Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
И все это время его вели. Одного из ведущих Виктор засек сразу. Да могучий с жирком амбал и не скрывался особенно. Его усатая морда, полуприкрытая черными очками и кумачовой каскеткой с длинным козырьком, на которой значилось "Red wings", периодично маячила за викторовой спиной. Заметный гражданин. А снял очки, скинул каскетку, отклеил усы — узнал бы Виктор его после этого? Вряд ли. Но на всякий случай...
— Ты сними, сними меня, фотограф! — безуспешно подражая Пугачевой, спел Виктор гражданину, обвешанному
— Каким желаете быть? Цветным? Черно-белым? — осведомился фотограф.
— Красивым, — ответил Виктор на вопрос, каким он желает быть.
— Ну, это само собой, — уверил фотограф. — Для подчеркивания вашей красоты предпочтительнее цвет. Значит, в цвете?
— Валяй в цвете, — согласился Виктор и протянул четвертной. Когда фотограф приблизился к нему, чтобы взять купюру, он тихо сказал: — Если в кадр вместе со мной попадет амбал в красной каскетке, который у тебя за спиной крутится, еще полсотни.
— А крупный план амбала в отдельности сколько будет стоить? — не оборачиваясь, спросил фотограф.
— Сотня, — назвал цену Виктор. — Только, как ты это сделаешь?
— Моя забота, — фотограф придирчиво устанавливал Виктора на фоне стены с дружескими шаржами и недружескими карикатурами. Установил, удовлетворенно осмотрел клиента, достал сигарету и, отходя на положенное для съемки расстояние, прикурил от большой зажигалки. Отошел, навел объектив лучшей своей камеры на Виктора и щелкнул.
— Готово!
— Когда за фотографиями приходить? — поинтересовался Виктор.
— За всеми, — фотограф подчеркнул интонацией "за всеми", — через пять дней.
Виктор кивком поблагодарил его и продолжил свое бесцельное путешествие. Амбал добросовестно служил ему хвостом. Правда, иногда он исчезал, и тогда Виктор мучительно искал сменщика и не находил. Видимо, прием они изобрели такой: один яркий, бросающийся в глаза, привлекающий все внимание преследуемого, а другие — серые, стертые, незаметные, каких не различить в толпе. Поняв это, Виктор следующий час — час на бульварах посвятил выявлению серых и стертых.
Одного таки вычислил и удивился: стертым, серым и незаметным оказался маленький — не то мальчик, не то мужик — вьетнамец, одетый с дешевым кооперативным франтовством.
Уже сильно вечерело. Виктор устал от прогулки. Три раза он пытался уйти от хвоста проходными дворами — в центре на Петровке, у Балчуга, в Замоскворечьи. И каждый раз его перехватывали.
Подмышечная кобура утомила плечо и левый бок, ноги гудели, ныл затылок и вообще стало тоскливо и скучно. Пора домой. Сделав почти круг, он брел Большой Полянкой. Чисто автоматически завернул в знакомый переулок. Вот он, знаменитый подъезд основательно отремонтированного доходного дома постройки начала века. У подъезда толклись подростки обоего пола.
Здесь жила поп-звезда
Виктор вошел в подъезд. Суровый привратник, сидевший за канцелярским столом, подробно осмотрел его и задал вечный вопрос:
— К кому?
— К Чернышевой, — ответил Виктор и направился к лифту. Привратник рысью обогнал его и стал перед лакированными дверцами, растопырив руки, не пускал. Посверлил, посверлил Виктора взглядом, обдумывая что-то, потом спросил:
— А вам положено?
— Положено, положено, — успокоил его Виктор.
— Сейчас проверим, — привратник отошел к столу, снял трубку с телефонного аппарата без диска и потребовал назваться: — Фамилия, как?
— Кузьминский, — улыбаясь, признался Виктор.
— Кузьминский, — сказал в трубку привратник и, выслушав ответ, подчинился. — Есть — поднял глаза на Виктора с сожалением:
— Велено пустить.
В прихожей Алена ткнулась губами в щеку, подбородок — целовала, попутно крича кому-то в открытую дверь обширной гостиной — репетиционной:
— Братцы, писатель Витька к нам пришел!
В гостиной находилась вся Аленина команда. Ему бы догадаться: видел же на улице внушительный ряд трепаных автомобилей иностранного производства (какой нынче артист без иномарки), твердо указывавший на присутствие здесь лабухов. Лабухи возлежали в креслах.
— Тусуетесь, козлы? — вместо приветствия осведомился Виктор.
— Отдыхаем, — поправил его бас-гитара, — садись, гостем будешь.
Виктор присел на диван. Рядом угрохалась Алена.
— Ночью прилетела, утром уезжать, — сообщила она. — Ну, придумал что-нибудь для меня?
— Нет, но придумаю, — пообещал он.
— Выпьешь, инженер человеческих душ? — спросили клавишные.
— Винца налей.
Второй вокал налил стакан "Гурджиани" и протянул Виктору:
— Промочи горлышко и спой, светик, не стыдись!
Виктор промочил горлышко и заблажил диким голосом, не стесняясь:
— Нам нет преград, ни в море, ни на суше!
Нам не страшны ни льды, ни облака.
— Не надо, Виктор, — сморщившись, как от зубной боли, попросила Алена. — Хочешь, новую песню покажу?
— Хочу, — признался Виктор. Он любил эти показы. Там, в дворцах спорта, на стадионах перед тысячной толпой она яростно кричала в микрофон, ублажая полубезумных фанатов темпераментом и плюсованной страстью. А в показе — мягкие и разнообразные акценты, тихое чувство, лихое мастерство нюансов.
Алена села за рояль и, аккомпанируя себе, запела. Слушая, Виктор встал с дивана, подошел к окну и глянул вниз. Внизу последним в ряде иномарок стоял отечественный "Запорожец". Виктор вернулся на диван дослушивать песню.