Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Ты не поверишь, дал. Например, маленькую деталь: у женщины была сумка. Небольшая такая летняя сумочка из плетеной соломки с цветочками, ее носят через плечо. Та самая, которую мы так и не нашли.
— Это, конечно, старушка запомнила.
— Представь себе, дед тоже! И вообще, перестань мне дискриминировать свидетеля. Между прочим, вторую маленькую деталь заметил только он.
Северин замолчал.
— Стас, — предупредил я, — когда-нибудь ты получишь по башке. И присяжные меня оправдают.
— Эта маленькая деталь — мужчина в кепке с длинным козырьком,
— До или после женщины? — нетерпеливо спросил Балакин.
— Вместо, — ответил Северин.
— Стас… — начал я угрожающе.
— Говорю совершенно серьезно! Могу еще раз повторить для малопонятливых: дед не видел женщину, когда она шла к дому. Он видел ее, только когда она шла в обратном направлении. А мужчина в кепке, по его словам, прошел до того, как прошла женщина. Когда он шел обратно и шел ли вообще, не видели ни дед, ни баба. Усекли, наконец?
— Черный ход, — напомнил Балакин.
Мне спорить не хотелось, мне хотелось подумать. Но за много лет совместной работы с Севериным я усвоил, что дело у нас с ним идет, только когда мы спорим. Поэтому я сказал:
— Дед, конечно, у тебя свидетель замечательный, но с изъяном. Не видел, как убитая прошла к дому.
— Черный ход, — снова напомнил Балакин.
— При чем здесь черный ход, — взвился Северин, — если старуха видела, как она шла через двор?! По-вашему, и бабушка получается с изъяном, раз она мужика в кепке не видела! Легче легкого шельмовать моих свидетелей вместо того, чтобы попытаться из их показаний составить цельную картину!
Мы все трое замолчали. Видимо, цельная картина ни у кого не составлялась.
— В кепке вообще может быть здесь ни причем, — сказал я погодя. — Шел себе человек через двор.
— Запросто, — устало согласился Северин, — Только там практически тупик. Сеточка между домами натянута, чтоб не шастали разные в кепках. И на ту сторону можно попасть одним способом — через дом. Любезным сердцу нашего друга Мити черным ходом.
— Ну хорошо, — уступил я. — А на той стороне что, свидетелей нет.
— Есть, — невесело усмехнулся Северин. — Две кошки и четыре голубя. На той стороне помойка и глухая задняя стенка прачечной самообслуживания. А потом сразу улица — широкая и людная.
— Погодите отчаиваться, — бодро сказал Балакин. — Мои ребята сегодня вечером и завтра утром проработают весь район. Может, еще что-нибудь выплывет.
— Звали его Обум Лазаревич… — проворчал Северин. — Ну а у вас какие успехи?
Балакин рассказал про визит в квартиру Копцова и резюмировал без особого оптимизма:
— Но пока, похоже, к нашему делу все это прямо не относится. У Дрыночкина алиби — он только сегодня слез с поезда, даже билет не выбросил. Мы проверим, разумеется, но думаю, не врет. Да и не того он полета птица — на мокрое идти. В общем, с наскоку не получается у нас. Давайте, что ли, подробный план составлять?
Мы еще сидели над планом, когда около полуночи позвонил Саробьянов, дежурный по МУРу. В милицию обратились
— А чего это они так всполошились из-за одного дня? — удивился я. — Сослуживцам такие порывы обычно не свойственны.
— Ага, я тоже спросил, — согласился Володька. — Они говорят, у этой Троёпольской сегодня день рождения. У них сабантуйчик намечался — и все такое. Не могла она просто так взять и не прийти, даже не позвонить.
Это уже выглядело серьезней. Я записал телефон женщин: завтра надо свозить их в морг на опознание.
— Ну, кажется, стронулось, — сказал Балакин, а мы с Севериным одновременно постучали по столу.
Поздно ночью, прежде чем отогнать машину на Петровку, Стас довез меня до дома.
— Пойдешь с собакой гулять? — спросил он. — Тогда я тебя внизу подожду. Подышим вместе воздухом.
Две бессонные и безымянные старушки неодобрительно посмотрели сквозь меня. Одна громко сказала, обращаясь к другой:
— Опять полуночничает…
Раза два я пытался на их прямые выпады объяснить, что возвращаюсь с работы, но они, по-моему, не верили, откровенно принюхиваясь, не пахнет ли спиртным. Спиртным не пахло, и это их обескураживало. Наверное, если бы кто-нибудь им сказал, что на самом деле я матерый делец, занимающийся махинациями под покровом ночи, они восприняли бы это сердцем. Северин их передо мной защищает. Потенциальные свидетели, весело говорит он.
Днем с Антоном гуляют соседские близнецы — у их матери, вечно замотанной бытом Марины, я держу запасные ключи от квартиры. Но утреннее и особенно вечернее гулянье — мои, это святое. И для меня, и для Антона.
Выскочив из подъезда, он радостно облаял Северина и сразу исчез в темных кустах. Мы, гуляя, двинулись вдоль дома.
— А помнишь Кошкодамова? — ни с того ни с сего спросил я.
— Чего это ты, на ночь глядя? — удивился Стас. — Или стыдно наконец стало, как ты тогда бездарно попался? Я три раза ходил — и ничего! А ты по первому пошел и…
— Не по первому, а по второму, — возразил я. — Я ж ходил до этого, ты что, забыл? И потом в том-то и дело: на пятый раз они и решили засаду устроить. Ты бы тоже небось засыпался…
— Я — ни за что! — самодовольно заявил Северин, но я не стал с ним больше спорить. Легко ему теперь, спустя десять лет, рассуждать.
В двух словах, Кошкодамов был сволочь и карьерист.
Вечно выкрикивал на собраниях правильные слова, а поскольку остальные большей частью помалкивали, то его как раз и выбирали во всякие бюро, комиссии и комитеты, Однажды после первого курса на сельхозработах мы с ним оказались в одной комнате, и как-то вечером он с нами разоткровенничался. Ему, видите ли, удалось сделать поразительное жизненное наблюдение: оказывается, командовать лучше, чем подчиняться. Банальности своего открытия он не ощущал — его прямо трясло от вида вершин, которые ему предстояло покорить.