Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Ибрагимбеков Максуд Мамедович

— Ему лечиться надо, — пояснил он девушке, — а он только раз был и потом пропал.

— Балами? — переспросила Офелия. — Да конечно я его знаю. Пять лет в тюрьме просидел, только вышел.

— Вот как? И за что его посадили?

— Кажется, за убийство. Говорили, он буфетчика убил. Но не могли доказать. Балами в буфете напился и избил его. Но все дело в том, что буфетчик не на работе умер, а пришел домой и в ту же ночь скончался от разрыва сердца. Да и буфетчика, собственно, Агакул избил, а Балами только раза два двинул его головой. В общем, дали ему пять лет. Вот и вышел теперь. В то время все село об этом говорило.

Через две недели Орудж несколько успокоился, показалось,

что не было никакого Балами, что ему дурной сон приснился. И потому напрасно он откладывает встречу с Офелией, с друзьями. Сегодня пятница, завтра он обязательно договорится с Офелией и поедет на дачу, а в воскресенье позовет друзей на шашлык.

С такими вот приятными мыслями он вошел в спальню, когда раздался телефонный звонок.

— Алло?

— Здравствуйте, это Балами.

— Кто?

— Балами. Я был у вас месяц назад, вспомнили? По поводу дачи. Ну вы пришли к какому-нибудь решению?

Орудж хотел швырнуть трубку, но воздержался.

— Как вы узнали мой телефон?

— Разве это трудно? Я и адресок ваш знаю. Ну хорошо, что вы решили?

— Я уже сказал вам. И прошу меня больше не беспокоить.

— Хорошо. Но у меня к вам просьба, возьмите карандаш, бумагу и запишите.

— Что?

— Сейчас скажу, пишите!

Он продиктовал Оруджу шесть номеров, и Орудж, сам удивляясь своему послушанию, записал.

— Ну как, записали?

— Что это за номер?

— Мой телефон. Когда решитесь вернуть мне дачу, позвоните.

Орудж нервозно положил трубку, хотел смять и выбросить бумажку с телефоном, однако, как под гипнозом, свернул ее и положил в карман.

Утром Офелия сама подошла к нему. Воровато оглядываясь в коридоре, спросила шепотом:

— Не соскучился никак еще? Завтра увидимся?

— Завтра не могу. На следующей неделе.

Однако Орудж на дачу не поехал и в следующую субботу. Как-то раз подошла к нему Офелия и попросила разрешения на два часа раньше уйти с работы. Ей необходимо быть на поминках.

— Пожалуйста. А кто у вас умер?

— Сосед. Я с дочкой его дружу. — Вдруг, как бы о чем-то вспомнив: — Вахсей, чуть не забыла. Ведь и ты его знаешь?

— Кого?

— Ну, того, кто умер. Он приходил к тебе, и ты еще справлялся о нем.

Орудж почувствовал, что сердце его забилось сильнее.

— Балами?

— Да… Балами… У него случился обширный инфаркт. Вот и умер.

Нельзя радоваться ничьей смерти, это грех. Но в тот момент после известия о смерти Балами Орудж будто почувствовал какое-то облегчение, будто с души камень свалился.

Утром, увидев Офелию, сказал торопливо.

— Завтра еду на дачу. Жду тебя там.

А Пакизе сказал:

— Давно я на даче не был. Завтра хочу поехать.

Пакиза знала, как быть. Аккуратно вложила в тендир чурек, котлеты, разместила в пакетах картошку, вареные яйца, сыр, масло, яблоки, зелень — рейхан, тархун, редиску… Все это сложила в большую плетеную корзину. Минеральную воду, алкогольные напитки не было необходимо брать. Их на даче было в избытке.

Орудж, надев дачный костюм — синие джинсы фирмы «Филипс», туфли — «адидас», простившись с Пакизой, спустился с корзиной в гараж. Вывел свою «Волгу» на шоссе и включил магнитофон. Звучали песни Ажды Пекан, Ибрагима Татлысеса, Сезен Аксу, и в памяти Оруджа оживали картины того, что должно произойти через два-три часа в его дачном домике. Приятная дрожь охватывала все его тело. Он представлял себе, как немного времени спустя подойдет к приоткрытым воротам и, оглядев переулок, будет с нетерпением ожидать Офелию. Вот мелькнет зеленый плащ, раздастся поспешный стук каблуков… Еще шаг, и Офелия бросится

в его объятия. Орудж одной рукой закроет ворота, другой будет гладить ее волосы, шею, затем возьмет девушку на руки, внесет в дом. Раздевшись, они войдут в сауну. После горячих паров станут под холодный душ, обнимутся. Еще не остывший пар, холодная вода, смывающая пот, пахучий шампунь — все это стремительно сольется, и два тела соединятся в одно. Затем они будут пить коньяк, слушать музыку, смотреть порнографические фильмы. Конечно, подобные картины Офелия соглашалась смотреть разве что под воздействием коньячных паров. Потому что они сами, тут же, и даже еще более изощренно, повторят эротические сцены, увиденные на экране.

Месяц без Офелии еще сильнее разжег, распалил его воображение. Стараясь догнать время, увеличил скорость. Можно подумать, что в его это власти было — передвинуть часы, поспеть раньше времени к грядущим событиям. Вспоминая запах духов Офелии, ее прикосновения, ласки, шепот, любовные стоны, он торопился, спешил. Проезжая мимо двухэтажного дома, где жила Офелия, он представил себе, как она готовится к встрече — меняет нижнее белье, надевает чулки, душится… И голова его при этом слегка кружилась, глаза заволакивала пелена томления и нетерпения. Въехав в переулок, он вышел из машины и, вдев ключ в массивный замок, отворил двойные ворота. Затем он вошел на территорию дачи, запер ее изнутри и отворил дверь, находящуюся на первом этаже. Вынес корзину из машины, сложил продукты в холодильник, затопил печь, зажег свет, включил телевизор.

Был теплый апрельский день. Бросив плащ на перила балкона, Орудж немного погулял во дворе, осмотрел сад, полюбовался на море, видневшееся вдалеке, и затем поднялся на второй этаж в спальню, где у него стояло видео. У дверей обмер: внутри замка торчал ключ. Орудж не верил глазам. От дома, ворот и комнат было два ключа, и оба находились у Оруджа. Один — в сейфе, другой — у него в кармане. И если оба ключа у него, тогда откуда взялся третий?

Ключ вдруг стал тихонько в замке поворачиваться, значит, внутри кто-то был и этот кто-то открывал ключом дверь. Орудж оцепенел от ужаса — кто бы это мог быть? Он почувствовал, как его прошибает холодный пот. Ключ, сделав полный оборот в замке, остановился. Вытянув руку, Орудж толкнул дверь и вошел внутрь. Вздрогнул — внутри находился человек довольно странного облика. С желтыми волосами, желтой щетиной на щеках — словом, все у него было желтое, даже ресницы. «Альбинос», — догадался про себя Орудж. Взяв себя в руки, спросил:

— Ты кто? Что ты здесь делаешь?

— Я Гусейнага, — ответил альбинос. — Старший сын Балами. Я пришел в свой отчий дом. А ты здесь что делаешь?

Оруджу кровь ударила в голову; как смел этот наглый альбинос, это страшилище войти в его дом, разлечься на его кровати, на той самой кровати, где он занимался любовью с Офелией и пережил и будет еще переживать незабываемо восхитительные мгновения; разлегся, даже не потрудившись снять туфли, смял, осквернил подушки, одеяла.

— Убирайся отсюда! — не своим голосом заорал на него Орудж. Но тут же осознал, что уже не в силах владеть собой, вскипел как мальчишка.

Гусейнага не тронулся с места.

— С чего ты взял, что это твой отцовский дом? — напустился на него Орудж. — Это я его выстроил.

Гусейнага не тронулся с места.

Орудж решил, что если понадобится пустить в ход силу, он, пожалуй, легко справится с этим щуплым наглецом. Хоть он и старше его годами почти вдвое, однако не потерял спортивную форму. Но только этого еще не хватало, чтоб Орудж, один из уважаемых людей в городе, известный врач, ученый, полез драться с каким-то проходимцем и сопляком.