Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
— Хорошо. Когда прикажете приступить к работе? — переходя на деловой тон, спросила Руденко.
— Завтра. И я просил бы вас лично руководить упаковкой, ибо вам предстоит…
Винтер снова умолк. Заметно было, что он нарочно выдерживает паузу.
Руденко схватила его за рукав.
— Что, что предстоит мне? Расстрел, после того как я окажусь вам ненужной? Да? Что же вы молчите?
— Ну, зачем же так, милая фрау, — вкрадчиво проговорил Винтер. — При чем тут расстрел? Я полагал, что вы лучшего мнения о нас, голубушка. Все обстоит значительно проще. Вам придется поехать в Каменец-Подольск
— Только и всего, — тихо повторила Руденко. — Вы думаете, что этого мало?
Винтер промолчал.
— У меня здесь квартира, библиотека, коллекция, — продолжала Руденко. — Бросить все это, оставить Киев! Нет, я не согласна!
— О, вы давно на все согласны, фрау Руденко, — жестко произнес Винтер. — Постарайтесь избегать красивых слов. Вы будете делать то, что вам прикажут. Больше того: вы рады уехать из Киева. Вы боитесь русских! И, пожалуй, вы правы: единственное, что хоть немного удерживает вас здесь, — квартира. Мы поможем вашей беде: вы получите квартиру там, где будете жить. А имущество ваше примет под охрану германское командование. Думаю, что этого вполне достаточно? До свидания.
С этого часа Руденко почувствовала себя человеком без родины. Еще не покинув ее и не зная, придется ли это сделать, она уже поняла, что поедет, куда угодно, поедет, куда прикажут.
Она металась, не зная, что предпринять, хотя, в сущности, все уже определилось самим ходом событий. Ангелина Павловна понимала это, и все-таки поток бурных, противоречивых мыслей одолевал ее.
Началась упаковка икон и картин.
Заведующий фондами Ступаченко и завхоз Швец приволокли в один из отсеков подвала привезенные откуда-то немцами ящики, раздобыли несколько килограммов гвоздей, вооружились молотками, топорами и клещами. Остальные сотрудники, женщины, приносили иконы, спрятанные неподалеку.
А заведующая музеем сидела в стороне на дряхлом стуле и, глядя в сторону, о чем-то сосредоточенно думала. Коллеги настороженно поглядывали на нее, не решаясь завести разговор.
Почти все иконы и полотна принесли и сложили аккуратными стопками, сгруппировав по авторам, периодам, технике исполнения. Принесли упаковочный материал и приступили к работе. И вдруг Руденко встрепенулась:
— Погодите! Не так!
Торопливо, как бы опасаясь, что ее остановят, она начала перебирать заново иконы и картины, откладывая в стороны самые ценные экспонаты. Отобрав несколько десятков, она попросила принести оберточную бумагу и полотняные пакеты.
Заметив, должно быть, недоумение на лицах сотрудников, Руденко пояснила:
— Господа, я отобрала, как видите, лучшие произведения, гордость нашего музея. К ним нужно отнестись особенно бережно. Поэтому надо сперва уложить их в пакеты, а потом уж в ящики.
— Ангелина Павловна, но ведь это же крайне неудобно! — заметил Ступаченко. — Лучше уложить их в ящики с прокладками.
— А я считаю, что именно так удобнее и надежнее, — оборвала заведующего фондами Руденко. Тот недоуменно пожал плечами, но возражать не стал: работа при немцах приучила его к безропотному повиновению.
Трудились до полуночи. Выходить на улицу было уже нельзя, и все семеро остались ночевать в музее, кое-как разместившись
Стояла ночь, тихая и прозрачная, какие бывают, наверное, только в сентябре, на исходе «бабьего лета», когда осень еще не успела обжечь деревья своим рыжим огнем, но уже во всем чувствуется приближающееся увядание. Но Руденко не замечала грустной прелести этой ночи. Тупая, как зубная боль, тоска не давала ей покоя.
«Что делать? — размышляла она, медленно шагая по аллеям. — Что делать? Поступить так, как я задумала — спрятать лучшие экспонаты в пакетах куда-нибудь, скажем в топки, либо в кладовые? Но ведь немцы могут узнать об этом, тем более, что придется сказать сотрудникам, а время такое, надеяться нельзя ни на кого. И топки могут зажечь, тогда ценности погибнут. Вывезти все в Каменец-Подольск? В этом случае они наверняка останутся при мне. Но ведь меня могут отстранить от должности, прикажут отправиться куда-нибудь еще, и экспонаты окажутся брошенными на произвол судьбы, они почти неминуемо погибнут — такие ценности! И если об этом узнают русские — мне не сдобровать.
Что делать? Из Каменец-Подольска ящики могут вывезти в Германию. Могут? Да, конечно, могут. Впрочем, нет, пожалуй не успеют. А почему бы им и не успеть?
Ослушаться приказа? Оттянуть время? Дождаться русских, все рассказать самой? Немцы не глупы. Они скорее уничтожат меня, чем позволят оставаться до прихода советских войск. Что делать?»
Выхода, казалось, не было. Ей и в голову не пришла мысль о том, чтобы воспользоваться отсутствием контроля за ее деятельностью и передать экспонаты на хранение киевлянам — тем, кто не согнул голову перед оккупантами, кто продолжал бороться, оставаясь в тылу врага, или просто был честен, хотя и не находил в себе сил для активной борьбы. Такая мысль не пришла в голову Руденко, и наутро она, как ни в чем не бывало, распоряжалась упаковкой ценностей.
Ангелина Павловна казалась спокойной, хотя каждый гвоздь словно вонзался в ее сердце, а не в крышки ящиков: все-таки, вывозилось то, чему она посвятила всю свою жизнь. Вконец измотанные напряженной работой, сотрудники сердились на заведующую: она то и дело просила забивать гвозди осторожнее, чтобы не повредить полотна.
Работа шла к концу. Двести произведений искусства плотно лежали в пятнадцати ящиках с адресом: «Каменец-Подольск». Здесь были уникальные иконы: «Егорьевская богоматерь», «Успение», «Деиисус», «Параскева Пятница», «Преображение», «Троица», «Царские врата», «Спас Нерукотворный», «Спас Златые Власа», «Сретение», «Иоанн Предтеча», созданные выдающимися мастерами XVIII века.
Через несколько дней, оставив под расписку германских властей свою личную библиотеку, обстановку из красного дерева старинной работы, великолепный слепок с Венеры Милосской в величину оригинала, отлитый в мастерских Лувра, оставив родной Киев, Руденко выехала вслед за отправленными экспонатами в Каменец-Подольск. Ее сопровождала старушка-няня.
Перед самой отправкой Руденко сообщили, что в вагоне находятся переданные под ее ответственность и одиннадцать ящиков из Киевского музея западного искусства.