Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20

Александров Владимир Григорьевич

В тревогу ученых подлило, как масла в огонь, заявление главного руководителя «Манхэттенского проекта» генерала Лесли Гровса, который за одним из обедов то ли случайно, то ли умышленно после победы над Германией обронил: «…теперь главное назначение нашего проекта — покорить русских».

Сидевший рядом профессор Дж. Ротблат [225] был ошеломлен.

— Но как же так? — с трудом вымолвил он тогда. — Русские же — союзники Америки, они несли главное бремя войны…

225

Джозеф Ротблат — впоследствии президент Пагуошского движения.

— Мало ли что было вчера, — равнодушно перебил его Гровс, — Да, вчера мы были союзники, а сегодня — уже враги…

Находившиеся за одним столом ученые прекратили трапезу: после такого заявления ни у кого кусок в горло не шел, многие окончательно

осознали, что атомное оружие против кого бы то ни было применять нельзя.

Противодействие лос-аламосских ученых-атомщиков применению уранового чудовища позволило по всей Америке развернуть борьбу с новой военной угрозой, о чем резидентура Квасникова [226] сразу же проинформировала Москву.

226

Излишняя активность резидента В. М. Зарубина, его частые поездки для встреч с агентами за пределы Нью-Йорка вызвали подозрение со стороны ФБР, за ним была установлена усиленная слежка, и осенью 1944 года он вынужден был покинуть Америку. Резидентом после его стал Л. Р. Квасников.

Ознакомившись с содержанием шифротелеграммы, подписанной тогда Антоном, Берия написал на ней с угла на угол синим карандашом:

Тов. Фитину П. М.

1) Не верю я вашему «Антону». По-моему, он опять блефует.

2) Политические аспекты а. б., изложенные в ш/т, на всякий случай прошу перепроверить.

3) По данному вопросу проинформируйте МИД.

Берия 17.05.1945 г.

Лаврентий Павлович продолжал с неприязнью относиться к Антону и каждый раз, когда от него поступали сведения об атомной бомбе, подвергал их сомнению, подозревая его в дезинформации.

Берия мог запросто убрать любого человека, не стал бы он церемониться и с Квасниковым, но нарком прекрасно понимал, что резидент Антон в Америке делает погоду — добывает ценнейшую информацию, интерес к которой в последнее время стал часто проявлять сам Сталин. Поэтому репрессировать Квасникова Берия не решался, однако продолжал постоянно держать его «на крючке». А когда тот без санкции Центра выдал агенту Линзе 500 долларов для переезда в другую квартиру, которую резидентура предполагала использовать как «конспиративку» для фотографирования добытых разведматериалов, то Берия дал указание Фитину объявить Антону выговор за самовольную выдачу денег. Получив сообщение об этом из Центра, Квасников, будучи человеком гордым, жестким и в то же время справедливым, невообразимо возмутился. Его обвинили в необдуманности и поспешности принятого решения, которое на самом деле повышало возможность конспирации в работе с наиболее ценными источниками. Начальственный окрик из Центра мог бы угнетающе подействовать на любого другого разведчика, но только не на резидента Антона!

Находясь за границей, Квасников всегда стремился оперативно принимать собственные решения, руководствуясь при этом лишь здравым смыслом и считая, что ему на месте намного виднее, чем кому-либо другому за десятки тысяч километров от Нью-Йорка. Он прекрасно понимал, что можно и нужно делать самому, а что необходимо согласовывать с Центром, что может получиться удачно, а что — неудачно.

Поэтому, когда потребовалось срочно решить вопрос об оказании материальной помощи Линзе, то он, не имея времени на согласование с Москвой, отдал распоряжение выплатить ей 500 долларов, что и вызвало недовольство Берии. Но не таков был Квасников, чтобы молча проглотить пилюлю и сделать вид, что все так и должно быть. Он сразу же написал на имя начальника разведки обстоятельное, глубоко мотивированное объяснение:

Тов. Виктор! [227] Я отлично знаю, что Дом [228] несет ответственность за работу нашей Конторы, [229] но не меньшую ответственность несут и ее оперработники, и в первую очередь ее руководитель. Поэтому я не могу безропотно согласиться с постановкой вопроса о необходимости беспрекословного выполнения всех указаний, исходящих из Дома. В ваших указаниях иногда тоже могут быть не до конца продуманные выводы в силу разных причин. В таких случаях в целях лучшего разрешения вопроса Дом и Контора не только должны, но и обязаны спокойным тоном высказывать свои мнения и вносить конкретные предложения. К сожалению, наши встречные предложения зачастую рассматриваются как дискуссионные или даже наказуемые, хотя все прекрасно понимают, что нам тут, на месте, всегда бывает виднее. И если это так, то, наверно, надо считаться с этим и не забывать о тоне своих указаний, а порой и ничем не мотивированных наказаний.

Тов. Виктор! Я достаточно хорошо знаю Вас, и Вы тоже неплохо знаете меня, и это дает мне возможность высказать одно полезное соображение: наши взаимоотношения должны быть более товарищескими, они должны способствовать лучшему взаимопониманию, а потому прошу Вас отменить

не заслуженный мною выговор. Созданием конспиративной квартиры резидентура проделала весьма полезную работу, она повысила конспирацию встреч с весьма ценным агентом, и промедление с переездом Линзы было бы чревато опасными последствиями.

С уважением, Антон.

227

Павел Михайлович Фитин.

228

Центр.

229

Резидентура.

Чтобы как-то подкрепить свое право на такое смелое обращение к руководству разведки, Квасников направил в Центр годовой отчет о работе резидентуры по линии НТР. Вот лишь некоторые красноречивые выдержки из него:

1. «..Артиллерия нашей страны во всех ее формах — от легкой до тяжелой — не только не уступает, но в большинстве случаев превосходит этот вид вооружения в США. Поэтому нас интересовали не столько сами орудия, сколько взрывчатые вещества, применяемые и разрабатываемые в США. Особое внимание мы уделяли добыванию информации, связанной с «Энормозом».

Задания Бородина [230] по этой проблеме нам удавалось выполнять с помощью источников Чарльза, Персея, Калибра и Бира. Для вспомогательных целей использовались Арно, Лесли, Стар, Линза и Осип (…)».

2. «…По скоростным летательным аппаратам США достигли колоссальных результатов. Разведывательная информация по всем тактическим и эксплутационным характеристикам новых американских самолетов нами постоянно направлялась в Центр и получала всегда высокую оценку (…)».

3. «…Радары — новое достижение научной мысли, революция в вопросах определения и обнаружения противника, в точности управления огнем, в автоматизации различных видов вооружения. Добытые образцы и разведданные по наземным, самолетным и морским радарам окажут СССР неоценимую помощь в сегодняшних перспективных разработках средств связи (…)».

4.»(…) Материалы, направленные в Центр и не востребованные до сего времени, прошу сберечь. По возвращении из Тира готов лично заняться их реализацией…»

230

И. В. Курчатов.

Поставив вопрос перед Центром об отмене незаслуженного выговора и не получив на него никакого ответа, Квасников через полгода направил рапорт с личной просьбой:

«…в течение почти трех лет я не имел ни одного письма от своих родителей из Тульской области и родственников жены из Подольска.

Прошу сообщить Ваши соображения о возможности моей поездки в Советский Союз…»

На сей раз ответ пришел незамедлительно. В шифровке говорилось не о существе затронутых в рапорте вопросов, а о необходимости направления Лесли по старой легенде на очередную встречу с Персеем, высказывалась просьба сообщить о планах дальнейшего использования Луиса, который должен был к тому времени возвратиться с европейского театра военных действий.

После этого указания Центра Квасников и Яцков начали готовить Лесли к вторичной поездке в Альбукерке: отрабатывалась линия ее поведения, основная и отступная [231] легенды, меры безопасности, а также маршрут ее передвижения до пункта назначения. Как и в первый раз, ей были изготовлены фиктивные документы — медицинское заключение и направление на лечение горла в курортном местечке Рио-Гранде, а саму встречу по заранее обусловленной связи намечалось осуществить в кафе неподалеку от собора. Когда Яцков сообщил об этом Лесли, у нее невольно шевельнулась тревожная мысль: а не повторится ли неприятная и опасная история двухгодичной давности на железнодорожном вокзале с полицейскими? Своими опасениями она поделилась с инструктировавшим ее Яцковым.

231

Специально подготовленные вымышленные сведения, предназначенные для введения спецслужб противника в заблуждение и сокрытия при этом истинного характера встречи с агентом.

— А нельзя ли вообще перенести явку в Сандиа или, скажем, в Санта-Фе? — загадочно спросила она, глядя на Джонни.

Внешний вид Джонни не соответствовал виду опытного разведчика — мальчишеское лицо, волнистый чубчик и мягкий, добрый голос. Яцков всегда был предельно осторожен и немного медлителен. Может, за эту кажущуюся нерасторопность и медлительность и невзлюбил поначалу Яцкова резидент Зарубин, потребовав от Центра еще в 1942 году его отзыва в Москву. Это потом уже, спустя два года, тихий, осторожный Яковлев, он же Алексей и Джонни, стал незаменимым сотрудником резидентуры, на связи у которого будут находиться очень ценные по научно-технической линии агенты. Это о нем потом скажет шеф американской разведки Аллен Даллес: «Мне бы пару таких Яковлевых в Москве…»