Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
На встрече с Лесли Персей передал схемы имплозивных линз, описание и чертежи готовой к испытаниям бомбы, назвал дату и место их проведения — 10 июля в пустыне Аламогордо и сообщил о том, что США в недалеком будущем намереваются сбросить две атомные бомбы на Японию для скорейшей ее капитуляции. Что сам он примкнул к движению ученых, выступающих
После возвращения Лесли из штата Нью-Мексико в Санта-Фе выехал связник — Раймонд. Он встретился с Клаусом Фуксом, который тоже сообщил о предстоящих испытаниях первого атомного изделия и о предстоящем применении против Японии двух бомб — урановой «худышки» (названной так поначалу в честь президента Рузвельта, но потом ее переименовали в «малыша») и плутониевого «толстяка» (названного так в честь английского премьера Черчилля). Кроме того, Фукс передал Раймонду пакет с материалами, в которых, как и у Персея, были чертежи и графики готовой к испытаниям атомной бомбы. После этого связник по заданию Яцкова попросил Чарльза ответить на несколько вопросов (их подготовил для разведки И. В. Курчатов, который просил уточнить последнюю информацию Персея по имплозивным линзам). По содержанию задаваемых вопросов Чарльз понял, что кто-то другой, возможно, его же уровня ученый-физик, уже проинформировал русских об имплозивных линзах. Ничего не сказав по этому поводу Раймонду, Чарльз лишь коротко и спокойно заметил:
— Ответы на ваши вопросы содержатся в материалах, которые я только что передал вам…
Договорившись с Чарльзом встретиться в следующий раз осенью — 19 сентября, Раймонд выехал из Санта-Фе в Альбукерке. На другой день он получил от другого агента, Калибра, аналогичную информацию.
После капитуляции Германии заместитель начальника разведки НКГБ генерал-майор Г. Б. Овакимян предложил руководителю Лаборатории № 2 И. В. Курчатову сформировать совместную группу из чекистов и ученых-атомщиков для розыска и вывоза в СССР научно-технической документации, оборудования лабораторий и промышленных объектов, возможных запасов урана, а также специалистов, входивших в немецкий атомный проект.
— Я — за! — воскликнул бородатый академик. — Мы же, Гайк Бадалович, совсем нищие. По сей день собираем «по сусекам» инструменты, приборы, счетчики и станки… У нас даже столов и стульев не хватает! Все это из-за войны. Поэтому мы готовы подключиться к поиску всего того, чего нам недостает… Какой уровень наших сотрудников необходим для включения в эту группу?
— Самый высокий. Это же в ваших интересах. Вы сами должны отбирать все необходимое для ускорения работы. Ведь бомба-то у американцев уже готова…
— Да, я понимаю. Понимаю, что и разведчиков и ученых одинаково теперь торопит время. Отныне оно будет выступать в роли нашего общего жестокого, неумолимого властелина. И мы очень благодарны, что вы оперативно подпитываете нас объективными материалами…
— Каждый должен делать свое дело. Сама по себе наша информация ничего не стоит. Она может быть полезной только тогда, когда попадает на благодатную почву, то есть когда понимается необходимость и имеется возможность для ее реализации. Роль нашей разведки в общей проблеме, как я ее понимаю, — не сводя глаз с Курчатова, продолжал Овакимян, — сводится к тому, чтобы исследования ученых продвигались быстрее, чем это было бы без наших материалов… Бомбу-то делаете вы, ученые и специалисты, опирающиеся на развединформацию, научно-технический и экономический потенциал страны.
Пока он говорил, Курчатов медленно кивал головой, а затем великодушно заметил:
— Спасибо, Гайк Бадалович, за правильное понимание роли разведки и ученых в создан ид советского атомного оружия, а что касается поездки в Германию и Австрию, то мы готовы направить туда специальную группу физиков, химиков и металлургов. Ради такого дела я готов послать туда даже своих непосредственных помощников…
— Кого вы имеете в виду? — перебил Овакимян.
— Харитона, Арцимовича, Флерова, Кикоина, Головина… — начал перечислять Курчатов, — Но меня интересует, как будет решаться проблема их личной безопасности? Война-то хоть и закончилась, но обозленные фашисты остались в Германии, окопались в своих норах…
Овакимян улыбнулся внезапно возникшей у него мысли и тут же высказал ее вслух:
— А мы оденем их в форму полковников госбезопасности и дадим им личную охрану.
— Хорошо. А кто возглавит эту миссию?
— Известный
Вскоре скомбинированная из чекистов и ученых-физиков группа, возглавляемая Завенягиным и проинструктированная лично Л. П. Берией, выехала в Германию. Но она опоздала ровно на год: после того как по немецкой территории прошли члены американской миссии «Алсос», русским там делать было уже нечего — представлявшие особый интерес физики Вернер Гейзенберг, Отто Ган, Макс фон Лay и другие известные ученые Германии были уже вывезены в США. Советской стороне достались лишь Нобелевский лауреат Густав Герц, специалист по металлургии урана Николай Риль, фон Арденне и другие, менее значительные фигуры, а обнаруженная большая партия награбленной в Конго окиси урана в количестве более ста тонн была срочно вывезена в СССР, где она впоследствии использовалась как сырье для производства плутония.
На основе агентурных данных Чарльза, Персея и Калибра резидент Квасников подготовил шифротелеграмму, в которую заложил краткое описание конструкции плутониевой бомбы, сообщил дату ее испытания и с пометкой «срочно», «лично т. Виктору» направил документ в Центр. Также оперативно были проинформированы об этом Сталин, Молотов и Берия, а для устной ориентировки Курчатова была составлена отдельная справка:
Совершенно секретно,
Бомба типа «Не» (High explosive)
В июле месяце сего года ожидается производство первого взрыва атомной бомбы.
Конструкция бомбы. Активным веществом этой бомбы является элемент-94 без применения урана-235. В центре шара из плутония весом 5 килограмм помещается так наз. инициатор — берилиево-полониевый источник альфа-частиц (…). Корпус бомбы, в который помещается это ВВ, имеет внутренний диаметр 140 см. Общий вес бомбы, включая пенталит, корпус и проч., — около 3 тонн.
Ожидается, что сила взрыва бомбы будет равна силе взрыва 5000 тонн ТНТ. (Коэффициент полезного действия — 5–6 %) (…)
Запасы активного материала.
а) Уран-235. На апрель с/г было 25 килограмм урана-235. Его добыча в настоящее время составляет 7,5 кг в месяц.
б) Плутоний (элемент 94). В лагере-2 имеется 6,5 кг плутония. Получение его налажено, план добычи перевыполняется.
Ориентировочно взрыв ожидается 10 июля с/г.
Однако настоящая дата испытания американской бомбы под предлогом неблагоприятных погодных условий была передвинута к началу работы Потсдамской конференции глав союзнических государств — Англии, США и СССР. Сделано это было во имя того, чтобы шокировать Сталина и навязать ему свои условия. Кстати, это был единственный случай, когда советская разведка в работе по «Манхэттенскому проекту» не сумела своевременно получить информацию об изменении срока взрыва атомной бомбы. Взрыв был произведен 16 июля, а 18 июля открылась Потсдамская конференция. В тот же день президент Трумэн, получив телеграмму из Вашингтона об успешном испытании атомной бомбы в штате Нью-Мексико, ознакомил с ее содержанием премьер-министра Англии Черчилля. Встал вопрос: как сообщить об этом Сталину? Договорились сказать ему о бомбе как бы невзначай, в самой общей форме. Вот как об этом свидетельствовала дочь президента США Маргарет Трумэн: «Мой отец… подошел к советскому лидеру и сообщил ему, что Соединенные Штаты создали новое оружие «необыкновенной и разрушительной силы». Премьер Черчилль и государственный секретарь Бирнс находились в нескольких шагах и пристально наблюдали за реакцией Сталина. Он сохранил поразительное спокойствие… Мой отец, г-н Черчилль и г-н Бирнс пришли к заключению, что Сталин не понял значения только что услышанного…»
А вот как отозвался об этом эпизоде У. Черчилль: «Сталин не имел ни малейшего представления, насколько важно то, что ему сообщили…»
На самом деле Сталин все прекрасно понял, он был уже готов к подобной информации, потому и сохранял спокойствие. Вернувшись с заседания Потсдамской конференции в свою резиденцию на Кайзерштрассе, Сталин в присутствии Г. К. Жукова рассказал Молотову о состоявшемся разговоре с Трумэном по поводу бомбы. В конце беседы он, чуть улыбнувшись, заключил:
— …Они посчитали, что я не оценил значения того, чего достигли американцы, и потому печально разочаровались моей реакцией… Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении наших работ по атомной программе…