Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20

Михеев Михаил Петрович

— Теперь постарайтесь точно восстановить все, что вы делали на кухне. Далее то, что вы думали на кухне, если сможете это вспомнить. Вы ведь сами были не очень…

— Да, — ответила я. — Сама я была не очень. Во всяком случае, не настолько, чтобы что-либо забыть. Мне захотелось пить. Я вначале собиралась налить из чайника, потом передумала и наполнила стакан холодной водой из-под крана.

— Это вы точно помните? — спросила следователь Заплатова. — Что вам захотелось именно холодной воды, а не горячего чая, скажем? В тот вечер на улице было

довольно холодно.

— Да, на улице было прохладно. Но нам столько пришлось повозиться, чтобы доставить Бессонову на пятый этаж. Потом я ее раздевала, укладывала в постель, и мне стало даже жарко. Хорошо помню, как взяла со столика стакан, отвернула кран, попробовала воду рукой и уже потом наполнила стакан.

— А где стоял чайник?

— На кухонном столике.

— Не на плите?

— Нет, на кухонном столике.

— А пока вы пили воду, что делал Колесов?

— Колесов сидел в кресле и пил вишневый компот. Потом…

Я замешкалась. Разговор подошел к таким вещам, о которых мне не хотелось бы упоминать, но и не говорить о них тоже было нельзя. Следователь Заплатова уловила мою заминку.

— Евгения Сергеевна, — сказала она, — мне, видимо, придется уточнить одну вещь…

Догадаться было нетрудно, и я сама пошла навстречу ей.

— Я понимаю вас. Нет, я равнодушна к Колесову. Более того, он мне неприятен. Он мой случайный знакомый, у меня нет личных причин как-то выгораживать его или защищать. Но он тоже не прикасался ни к чайнику, ни к плите. Пока я пила воду, он стоял за моей спиной.

— Вы могли его видеть?

— Нет.

— Тогда почему вы так уверены, что он, незаметно для вас, не мог протянуть руку и открыть газовый кран на плите?

— Потому… потому, что его руки лежали на моих плечах.

Следователь Заплатова промолчала. Конечно, все это плохо увязывалось с предыдущим заявлением, что Колесов мне неприятен, но объяснять я ничего не стала.

— Потом вместе с Колесовым мы вышли из кухни, вернулись в комнату. Бессонова спала. И тогда мы ушли… Да, перед тем, как выйти из комнаты, я приоткрыла форточку.

— Приоткрыли или прикрыли?

— Открыла. Открыла форточку настежь. Мне показалось, что в комнате душно.

— Это не мог быть запах газа?

— Нет, просто было душно. Я помню, как в форточку сразу подуло с улицы и я поправила на Бессоновой одеяло.

— Сантехник сказал, что форточка была закрыта. Он открыл ее сам, когда проветривал комнату.

— Вот как? Значит, Бессонова закрыла ее, когда вставала. Если бы форточка была открыта…

— Тогда, вероятно, Бессонову удалось бы спасти. Самое логичное — предположить, что погибла она от собственной неосторожности. Легко представить, как все произошло. Проснулась с затуманенной с похмелья головой. Налила чайник, поставила на плиту. Открыла газ и не зажгла. Прилегла в постель и уснула.

— Да, вероятно, так, — согласилась я. — Надо было мне остаться у нее ночевать. Кто мог подумать…

— Скажите, Евгения Сергеевна, вы, когда укладывали Бессонову

в постель, не обратили внимания, где стояли ее туфли?

— Туфли?

— Да, ее домашние туфли.

— Не заметила.

— Они оказались возле дивана. А Бессонову нашли в постели. Естественно предположить, что она ходила по комнате босая. Так вот, ни в комнате, ни в кухне я не обнаружила на полу следов босых ног. Правда, их могли и затоптать. В квартире народа побывало достаточно: слесарь, сантехники. Трогать, правда, они ничего не трогали, оперативники за этим последили, но грязи натащили порядочно, на улице шел дождь.

— А в туалете?

Заплатова взглянула на меня с одобрением.

— Правильно, в туалете могли, бы и не затоптать. Но в туалете следов вообще не оказалось никаких. Другими словами, у нас нет доказательств, что Бессонова вставала с постели. Это и заставило меня так подробно расспрашивать вас и Колесова.

— А что сказал Колесов?

— Примерно то же, что и вы. Правда, узнав о смерти Бессоновой, он разволновался. Но на это у него могли быть личные причины. Он тоже заявил, что не прикасался ни к чайнику, ни к плите.

— Вообще-то это легко проверить, — заметила я.

Но вот тут-то за все время нашего разговора мне впервые стало не по себе. Я подумала, что если кому— нибудь понадобилось бы избавиться от Бессоновой, то лучшего способа нечего было и искать. Запасной ключ к дверям, перчатки на руках — и злое действие надежно прикрывается видимостью несчастного случая…

— Попрошу вас, — сказала следователь Заплатова, — присядьте, пожалуйста, вон за тот стол, там есть бумага. Опишите все, что мне рассказали.

Мысль о возможности преступления уже не покидала меня, мешала сосредоточиться… Не мог ли Колесов вернуться на квартиру Бессоновой? Судя по тому, как он вел себя при расставании, вряд ли такая мысль могла держаться в его голове.

А если не он, то кто?…

На столе у следователя звякнул телефон. Заплатова сняла трубку.

— Меня спрашивают?… Прохорова?… Какая Прохорова?… Соседка Бессоновой по квартире? Хорошо, пропустите ее ко мне.

Следователь Заплатова медленно опустила трубку на рычаг.

— Любопытно! — произнесла она.

Маленькая кругленькая женщина не вошла, а будто вкатилась в комнату, как на роликовых коньках. Без всякого стеснения, которое обычно испытывает любой человек, попадая в следовательский кабинет, она присела к столу, отодвинула в сторону мешавшую ей папку и удобно оперлась круглым локотком.

Говорить она начала прежде, нежели следователь Заплатова успела задать обычные вопросы.

— Валюшу нашу, значит, не оживили?… Вот горе, такая молодая, красивая — жить бы ей да жить. Говорила я своему Николаю Степанычу, закрутилась наша Валюша, ох, закрутилась. Сама в торговой сети работаю, там аккуратность требуется. А у нее все гулянки да праздники, вот и получилось. Конечно, вроде бы и несчастный случай. Сама газ открыла, сама спать легла — вроде бы все так…