Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Через полчаса, подойдя к погребу, она с ужасом увидела, что дверь сорвана с петель. Но ящики пока оставались на прежних местах. Рабочие помогли Руденко забаррикадировать проем разным хламом, собранным в подвале, — досками стульями, столами. Дверь завалили еще и старыми матрацами и прочим скарбом.
Вскоре налеты советской авиации возобновились с новой силой. Гитлеровцы начали отходить. Тогда-то Руденко прибежала в домик для прислуги, где теперь ютились русские и поляки.
— Господа! Товарищи! Я прошу вас: давайте организуем охрану дворца. Пусть одни
— Это невозможно, пани, — откликнулся пожилой поляк. — Посмотрите — кругом швабы, все запружено машинами, лошадьми, повозками, кухнями, орудиями. Нас никто не подпустит к замку. Либо перестреляют, либо погонят за собой. Лучше немного переждать, пани.
Руденко одна вернулась во дворец. Все вокруг сотрясалось от разрывов артиллерийских снарядов, за прудом разгоралось зарево, и вода от этого казалась лилово-багровой.
Гитлеровцы поспешно отступали. Уже слышны были пулеметные очереди. Бой разгорался неподалеку.
Было уже темно, когда в комнату к русским рабочим ворвались двое солдат, одетые в серые мундиры, с автоматами на груди. Они потребовали, чтобы рабочие немедленно уходили с немецкими войсками, угрожая расстрелом каждому, кто попытается остаться. Но тут внезапно раздался сильный взрыв, небо будто раскололось-пополам и обрушилось совсем рядом. Немцы молнией выскочили во двор.
Руденко вышла из дому и, прижимаясь к стене, бросила взгляд на дворец. Там сейчас хранилось все, от чего зависела ее судьба, ее жизнь.
Стрельба раздавалась все громче, все отчетливее. Было ясно, что до прихода советских войск оставались считанные часы.
И вдруг над крышей дворца взвилось огромное пламя. Руденко видела, как солдаты бросали в окна факелы. Огонь мгновенно охватил весь замок.
— Товарищи, товарищи, на помощь! — отчаянно закричала Ангелина Павловна, распахивая двери в домик. — Горит!
— Нехай горит, черт с ним, — зло отозвался мужской голос. — Нашего больше пожгли.
— Товарищи, так там же картины, вы понимаете, картины, им цены нет, товарищи! — умоляюще говорила Руденко, заглядывая в глаза каждому, кто стоял рядом.
— Картины картинами, а людей тоже пожалеть надо. Видишь? — и седоусый мужчина показал в окно. Там беспрерывным потоком тянулись колонны немецких войск. — Кто же тебя подпустит? Иди, коли жизнь тебе напоследок не дорога стала.
Несколько часов двигались войска мимо дворца. Багровое пламя освещало им путь — последний путь разгромленной фашистской армии. А у дверей домика, что стоял поодаль, плакала пожилая усталая женщина в накинутом на плечи пальто.
7
Поздний зимний рассвет еще не наступил, когда в Вильденгоф вступили подразделения Советской Армии.
Дворец догорал. Только кое-где временами еще вспыхивали последние
Майор в запачканном копотью полушубке приказал всем, кто оставался в имении, немедленно уходить в город Ландсберг, расположенный в семи километрах от Вильденгофа. Взяв под руку старушку няню, Руденко машинально поплелась туда, забыв, казалось, обо всем на свете.
По дороге она спохватилась: может быть, еще удастся кое-что спасти! В Ландсберге она первым делом разыскала коменданта и сообщила ему о пожаре.
— Разрешите мне вернуться в Вильденгоф, я постараюсь сделать все, что возможно!
— Нет, гражданка, — вам сейчас там не место. Придется обождать.
Руденко приютилась в коридоре комендатуры и, не смыкая глаз (хотя не спала вот уже третьи сутки), стала ждать. К полудню она снова отправилась к коменданту:
— Я убедительно прошу вас отправить меня туда; моя помощь может понадобиться.
— Хорошо. С вами поедут полковник Днепровский и майор Вейцман.
Серые стены дворца стали черными, перекрытия обрушились, деревья вокруг обуглились, обнажилась грязная, изуродованная воронками земля. Из дверных проемов подвального этажа по-прежнему выбивались языки пламени и тянуло густым дымом.
— Не войдешь, — вздохнул Вейцман. — Даже пожарная команда не справилась бы. Придется возвращаться ни с чем.
На протяжении нескольких дней Руденко расспрашивали представители контрольных органов. Затем ее пригласил генерал и попросил снова рассказать все, что ей известно об украденных гитлеровцами сокровищах.
— Товарищ генерал, ради бога, дайте мне возможность еще раз поехать в имение! Меня не покидает надежда спасти хотя бы часть экспонатов.
Поездка состоялась 15 марта. Руденко и несколько рабочих спустились в подвал. Здесь выгорело все, что могло гореть. Груды теплого угля и пепла лежали во всех закоулках, покрывали пол. Раскопали толстый слой пепла и обнаружили обуглившиеся части ящиков и икон.
Коллекции сгорели. Сгорели картины и иконы киевских музеев, сгорели ящики с экспонатами «Художественных собраний Кенигсберга», ящики, содержимое которых было известно только доктору Роде… Тайна их осталась нераскрытой, и вряд ли теперь удастся ее раскрыть.
8
После войны Руденко поселилась в небольшом поселке Киевской области и стала работать медсестрой. Страх перед наказанием заставлял ее держаться вдали от Киева. Прошло полтора года, и Руденко начала понемногу успокаиваться, решив, что гроза миновала. Осенью 1946 года она перебралась в Киев.
Здесь она и написала свою «Исповедь», начатую словами знаменитого Ренана: «Всем, терпящим крушение в море бесконечности, — снисхождение…»
К кому обращала Руденко эти слова? Видимо, она понимала, что ей не уйти от ответа, и взывала о жалости. Но народ не прощает того, кто предал его в трудную минуту. Руденко была приговорена к десяти годам лишения свободы с поражением в правах на пять лет и с конфискацией имущества.