ Невмянов, изволите успешно курировать. Накаркали… Обнаружен труп молодой женщины с огнестрельным ранением. Комаров приказал, чтобы ехали вы оба.
Мы с Севериным переглянулись. Да, огнестрельное ранение — это вам не алкаши в подворотне подрались. Это ЧП.
— И поторапливайтесь, а то он сам туда собирается. Неудобно будет, если зам начальника МУРа приедет раньше, чем сыщики, а?
Мы уже стояли в дверях, когда Комковский вдруг крикнул: «Стоп!»
— Билетики в кино можете оставить мне. Не пропадать же добру…
Он был весь сплошное участие и сострадание.
— Вот видишь, Стас, — сказал я, спускаясь вслед за Севериным по лестнице, — ты боялся, что я не буду знать, куда деть второй билет. А я и первый пристроил!
2
Полгода назад нам на отдел выделили «Жигули» без водителя. Не думаю, что права имелись в этот момент у одного Северина, но можете не сомневаться, что закрепили машину именно за ним. Похоже, его обаяние распространяется даже на наше руководство.
Июльское солнце раскалило не только крышу, но, что гораздо хуже, еще и сиденья автомобиля.
— Не мог, что ли, в тень поставить? — недовольно поинтересовался я, вертясь как грешник на сковородке.
— Одним надо место под солнцем, другим в тени, капризные вы все, — раздраженно бормотал Северин, дергая ручку переключения скоростей, подавая назад, разворачиваясь и выезжая на Петровку. — У меня, между прочим, сегодня на семь тридцать встреча назначена с одной пианисткой возле консерватории, для чего, думаешь, я эти билеты вышибал? Девочка-экстракласс, а я не знаю даже, как ее теперь предупредить.
—
— Какой умный! — восхитился Северин. — Что ж ты думаешь, я у нее фамилию спрашивал? Это ты бы небось первым делом анкетные данные выяснил, вплоть до родственников за границей!
— И как видишь, был бы прав, — кротко заметил я. Давным-давно, лет сто назад, на первом курсе мы со Стасом мечтали, что станем адвокатами. То есть я еще сомневался, не заняться ли мне научной работой где-нибудь в институте права, но Стас, тот был уверен — только адвокатом! Имена Плевако, Спасовича, Карабчевского и Урусова кружили нам головы… Я удивился этому неожиданно всплывшему из глубины воспоминанию, но тут же сообразил, зачем услужливая не в меру Мнемозина подсовывает мне его. А ведь и впрямь, не случись тогда этой дурацкой мальчишеской истории с портретом подонка Кошкодамова, нас не выперли бы с юрфака. И сейчас, быть может, мы, окруженные всеобщим уважением, сидели бы на своем месте в зале суда, с умным и ироничным видом слушая прокурора, сами готовясь произнести блестящую защитительную речь…
Я искоса кинул взгляд на сердито насупленного Северина. Дуйся, дуйся! Идея-то с портретом была твоя! Нет, сама по себе она хорошая была идея, благородная. (Хотя теперь я все сделал бы иначе.) Но с факультета нас понесли. И когда мы уже паковали чемоданы, причем — в буквальном смысле — собрались в Приморье, устраиваться матросами на траулер, мысль остаться и пойти работать в милицию, постовыми в отделение, пришла в голову тебе же, Стасик! Вот почему сегодня мы не сидим в удобном адвокатском кресле, не прокладываем по карте курс на Азорские острова (мое представление о романтике), а сломя голову несемся по жаре неведомо куда искать неведомо кого, неведомо из-за чего совершившего страшное преступление. Несемся, подозревая, что в ближайшее время нам будет не до отдыха, а тем более развлечений. Так что, не обессудь: придется пианистке поискать себе другого кавалера.
Справившись у прохожих, Северин свернул в подворотню и, осторожно объезжая какие-то рытвины, траншеи, нагромождение труб, покатил по широкому московскому двору, окруженному разномастными и разнокалиберными зданиями. Дом, нужный нам, стоял в глубине, заслоненный старыми корявыми тополями, и имел совершенно нежилой вид. За слепыми грязными окнами, кое-где с выбитыми стеклами, не было ни занавесок, ни абажуров, подъезд зиял сорванной с петель дверью.
Пейзаж оживляли только «канарейка» из отделения и наш «рафик» с Петровки, на котором прибыла дежурная бригада. Несколько женщин, ребятишек и один старичок молча стояли вокруг. Мы вышли из машины и вошли в парадное. Старший сержант, сидящий на ступеньках, при виде нас вскочил и надел фуражку. Мы показали свои удостоверения.
— Третий этаж, направо, там увидите, — отрапортовал он.
По сравнению с улицей на лестнице было прохладно, почти сыро и совершенно темно. Мы поднимались, осторожно держась за перила, нащупывая ногами каждую ступеньку.
— В такой обстановке просто грех кого-нибудь не прихлопнуть, — проворчал Северин. — Хоть бы переноску догадались повесить.
На площадке третьего этажа стояли и курили зам по розыску из отделения Дима Балакин и с ним кто-то из его сыщиков. Я молча пожал им руки, а Северин сурово сказал: